Джой призналась, что большого толка из ее поездки на ярмарку не вышло.

Там была одна дребедень.

— Так зачем же ты поехала? — раздраженно спросил Фрэнк. Пока она была в отлучке, ему пришлось подыскивать кого-то вместо нее, чтобы подготовить зал к предстоящему празднику, а в этом деле никто ей и в подметки не годился.

— Чтобы сменить обстановку, развеяться, отдохнуть, — отвечала она задумчиво.

— Господи, никогда бы не подумал, что на торговой ярмарке можно отдохнуть.

— Можно, если почти безвылазно сидишь в своем гостиничном номере.

— И чем ты таким серьезным занималась у себя в номере? — холодно осведомился Фрэнк.

— А разве я говорила, что занималась чем-то серьезным? Я так сказала?

— Нет.

— Ничего серьезного, абсолютно ничего. Я читала каталоги, заказывала еду, много холодного белого вина. Ах да, и еще познакомилась с одним милым шотландцем, он руководит фирмой, торгующей канцелярскими товарами. А вообще, ничего серьезного.

Фрэнк побледнел, но держал себя в руках.

— Ты пытаешься сделать мне больно? — сказал он.

— С чего ты взял? Мы же из одного теста, ты часто это говоришь. У тебя своя жизнь со своей женой, у меня — своя и свои случайные знакомые. При чем тут боль?

Они лежали в постели. Фрэнк потянулся к ночному столику и вынул из портсигара сигарету.

— Вообще-то, мне не по душе, что ты здесь куришь. Запах потом долго не выветривается, — заявила Джой.

— Вообще-то, я здесь и не курю. Но то, что ты говоришь, не дает мне покоя, — ответил он, закуривая.

— Ну-ну, все это игра, разве не так? — Джой заговорила вдруг совершенно добродушно. — Я много думала об этом во время своей поездки. То, что нас связывает, это не любовь, не та великая страсть, которая заставляет людей совершать глупости. Всего лишь игра. Вроде тенниса, один подает, другой отбивает…

— Это намного больше, чем игра… — начал было он.

— Или вроде шахмат, — мечтательно продолжала Джой, не слушая его. — Один делает искусный ход, другой отвечает на него еще более хитроумным маневром.

— Ты прекрасно знаешь, что нас связывает, незачем придумывать для этого мудреные названия. Мы любим друг друга, но мы с тобой установили рамки нашей любви. Мы восхищаемся друг другом и счастливы вместе.

— Игра, — повторила она.

— Но, Джой, люди, которые встречаются, чтобы сыграть в гольф, сквош или шахматы, это друзья. Ей-богу, не захочешь же ты провести весь день с тем, кто тебе не по душе. Можешь использовать это сравнение, если тебе так нравится, можешь твердить без конца: игра, игра, игра. Но это ничего не значит. Это ничего не меняет. Мы все те же. Ты и я.

— Ты, однако, хороший игрок, — восхитилась она, посмеиваясь. — Как ловко ты обходишь острые углы! Даже не допытываешься, был ли на самом деле шотландец или нет. Думаю, ты был бы очень опасным противником в игре.

Он потушил сигарету, снова пододвинулся к ней, привлек ее к себе и зарылся лицом в ее длинных, блестящих, пахнущих лимонным шампунем волосах, в которых каштановые пряди перемежались с крашеными пшеничными.

— Ну, так же как и ты… Опасный противник. Но разве мы не самые верные друзья и самые преданные любовники, а вовсе не враги?

Но его веселость была наигранной, и он чувствовал, что ее тело не откликается на его ласки. Не по себе становилось от застывшей на ее лице полуулыбки, не имеющей ничего общего с тем наслаждением, какое она должна была бы в тот момент испытывать.

На вечеринку Джой явилась в великолепном темно-синем с белым платье. Глубокое декольте открывало изрядную часть груди и дорогой бюстгальтер с кружевной отделкой. Ее блестящие волосы сверкали золотом и медью. Джой выглядела на десяток лет моложе своих тридцати трех — она была точно прекрасная молоденькая девушка, вышедшая на охоту. Фрэнк с тревогой следил, как она расхаживает в толпе служащих «Палаццо». На сей раз не оставалось сомнений: она порядочно накачалась. Причем еще до того, как приехала на вечеринку.

