Она еще не так уж сильна, Надя. Каждое убийство, каждая попытка отнимают у нее много сил. Шаг вперед, полшага назад. Еще есть возможность поймать ее, запереть… Но когда она станет больше, я не представляю себе, что будет. Неволин что-то написал об этом, но я не поняла. Не поняла, Надя.
Наташа провела пальцами по глазам, потом посмотрела на запястье. Полчетвертого ночи, и она в центре города, очень далеко от дома — без надежд, без разума и без денег.
Все же она вытащила кошелек — проверить. Но нет, денег и вправду не было, только две монетки по десять копеек, на которое единственно что можно сделать — это позвонить.
Наташа встала, нашла взглядом телефонную будку и направилась к ней неторопливым шагом, и слабо освещенная улица двинулась ей навстречу, подрагивая в такт движению. Мимо на угрожающей скорости промчалась новенькая иномарка, лихо вписалась в поворот, визгнув шинами по асфальту, и издала пронзительный длинный гудок, который можно было примерно понять, как «Девушка! А что это вы тут делаете совсем одна?! Поехали кататься!» Но Наташа, которая не столько шла, сколько рассеянно перемещалась в ночи, плыла сквозь нее и одновременно сквозь хаос собственных мыслей, веселого взвизга клаксона не услышала. Она подошла к телефону-автомату, сняла тяжелую трубку и набрала номер собственной квартиры. И только когда раздался первый тягучий гудок, Наташа вспомнила, что разбила телефон после разговора со Светой, и звонить, собственно говоря, теперь уже некуда. Но только она хотела повесить трубку, как та вдруг ожила, и зазвенели, провалившись, монетки.
— Да! Кто это?! — закричал Слава где-то далеко. — Кто это?! Это квартира Рожнова! Говорите!
Наташа нахмурилась, потом вспомнила, что Рожнов — фамилия ее мужа. Выходя замуж, она оставила свою, и Паша к этому отнесся хоть и скептически, но ровно.
— Слава, — шепнула она в трубку. — Слава.
— Наташка, ты?! Твою… Ты где?! Ты вообще соображаешь, что…
— Слава, — повторила она, прижавшись щекой к холодному металлу. — Слава, мне так плохо!
— Где ты? — голос Славы изменился, в нем появилась тревога. — Что случилось?
— Я на Восстания. Слава, мне нужна твоя помощь.
— Да, нужна. А также помощь ментов и санитаров, потому что когда я до тебя доберусь, то мокрого места не оставлю!
— Я сейчас просто сойду с ума, я не могу, — Наташа почувствовала, что начинает не говорить, а жалобно скулить. — Слава, ты мне поможешь? Я одна не справлюсь.
— Помогу, — буркнул Слава сердито. — Где ты конкретно находишься? Восстания — улица длинная.
— Нахожусь?! — Наташа хихикнула. — Я не нахожусь. По-моему, я как раз-таки потерялась!
— Наташ, я сейчас за тобой приеду. Скажи мне, где ты!
— На троллейбусной остановке. Там скамейка. Я на ней сидела, и сейчас опять пойду и сяду на нее. Там светло и можно…
Она запнулась, поняв, что последние два предложения сказала бившимся вдалеке коротким гудкам — Слава уже отключился, уже ушел. Ох, и влетит же ей от Славы! Бедный парень, она его совсем задергала.
А как же Паша. Не хочешь ли ты и его пожалеть. Он-то разве в чем-то виноват? Это жизнь… жизнь такая.
Наташа вернулась к скамейке, села и закурила, глядя на звезды, затянутые легкой вуалью облаков. Облаков было много, они медленно ползли откуда-то с юга — может быть, скоро все-таки пойдет дождь, прибьет пыль, и, хоть и ненадолго, станет свежо. Дождь все смоет. Все.
Спустя пятнадцать минут к остановке подлетел, дребезжа всеми составными частями, старенький «пассат», и из него выскочил Слава, вся одежда которого состояла из помятых брюк.
— Сидим, да?! — спросил он свирепо. — Молодец! Все, поехали!
— Слава, — произнесла Наташа, вставая и поправляя на плече сумку. Неожиданно она качнулась вперед и прижалась к нему, обхватив одной рукой. Слава растерянно обнял ее, потом приподнял ее голову за подбородок и посмотрел на искаженное, несчастное лицо.
— Да что случилось?! Ты из-за Нади, да?
— Славка, прости меня!
— Да ерунда, чего там!
