— А что если так? Что ты сделаешь?
Рощина пожала плечами.
— Возможно, ничего. Видишь ли, мне редко попадались мужчины, которые мне физически настолько подходили. А тебе такие как я, думаю, вообще не попадались.
— Это точно, — отозвался он не без издевки. Марина изогнулась в дверном проеме, положив одну руку на косяк, и полы ее халата слегка разъехались в разные стороны.
— Не боишься стоять спиной к коридору?
— Нет. Меня не убьют.
Непреодолимая убежденность в ее голосе и удивила его, и позабавила.
— Чем же ты хуже других?
— Эксперимент, — она улыбнулась, и ее аметистовые глаза полыхнули. — Они убрали тех, кто был неинтересен. Мальчишка и Света. Убирают жалких, слабых — тех, за кем не интересно наблюдать.
— А оставляют таких, как ты?
— Таких, как мы! — отрезала Марина. Виталий усмехнулся.
— Да-а, девочка. Значит, ты сильная? А я ведь заметил, как ты бедную Светку своим вниманием окружала. Прямо по матерински опекала… Как бедную дурочку. Тебя ведь тянет к слабым, да, Мариш? Ты ведь только рядом со слабыми чувствуешь себя чем-то значительным? Этакий вампирчик. Ты поэтому так остальных девчонок невзлюбила. И Кристинку, и Ольку, и Альку? А? Они не нуждаются в опеке. Они не слабые. А вот ты рядом с ними кажешься себе слабой.
Губы Марины зло дернулись, и аметистовый блеск глаз из теплого стал ледяным. Она выпрямилась и, звякнув ключами, произнесла:
— А вот это ты сейчас напрасно сказал!
Значимость своих слов она подчеркнула громким хлопком двери, от которого звякнули оконные стекла.