– Энни.

– Эм, я знаю, что ты собираешься сказать, – произнесла она, тяжело дыша как будто только что пробежала целую милю, догоняя его, а сердце ее сильно билось о стенки грудной клетки. – Пожалуйста не говори этого. Подожди. Мы поговорим позже, когда приедем домой… когда все будет кончено.

– Все уже кончено. Между нами. С меня довольно. – В его голосе не было раздражения, только грусть и печаль. – Я не виню тебя. Я знал, на что шел. Я, как тупой ковбой на родео, который считает, что выиграл тот, кто дольше всех удержался на лошади. В жизни все не так просто.

Она смотрела как двигались его губы, и думала о том, какие они у него удивительно сексуальные. Ей очень хотелось Эммета. Она испытывала сейчас к нему такое же страстное и сильное влечение, которое испытывала вчера к Джо.

– Я люблю тебя, – сказала она ему и впервые была в этом уверена.

Его голубые глаза обожгли ее так пронзительно, как неоновый свет.

– Я вчера очень беспокоился о тебе после того, как расстался с тобой… ты выглядела такой измученной. Я не хотел звонить тебе, так как боялся разбудить. Поэтому сегодня утром я заехал к тебе, чтобы спросить, как ты себя чувствуешь. Это было в пять часов, тебя не было дома… я позвонил на фабрику, я даже позвонил Луизе домой и разбудил ее. Она сказала, что ты не придешь на фабрику до половины седьмого. И тогда я вспомнил о Джо. Ведь ты к нему ходила прошлой ночью? – Она видела, как он сжимал и разжимал кулаки своих рук. – Нет, не надо отвечать на мой вопрос. Я не хочу ничего знать. Или правильнее будет сказать, что я не хочу этого слышать. – Он сделал кулаком кругообразное движение и затем резко остановил его недалеко от ее лица, а потом нежно сжатым кулаком погладил ее по щеке костяшками пальцев.

Энни хотелось сказать ему, что он ошибается, что она любит его… но как могла она объяснить ему это?

Эммет покачал головой и безнадежно развел руками.

– Я кое-что понял прошлой ночью. Я всегда раньше думал, что любовь вечна, как звезды или вселенная. Но знаешь, это не так. Любовь может кончиться, как кончается бензин в машине. Любовь может изнашиваться, как изнашивается шина у автомобиля, если на ней проехали слишком большое расстояние по плохой дороге. Энни, я устал. У меня больше ничего не осталось.

Энни стояла ошарашенная, как будто нырнула в очень мелкую реку. Она везде ощущала боль – в груди, в голове, в животе. На глаза ее навернулись слезы. Она должна была объяснить ему. Она должна была заставить его понять, как ей хотелось быть с ним сейчас… завтра… всегда.

– Эм… – Голос ее дрогнул, и она замолчала. Ей хотелось умолять его, но что-то сдерживало ее. Она понимала, что если бы она смогла заставить себя сделать это, то, возможно, вся ее жизнь пошла бы по-другому. Она испытывала боль в позвоночнике, наверное, такую же, как Эммет в своей больной ноге.

– Я не останусь на банкет, – продолжал он. – Я просто пришел попрощаться с тобой.

– И для этого ты надел смокинг? – Она попыталась улыбнуться сквозь слезы.

На его толстых веснушчатых губах появилась едва заметная улыбка.

– Я хотел уехать на рассвете в смокинге, как какой-нибудь повеса.

– Уехать? Ты куда-нибудь уезжаешь? Он пожал плечами.

– Я закончил свои дела здесь. Я переезжаю на запад. – Он усмехнулся: – О Боже, я говорю как Мэтт Диллон.

– Мэтт Диллон не зарабатывал себе на жизнь недвижимостью, – произнесла она и тыльной стороной ладони смахнула слезы со щеки. Она была сердита на себя и на него. Нет, он не имеет права уехать. Это несправедливо. Все, кого она любит, покидают ее. – Я не хочу, чтобы ты уезжал… ты ведь знаешь?

Эммет посмотрел на нее своим долгим взглядом.

В эту минуту она почувствовала, что могла бы заставить его изменить свое решение. Но он только поцеловал ее и сказал:

– Существует разница между нежеланием, чтобы кто-то уходил, и желанием, чтобы кто-то остался.

