– А ты?

– Я не знаю, что и думать. Я знаю только, что я доверяла тебе… а ты… – Она вздохнула. – Какой смысл в том, чтобы бередить это снова?

Руди показалось, что ее слова как тяжелые камни, ударяют по стенкам его желудка. Ведь он знал, Боже милостивый, он знал, что она не простила его. Так почему же ему сейчас было так больно?

– Я позвал тебя сюда не для тога чтобы просить прощения, – сказал он, стараясь говорить спокойно, и даже едва заметно улыбнулся, хотя он чувствовал, что маска спокойствия, которую он старался сохранить на своем лице, вот-вот спадет. – Я считаю, что ты имеешь право чувствовать та что ты чувствуешь, поэтому я не прошу тебя ни о чем. Просто мне хотелось увидеть тебя.

Лорел не улыбалась… но она и не вскочила, и не ушла.

Слава Богу. Руди чувствовал, что комната перестала кружиться, и его полуобморочное состояние исчезло.

Он следил за тем, как Лорел начала играть с перламутровой застежкой своей сумочки.

– Послушай, – сказала она ему, – я больше не злюсь на тебя. Меня уже не мучит то, что ты сделал.

Руди понимал, что она не хотела обидеть его, но ее слова больно ранили. Равнодушие… это страшнее, пожалуй, чем ненависть. – Поэтому если тебе будет от этого легче, – продолжала она, – то я скажу тебе, что мне не нужны твои объяснения.

– Обещаю, что я не буду ничего объяснять. – Он развел руки, как фокусник, который хочет показать, что у него в руках ничего нет. Лорел и представить не могла, чего ему стоило сдержаться, чтобы не разрыдаться. – Я хотел тебе сказать только одно. Ты для меня все так же много значишь, как и раньше. И я хочу, чтобы ты знала об этом.

– Тогда зачем ты все это сделал? – Она соединила ладош, положила локти на стол, оперлась на них подбородком и смотрела на него, явно ничего не понимая.

Руди чувствовал, что его начало трясти. Чтобы руки перестали дрожать, ему пришлось наклониться вперед и схватиться руками за колени.

«Ты действительно хочешь знать? Ты хочешь услышать, что ты единственное существо на этом свете, которое я люблю… и которое отвечало, хоть в какой-то мере, мне взаимностью' .

Нет, он не хотел, чтобы она жалела его. Он скорее бы согласился на то, чтобы она возненавидела его. Руди начал говорить, он теребил в руках салфетку и рвал ее на мелкие полоски.

– Однажды я вел одно дело… мой клиент проиграл дело об опеке и впал в такое отчаяние, что в тот же день схватил свою маленькую дочку и сбежал с ней. Девочке было всего пять лет. К счастью, полиция поймала его до того, как он пересек границу штата. Я спросил его: «Зачем вы сделали это?» Он образованный человек, кончил университет, и, знаешь, что он мне ответил? «Я вынужден был это сделать». Теперь я понимаю, что чувствовал тот человек, вынужденный совершить нечто такое, что, он знал, не должен был делать. Извини меня, – с трудом произнес Руди. – Ты представить себе не можешь, как я обо всем сожалею. Когда я думаю о тебе и о ребенке… – Он замолчал, почувствовав, что задыхается.

Лорел сидела неподвижно, устремив взгляд на одну из русалок, украшающих дубовые колонны. Наконец она посмотрела на него, и ему показалось, что в ее глазах появилось какое-то понимание. А может быть, ему просто показалось?

– Его зовут Адам, – мягко сказала она. – Хочешь посмотреть его фотографию?

Руди кивнул. Он следил за тем, как она вынимала сначала тонкий бумажник из своей вечерней сумочки, а затем из него фотографию восемь на двенадцать, сделанную, наверное, каким-то школьным фотографом. На ней был изображен маленький мальчик в полосатой майке. Темные пряди волос падали ему на глаза, он широко улыбался. Руди почувствовал, как сердце у него больно сжалось. Он долго смотрел на фотографию, прежде чем смог вернуть ее.

– Ты можешь взять ее, – сказала она. – У меня дома есть еще.

– Спасибо, – сказал он мрачно, может быть, слишком мрачно. Но он не хотел, чтобы она заметила его волнение. Ему столько хотелось узнать. Сможет ли она жить без него? Нуждается ли она в чем-нибудь? Скучает ли мальчик… Адам… по своему отцу? Но было слишком поздно… она уже вставала… и ее платье нежно шелестело.

