А между Кевином и Верой, прямо напротив открытой бутылки с виски, сидел Джэко — с расстегнутым воротником и налитыми кровью глазами. Он плакал и пил, пил и плакал. Конни с первого взгляда поняла, что Джэко, вложив свои деньги в фирму ее мужа, потерял все до последнего пенни. Ее первое увлечение. Человек, который любил ее самозабвенно и просто, который даже в день ее свадьбы с Гарри стоял напротив церкви, надеясь, что, возможно, в последний момент она передумает… Теперь он сидел на кухне их общих друзей — нищий. О Господи, как же ты допустил все это?! Конни стояла в дверях, положив руку на горло, и секунды казались ей годами.

Она была не в состоянии оставаться здесь. Но не могла и вернуться в комнату, где ее ждал взбесившийся Гарри, готовый снова оскорблять ее и втаптывать в грязь самого себя. Она не могла уйти из этого дома и окунуться в мир живых людей. Как смотреть им в глаза?

Может ли быть такое, что некоторые люди, как магнитом, притягивают к себе всевозможные несчастья и подталкивают других к скверным поступкам? Вот, например, она, Конни. Много лет назад у нее обанкротился отец, теперь — муж. Что говорит статистика? Какова вероятность того, что такое может выпасть на долю одного человека? Наверное, ничтожна. Значит, все дело в ней самой.

Конни вдруг вспомнилась прямодушная женщина-психиатр, которая засыпала ее вопросами относительно отца. Может, она была не так уж не права? Может, в ее вопросах таилось зерно истины?

Конни казалось, что она стоит в дверях кухни уже целую вечность. Но, поскольку сидящие за столом даже не пошевелились, это, видимо, продолжалось считанные секунды.

Наконец заговорил Джэко. Голос у него был тяжелый и вязкий, словно жидкий цемент.

— Ну что, теперь ты, я надеюсь, удовлетворена? Остальные молчали.

Ясным и спокойным, как обычно, голосом Конни ответила:

— Нет, Джэко. Это может показаться странным, но мне ни разу в жизни так и не пришлось испытать удовлетворения. — Ее взгляд был устремлен в какие-то недоступные для остальных дали. — Вот уже двадцать лет, как я купаюсь в деньгах, но они не сделали меня счастливее. Большую часть своей взрослой жизни я одинока и, как мне кажется, постоянно играю роль в какой-то пьесе. Впрочем, что тебе до моих признаний! Тебе они не помогут.

— Это уж точно! — У Джэко был вид отчаявшегося человека, который решил идти до конца. Он по-прежнему был красив и энергичен. От Веры Конни знала, что семейная лодка Джэко пошла ко дну, и жена отобрала у него сына, которого он любил до беспамятства. С тех пор единственное, что оставалось у Джэко, был его бизнес, но теперь и этому конец.

— Ты получишь обратно все, что потерял, — сказала Конни.

— Да неужели? — Смех Джэко напоминал собачий лай.

— Да, деньги целы.

— Не сомневаюсь, — фыркнул Джэко, — и наверняка лежат где-нибудь в Джерси, на Каймановых островах или переведены на твое имя.

— Ты угадал, большая часть денег действительно записана на мое имя.

Вера и Кевин смотрели на нее, открыв от изумления рты.

— То есть мне крупно повезло, что я являюсь старинным дружком этой самой жены, ты это хочешь мне сказать? — Джэко не понимал, издевается над ним Конни или говорит серьезно.

— Я хочу тебе сказать, что некоторым мужчинам везет с женами. Если утром Гарри будет в здравом уме, я отвезу его в банк еще до пресс-конференции.

— Но если деньги принадлежат тебе, почему ты не хочешь их себе и оставить? — недоумевал Джэко.

— Потому что я все же не полное дерьмо, что бы ты обо мне ни думал. Вера, можно, я переночую на диване в гостиной?

Вера проводила подругу в гостиную, дала ей плед и с восхищением сказала:

— Ты самая сильная женщина, которую мне только приходилось видеть!

— А ты самая лучшая подруга, какая только может быть, — ответила Конни, а про себя подумала: «Как было бы здорово любить не какого-нибудь мужчину, а Веру! Жить рядом с ней всю жизнь, разводить цветы, дарить друг другу маленькие подарки в знак взаимной любви!» И она рассмеялась своим собственным мыслям.

