— Что с ней такое, она, случаем, не поранилась? — спросил Брендан.

— Да нет. На ней ни царапины.

— Откуда же этот кошачий концерт?

Винсент бросил задумчивый взгляд на удрученную овцу.

— Похоже, она задавила собственного ягненка. Затоптала бедного малыша до смерти.

— Глупая толстая скотина! — сказал Брендан, — сначала валяется на собственном ягненке, а потом еще умудряется застрять в калитке. Вот уж действительно — овца!

Овца доверчиво посмотрела на них и огласила окрестность громким блеянием.

— Она даже не понимает, что я ее оскорбляю, — воскликнул Брендан.

— Да ей наплевать! Она ищет своего ягненка!

— Что, не знает, что сама его и прикончила?

— Конечно, нет! Откуда ей знать? Домой к обеду они пришли вдвоем.

Винсенту бросились в глаза открытки и конверты.

— У тебя, похоже, день рождения! — сказал он.

— Да… — раздраженно буркнул Брендан. Винсент посмотрел на него:

— Хорошо, что они не забывают о тебе. Напомнить потом, чтоб ты не забыл ответить.

— Не так уж это важно. — Брендан все еще злился. Он мыл картофель в раковине и складывал его в большую кастрюлю с водой.

— Хочешь, я разложу письма на каминной полке? Таких предложений Винсент никогда еще не делал.

— Нет, спасибо.

— Дело твое.

Винсент собрал письма в аккуратную стопку. Он заметил длинное письмо от Анны, но воздержался от комментариев. Ждал, пока Брендан сам начнет разговор.

— Анна пишет, что я должен вернуться в Англию и принять участие в этом спектакле — праздновании серебряной свадьбы родителей. — Слово «серебряной» он произнес с насмешкой.

— Серебряная — это сколько? — спросил Винсент.

— Ни много ни мало, двадцать пять.

— Неужели они так давно женаты? О Боже, Боже…

— А ты не был на их свадьбе?

— Ну, Брендан! Неужели ты думаешь, что меня приглашали?

— Они просят меня приехать. А я вовсе не собирался ехать туда в ближайшем будущем.

— Что ж. Все мы делаем то, что должны делать. Какое-то время Брендан обдумывал его слова.

— Да, пожалуй, — сказал он.

И они зажгли сигареты и налили две большие кружки чая, которыми у них обычно заканчивался обед.

— Я вовсе не нужен им там, буду только обузой. Мама будет извиняться за меня перед гостями, объяснять, почему я так поступил и почему я так выгляжу; отец будет поддразнивать меня, задавая всякие вопросы.

— Отлично. Ты ведь уже сказал, что не поедешь. Так зачем нам беспокоиться обо всем этом?

— До октября точно не поеду.

— До октября? — Винсент, казалось, был удивлен.

— Как это на них похоже — затеять суматоху загодя! Они замолчали, но по лицу Брендана было видно, что он так и не принял пока окончательного решения, а его дядя понимал, что им еще предстоит вернуться к этому вопросу.

— Вообще-то, не так уж трудно навестить их раз в несколько лет. Не такой уж подвиг, а для них, может быть, важно.

— Тебе решать, приятель.

— Ты ведь не будешь мне подсказывать, как поступить?

— Конечно, не буду.

— Эта поездка может оказаться слишком дорогим удовольствием. — Брендан бросил взгляд на жестянку из-под печенья.

— Ты же знаешь — на такое дело деньги у нас всегда найдутся.

Он действительно знал это, но просто надеялся найти хоть какое-нибудь оправдание для себя.

— Ведь там я буду лишь одним из всей этой толпы родственников и знакомых; если я все же соберусь поехать, пусть уж лучше тогда, когда сам захочу.

— Пусть будет так, как ты посчитаешь нужным.

За стенами дома они услышали блеяние. Овца с глупой мордой, та самая, что задавила ягненка, все еще пыталась его найти. Она пришла к дому — видно, надеялась, что он спрятался от нее там. Винсент и Брендан смотрели из окна кухни. Овца продолжала блеять.

— Она была бы плохой матерью, даже если бы он выжил, — заметил Брендан.

— Она всего лишь следует своим инстинктам. Сейчас ей хочется его увидеть. Чтобы убедиться, что все в порядке.