– Мне пора идти, – сказала она. Она не говорила тех вежливых неискренних слов, которые обычно говорят люди при прощании. Она просто протянула руку, и на мгновение Руди даже подумал, что ему показалось, будто она дотронулась до его запястья.

– Пока. – Она направилась к двери, затем резко повернулась. Он увидел в ее глазах слезы и вдруг почувствовал себя счастливым. – Знаешь, ты оказал мне огромную услугу, – сказала она ему. – Адам – это самая большая драгоценность, которая у меня есть. – Она слегка улыбнулась и едва заметно помахала ему рукой.

Наблюдая за тем, как она уходит, Руди сначала вытянул руку с зажатой в ней фотографией, а затем прижал ее к солнечному сплетению и ощутил исходящее от нее тепла от которого боль в животе утихла.

Когда Лорел вошла в зал, обед был в полном разгаре. Официанты разносили блюда, разливали вина и докладывали хлеб в хлебницы. Она остановилась под сводами арки в романском стиле и с сожалением подумала о своем присутствии здесь.

«Это все не для меня».

Она была потрясена встречей с дядей Руди. Сама того не желая, она испытывала к нему жалость. Она чувствовала, что что-то большее скрывалось за его желанием видеть ее, как он это сказал, и испытывала угрызения совести от того, что была холодна с ним. Хотя это было смешно. Она ничем не была ему обязана.

Ее сердце учащенно билось, но не из-за нега И почему, вместо того чтобы развернуться и убежать отсюда, она продолжала сейчас вглядываться в лица людей, сидящих в этом огромном зале? Да, она отыскивала только одно лицо. Джо. Был ли он здесь? Энни пригласила его, вернее, их обоих, но пришел ли он сюда один? Долли наверняка сказала ему, что я буду здесь. Принимая во внимание длинный язык Долли и ее доброе сердце можно было даже подумать, что она нарочно устроила все чтобы они помирились. Она, вероятно, даже сделала так, чтобы они сидели за одним столиком.

Лорел вдруг на мгновение ощутила страшную легкость во всем теле и ей показалось, что она взлетает. Как, интересно, он будет вести себя, когда увидит меня? Соскучился ли он по ней так, как она соскучилась по нему? Хотелось ли ему вернуться домой так же сильна как ей хотелось увидеть его дома?

Но вдруг сердце у нее упала и она поняла, что Джо нет среди сидящих за столами людей. Он не пришел. Он не хотел видеть ее Он не соскучился по ней.

Мимо нее пронесся официант, и она ощутила на теле теплое дуновение воздуха. Лорел отступила назад и ухватилась за одну из зеркальных колонн. На закрытой бархатным занавесом сцене полный человек в смокинге что-то начал объявлять. Он сказал, что через несколько минут будут объявлены имена победителей, а после этого всех приглашали попробовать десерт.

– И если вы думаете что судьям было легко выбрать победителя, – произнес он своим зычным голосом, как обычно говорят телевизионные ведущие – то через несколько минут вы будете думать иначе, увидев множество замечательных вещей.

Раздались аплодисменты и крики приветствия.

Лорел заметила свою сестру, та сидела за столиком около сцены между тетей Долли и человеком с грубым лицом и короткой стрижкой седых волос. Она держалась так, как будто была на приеме во дворце Энни рассказывала какую-то историю, и все сидящие за ее столом наклонились вперед: они внимательно слушали и смотрели на нее восхищенными глазами. Энни, как всегда, прекрасно владела ситуацией. На ней отлично сидело платье на которое Лорел затратила столько труда, и, несмотря на та что была очень расстроена, все же закончила его вовремя. В нем Энни сейчас выглядела так, как будто ей не нужна была ничья помощь, как будто она сама могла справиться со всеми проблемами на этом свете.

Лорел вдруг почувствовала, что она совершенно не вписывается в эту обстановку. Она никогда не будет чувствовать себя уютно в этом мире, мире Энни, который Джо тоже любил и в котором он чувствовал себя достаточно уютно. Может, он и не пришел именно потому, что знал, что из этого ничего не выйдет? Что она никогда не сможет стать такой, какой он бы хотел ее видеть?