Несколько минут он продолжал стоять в нерешительности. Его ярко-голубые глаза смотрели чуть в сторону, как будто он смотрел куда-то вдаль, за горизонт. А может быть, он изо всех сил старался не расплакаться. Она вдруг ощутила нестерпимое желание дотронуться до него, как-то успокоить… хотя сейчас она сама ощущала, что ее жизнь рушится. Инстинктивно она ладонью коснулась его щеки. Его рот искривился в иронической улыбке, и в этот момент Энни ощутила душераздирающую боль.

Энни долго смотрела вслед огромному человеку с рыжей копной волос. Она знала, что упускает в эти минуты свое женское счастье. Знала, но изменить что-то была не в состоянии. У нее не было сейчас на это сил. Хотелось зарыдать, забыться…

Но и этого позволить она себе не могла. Не сейчас. Потом, когда остается одна…

У нее все еще оставалась компания «Момент». И хотя ей нестерпимо хотелось броситься за Эмметом, она знала, что если не останется здесь и не заключит контракт с Фельдером, то потеряет не только Эммета, но и свое дело.

Энни расправила плечи, смахнула слезы и направилась в зал. Она высоко держала голову, как королева во время коронации.

– Черт! – выругался Анри, когда тонкий лист шоколада, который он резал, раскололся пополам.

Он только что вынул этот лист из холодильника. От холода он стал слишком ломким, ему нужно было подержать его при комнатной температуре хотя бы несколько минут. Но здесь было так жарко, что казалось, что даже масло тут же начинало таять. Он знал, что если бы шоколад стал слишком мягким, то его уже почти законченные трехмерные фигурки, сделанные целиком из шоколада, размягчились бы и начали распадаться в местах склейки.

Руки у него дрожали, но он заставил себя делать все медленно. Он не может опять ошибиться. Он положил кусок плотной бумаги в форме лебединого крыла на прямоугольную заготовку и несколькими быстрыми точными движениями начал резать лист толщиной в полдюйма. Все должно быть великолепно… и тогда она поймет, как сильно он все еще любит ее.

Надо прикрепить еще несколько деталей, и все будет готова Это будет озеро из шоколада в Булонском лесу, где он впервые обладал ею.

Само озеро он сделал из выпиленного из листа шоколада овала, а сверху в некоторых местах нанес мазки белого шоколада, чтобы создалось впечатление волнистой поверхности. А по краям овала он прикрепил тонкие заостренные полоски шоколада, чтобы изобразить камыш и кое-где посыпал какао, чтобы создать впечатление шероховатости. Из молочного шоколада он сделал плавающие листы лилий, а из белого шоколада – сами цветки лилий, изогнутые лепестки которых были такими тонкими, как яичная скорлупа В середине озера он поместил сделанную из мягкой шоколадной массы лодку с двумя фигурами, мужчины и женщины. Вокруг лодки плавали шоколадные лебеди и гуси, а с одной стороны озера возвышался сделанный из молочного, белого и темного шоколада водопад.

Узнает ли она это место? Помнит ли она его? Даже если она и узнает, может, она не захочет возобновлять с ним отношения.

«Сколько лет прошло зря».

Почему он был таким глупым и все время настаивал, чтобы она переехала в Париж?

Сейчас же, если она захочет, они начнут все сначала. Здесь они будут вместе. У него, слава Богу, было отложено достаточно денег, и, кроме того, у него были акции фирмы «Жирод», за которые Франсине, если она пожелает оставить их семье, придется заплатить порядочную сумму.

Ему нелегко было представить свою жизнь без фирмы «Жирод», без тех, с кем проработал он столько лет, без Помпо.

Но эти люди смогут прожить без него, и он сможет прожить без них. Когда он начал вести дела своего тестя, это была очень маленькая фирма но он благодаря упорному труду, умению работать с шоколадом, умению найти нужных людей, способных помочь ему, создал предприятие, пользующееся отличной репутацией. И это его умение осталось при нем. Даже если ему придется начинать все с нуля в свои шестьдесят два года…

Да это озеро было больше, чем произведение фирмы «Жирод». Он вложил в него все, что знал, все, что умел. Разве можно было бы найти какой-нибудь другой, лучший способ выразить свои чувства к Долли? Если он начнет говорить какие-нибудь слова, то они могут показаться глупыми. Пусть она увидит это… и поймет, что в каждую лилию, каждую веточку камыша вложена частица его сердца.