— Мне придется тебе такое рассказать…
— Давай-ка поедем, лапа, домой — там рассказывай хоть до утра. Спать мне уже все равно, чувствую, сегодня не светит, так что…
— Ты теплый, — вдруг непоследовательно заметила Наташа, прижимаясь лицом к его груди. Слава обнял ее крепче, и от этого ей вдруг стало как-то удивительно спокойно, мысли перестали метаться в голове, и все сделалось четким и ясным. Да, ей придется рассказать обо всем Славе, но согласится ли он ей после этого помочь — неизвестно. Но нужно, чтобы Слава был рядом. Все время был рядом. Иначе она просто сойдет с ума. Неожиданно Наташе стало стыдно, будто она потянулась к чужому кошельку.
— Замерзла? Вроде жара такая… А ты часом не заболела ли?
— Э, народ, ну мы едем или где?! — в открытую дверь высунулся сонный водитель. Слава махнул на него рукой, точно отгонял муху.
— Да, едем, едем! Все, Натаха, полезай!
На заднем сиденье было удивительно уютно, хотелось свернуться калачиком, прижавшись к чьему-нибудь плечу и покачиваясь в такт движению машины, и слушать, как шуршат шины по асфальту и ревет мотор. Так приятно было ехать по обычной дороге, ничего не боясь… Но Наташа села прямо, плотно сжав колени и вцепившись пальцами в сумку, и, отвернувшись от всего, равнодушно смотрела в темное окно. Водитель включил «Мумия Тролля» и, барабаня пальцами по рулю, подтягивал:
— Ка-ак тебе па-авезло… у! Пам-пам-пам-пам-пам-пам… ма-аей не-эве-эсте!
Слушая его, Наташа ощутила жуткую зависть. Этот человек даже не подозревал, как он счастлив сейчас по сравнению с ней. На мгновение она подумала, что могла бы обменять все свои знания, весь талант, всю свою значимость на простую возможность беззаботно подпевать чьей-то песенке и не думать о том, как много теперь от нее зависит и что еще может случиться.
Машину тряхнуло, Наташу подбросило, она сильно стукнулась загипсованной рукой о Славку и взвыла: рука вдруг, словно проснувшись, остро отреагировала на удар, и где-то под гипсом зазмеились тонкие огненные струйки.
— Ой, прости, — сказал Слава, хотя совершенно ни в чем не был виноват. Наташа молча положила голову ему на плечо. Он просунул руку между спинкой сиденья и ее спиной и обнял, надежно придерживая. — Давай, держись, сейчас приедем — пойдешь баиньки.
— Славка, как хорошо, что ты остался сегодня, — пробормотала Наташа. — Как хорошо, что ты приехал за мной. У меня же теперь совсем никого нет.
— Совести у тебя нет, в первую очередь! — заметил Слава холодно. — Я проснулся — в доме темень, никого нет — это в три-то часа ночи! Чуть с ума не сошел, понять не мог, куда ты подевалась! Надька… теперь эта еще пропала! Думать же нужно! Хотя бы иногда! Можно было разбудить, сказать, записку оставить, наконец!
— И ты бы поехал со мной, — отозвалась Наташа. — Слава, ты очень хороший, но ты мне там бы все испортил. Ты и сам это поймешь, когда я тебе все расскажу.
— Ты вовремя позвонила. Я ждал, ждал, уже собрался уходить на поиски, знакомого одного напряг тебя искать — у него машина…
— Я думала, телефон разбился.
— Да нет, работает, я в нем поковырялся немного… Слышь, друг, сигаретку не отломишь?
— На! — сказал водитель не оборачиваясь и протянул ему пачку вместе с зажигалкой. — Завтра мы иде-о-ом… па-пам… тратить все твои-и…де-эньги!
— Скоро приедем, — пробормотал Слава и зевнул. — Скоро…
Наташа закрыла глаза, чувствуя, как он рассеянно гладит ее по волосам, и за всю дорогу больше не проронила ни слова.
— Теперь… что ты скажешь? — спросила Наташа охрипшим от долгого рассказа голосом.
Она прислонилась к застекленной балконной двери и смотрела на платаны, которые сегодня казались отчего-то потрепанными — стояли угрюмые, свесив в неподвижный утренний воздух желто-зеленые листья. Небо, неряшливо усыпанное клочьями облаков, еще хмуро серело, не торопясь окрашиваться в обычную яркую и чистую летнюю лазурь. Утро уже наступило, но ночь еще бродила где-то рядом, подбирая забытые тени и звезды.