— Чего это тебе вздумалось веселиться, когда все вокруг летит кувырком? — поинтересовалась Вера.

— Напомни мне когда-нибудь, и я тебе расскажу. Только вряд ли ты поверишь, — ответила Конни, сбросила туфли и улеглась на диван.

Несмотря на все переживания минувшего дня, Конни спала как убитая и проснулась только утром от звяканья посуды. Это был Гарри — бледный, с длинной потемневшей царапиной через всю щеку. А она и забыла о том, что произошло накануне вечером! Гарри стоял, держа в руках поднос с дымящейся чашкой и сахарницей.

— Я принес тебе кофе, — сообщил он.

— Спасибо, — поблагодарила Конни, но даже не шевельнулась, чтобы взять поднос.

— Мне очень стыдно. — Да?

— Мне так стыдно, Конни! Вчера вечером я словно спятил. Все, к чему я когда-либо стремился, это выбиться в люди, и вот, когда мне это почти удалось, я все испортил.

Он был полностью одет и тщательно выбрит. Гарри был готов к самому трудному дню в своей жизни. Конни смотрела на него как в первый раз и видела мужа таким, каким увидят его по телевизору люди, потерявшие из-за него все свои накопления, каким видели его партнеры по деловым переговорам и собеседники на светских раутах. Красивый, жадный до жизни мужчина, который «стремился выбиться в люди», а уж какой ценой — неважно.

А потом Конни заметила, что он плачет.

— Ты так нужна мне, Конни! Ты притворялась в течение всей нашей совместной жизни, так притворись еще раз, сделай вид, что простила меня! Пожалуйста, Конни, я не могу без тебя! Ты единственный человек, способный мне помочь!

Он положил оцарапанное лицо ей на колени и всхлипывал, как мальчишка.

Тот день прошел для нее как в тумане. Он был похож то ли на фильм ужасов, то ли на ночной кошмар, когда никак не можешь проснуться.

Они долго пробыли в адвокатской конторе, где Гарри растолковывали текущее состояние дел. Часть денег, предназначенная для обучения детей, представляла собой трастовый фонд, была удачно вложена и составляла весьма крупную сумму, остальные были записаны на имя Конни и также вложены в различные предприятия. Констанс Кейн являлась чрезвычайно состоятельной женщиной.

Она видела, с каким презрением относится адвокат к Гарри и даже не пытается этого скрыть. Старинный друг ее отца Т. П. Мерфи, поседевший еще больше, также присутствовал при разговоре, но сидел молча, с мрачным, сосредоточенным лицом. Помимо них в конторе присутствовали бухгалтер и эксперт по ценным бумагам. Они обращались с великим Гарри Кейном так, словно он был рядовым жуликом. Впрочем, в их глазах он таковым и являлся. Конни подумалось, что еще вчера в это же время они смотрели бы на Гарри с трепетом и величайшим почтением. Как все изменчиво в бизнесе!

Затем они отправились в банк. Никогда еще банкирам не приходилось испытывать такое удивление — деньги появлялись буквально ниоткуда. Конни и Гарри сидели молча, а их советники втолковывали банкирам, что все эти деньги должны быть выданы единым пакетом от имени банка и пойти на возмещение ущерба пострадавшим вкладчикам.

К середине дня все формальности были улажены, все условия сформулированы. Отыскали партнеров Гарри. Во время пресс-конференции, которая должна была состояться в отеле «Хэйес», им было велено сидеть молча. Жен их туда не впустили, и перепуганные матроны следили за развитием событий по телевизору, установленному в одном из гостиничных номеров. Имя Конни не было упомянуто ни разу. Журналистам сообщили, что деньги на возмещение ущерба взяты из резервного фонда, который компания сформировала именно на такой случай.

Вышедшие в час дня газеты пестрели заголовками о невероятной сенсации: обанкротившаяся страховая фирма готова полностью расплатиться со своими клиентами. Один из журналистов поинтересовался происхождением царапины на лице Гарри Кейна.

— Это вас кто-нибудь из вкладчиков так обработал? — спросил он.