Страх холодными клещами сдавил сердце Фрэнка. С трезвой Джой он легко мог совладать, но пьяная Джой была темной лошадкой. Ему вдруг вспомнились ужасные, непредсказуемые приступы бешенства, какие бывали у отца. Один раз он в ярости швырнул свой обед в камин. Прошло почти сорок лет, но Фрэнк видел все так ясно, будто это случилось вчера. И глубже всего в его сознание врезалось то, что отец вовсе не собирался этого делать, а намеревался с аппетитом пообедать — он потом всю ночь твердил им об этом. С тех пор Фрэнк стал опасаться пьяных. Сам он пил очень мало и внимательно следил за своими подчиненными, понимая, что под парами человек может быть опасен. Возможно, ничего страшного и не случится, но нет никакой гарантии… Глядя на ослепительную улыбку и глубокое декольте Джой Ист, которая фланировала по залу, то и дело заново наполняя свой бокал, Фрэнк предчувствовал, что добром это не кончится.

Ее первой мишенью стал Карло, который натягивал на себя за сценой костюм Санта-Клауса.

— Чудесно, мистер Палаццо, просто чудесно, — сказала она. — Вы будете иметь ошеломляющий успех. Скажите им, какое жалованье приготовил для них Санта, если они будут примерными мальчиками и девочками и будут трудиться как пчелки.

Карло оторопел. Фрэнк понял, что нужно ее поскорей отвлечь.

— Джой, а где подарки для детишек? Можно тебя на минутку? — попросил он как можно убедительнее.

Она подошла к нему, и он увидел ее осоловелый взгляд.

— Где подарки? — переспросила она. — Ими заведует твоя жена. Наша святая Рената. Санта Рената. — Ее лицо расплылось в улыбке. — Это могла бы быть хорошая песня… Санта Рена-ата…

Она запела на мотив «Санта Лючии»; видно, ей понравилось, как получилось, и она затянула погромче. Фрэнк тихонько отошел. Надо было увозить ее отсюда. Срочно.

В эту минуту появилась Рената и объяснила, что подарки для девочек завернуты в розовую бумагу, а подарки для мальчиков — в голубую. В прошлом году ее отец вручил девочкам ужасных монстров и пауков, а мальчикам — зеркальца и гребешки. На этот раз решили не рисковать.

— Отлично, Рената, — одобрила Джой, — будем действовать наверняка.

Рената глядела на нее во все глаза. Такой она никогда Джой Ист еще не видела.

— Вы замечательно выглядите… очень элегантно, — промолвила она.

— Спасибо, Рената, грациа, грациа милле.[14] — Джой отвесила ей изысканный поклон.

— Впервые вижу вас в таком туалете… и такой жизнерадостной.

Рената проговорила это тихо и с ноткой благоговения. Она нервно теребила край своего дорогого, но совсем скромного шерстяного жакета. Он стоил, вероятно, в четыре раза дороже, чем эффектное платье Джой, но рядом с ней Рената казалась невзрачной пичужкой: черные волосы, желтоватая кожа и сшитый по авторской модели костюм в сиреневом и розовом тонах, отделанный сиреневой замшевой тесьмой. Ничего броского.

Джой смотрела на Ренату в упор.

— Я вам скажу, почему я сегодня выгляжу иначе. У меня есть мужчина. Мужчина моей мечты.

Джой с улыбкой огляделась по сторонам, довольная тем, что ее слова произвели впечатление на окружающих, среди которых были Нико Палаццо (брат Карло), Десмонд Дойл и еще несколько человек из руководства компании. Рената тоже улыбнулась, но неуверенно. Она не знала, что ей следует ответить, и шарила глазами в толпе, словно ища Фрэнка, который мог бы ей помочь.

Фрэнк стоял с таким чувством, будто лед, сковавший его внутренности, треснул и теперь он тонет в ледяной воде. Он ничего не мог сделать. Его почти мутило от ощущения собственного бессилия.

— Я говорила тебе о нем, Фрэнк? — продолжала Джой с лукавым видом. — Ты видишь во мне только профессионала, деловую женщину… а ведь я еще способна на любовь, на страсть.

— Конечно, способна.

Фрэнк говорил с ней так, будто гладил бешеную собаку. Даже если бы между ними ничего не было, все вокруг ожидали бы от него именно этого. Сдержанных, успокоительных слов. Должны же они видеть, в каком она состоянии, они уже должны были это заметить. Или он просто слишком хорошо знает ее, за три года выучив наизусть каждую черточку ее лица и тела, потому и понял, что она потеряла власть над собой? Остальные, казалось, не видели в ее поведении ничего выходящего за рамки — просто у человека праздничное, приподнятое настроение. Если ему удастся остановить ее сейчас, пока она не успела выпалить что-нибудь еще, тогда, возможно, не все потеряно.