Это была одна из самых длинных реплик, какую произнес Винсент за всю свою жизнь. Брендан посмотрел на дядю, и вдруг ему захотелось прикоснуться к нему. Он нежно обнял старика за плечи, тронутый до глубины души его добротой и великодушием.

— Я еду в город, Винсент, — сказал он, — хочу написать пару писем и заработать денег на пиво.

— В нашей жестянке достаточно денег, — ласково ответил Винсент.

— Конечно. Я знаю.

Брендан вышел во двор и прошел мимо одинокой овцы, все еще ищущей своего мертвого ягненка, завел старую машину и поехал в город. Пожалуй, ему все-таки следует появиться на родительской серебряной годовщине. Ведь оторваться от здешней жизни ему для этого придется совсем ненадолго. От жизни, которую он так любил. Да, он вполне может потратить немного времени, чтобы показать, что с ним все в порядке и что он, как и прежде, — член семьи.

3. ХЕЛЕН

Старик посмотрел на Хелен с надеждой. Он видел перед собой двадцатилетнюю девушку в сером свитере и такой же юбке. Волосы прихвачены сзади черной резинкой, но кажется, что в один прекрасный момент им удастся вырваться и рассыпаться по плечам; глубокие живые глаза синего света и веснушчатый нос. В руках она держала черный полиэтиленовый пакет и болтала им из стороны в сторону.

— Мисс, — обратился к ней старый пьянчуга, — не могли бы вы сделать мне небольшое одолжение?

Хелен сразу остановилась, как будто давно была готова к этой просьбе. Бывают прохожие, которые спокойно идут себе дальше, но бывают и такие, что останавливаются. Многолетний опыт научил старика отличать одних от других.

— Разумеется. Чем же я могу вам помочь? — спросила девушка.

Он еще колебался. Ее улыбка была слишком открытой. Слишком благожелательной. Обычно люди бормотали в ответ что-нибудь вроде того, что у них нет мелочи или что они очень спешат. И даже если и соглашались помочь, то особого рвения при этом отнюдь не выказывали.

— Деньги мне не нужны, — сказал он.

— Конечно же нет, — подхватила Хелен таким тоном, будто сама мысль о том, что этому старику в подвязанном веревкой балахоне с пустой бутылкой в руках могут понадобиться деньги, была оскорбительной.

— Я всего-навсего хотел попросить вас зайти в это заведение и взять для меня еще одну бутылочку. Эти сукины дети сказали, что больше мне не дадут, не разрешили даже показываться в их чертовой лавке. Так что я дам вам два фунта, а вы пойдите и купите мне бутылку.

На его землистом лице, обрамленном нестриженными космами и заросшем щетиной, поблескивали хитрые глазки. Он просто наслаждался гениальностью своего плана.

Хелен присмотрелась к нему повнимательней.

Конечно, это ирландец, в крайнем случае — шотландец. У Хелен создавалось впечатление, что пьяницы из Уэльса навечно осели в сонных долинах своего края, а настоящие англичане, наверное, никогда не пили в таких количествах и так напоказ. В этом была какая-то тайна.

— По-моему, вам уже хватит.

— Откуда вам знать, хватит мне или нет? Ну да не будем спорить. Сойдемся на том, что обсуждению это не подлежит.

Хелен встрепенулась: он говорил так гладко, прибегал к таким выражениям… Как же низко опустился этот человек, выражающийся подобным образом! Как такое могло произойти?

И тут же она почувствовала себя виноватой за эту мысль. Именно так сказала бы бабушка О'Хаган. А Хелен ни за что бы с ней не согласилась. И вот теперь Хелен двадцать один год, и она уже думает точно так же, как бабушка.

— Это не принесет вам пользы, — сказала она и добавила вдохновенно, — я говорю так, потому что желаю вам только хорошего, а еще одна порция алкоголя ни к чему хорошему вас не приведет.

Однако склонный к красноречию и утонченным выражениям пьяница только рад был случаю поспорить:

— Однако не от вас я получу спиртное, дорогая моя леди, — торжествующе объяснил он, — этот пункт не входит в заключенное между нами соглашение. Вы всего-навсего выступите в качестве моего доверенного лица на получение алкоголя. — Он не сомневался в неотразимости своих аргументов.