М. Барышев

Операция "Ривьера"

ГЛАВА 1

«Двор» в Ницце

Буйствовал полдень. В душном зное замерли зеленые свечи кипарисов и серебристые оливы. Расцвеченная солнечными бликами вода Лигурийского моря уходила к горизонту и сливалась там с голубым небом. Паруса яхт белели в аквамариновой дали. Остро пахли олеандры. Теплый запах цветов на солнце туманил голову.

На просторной веранде с вязью тонких мавританских колонн было прохладно даже в накаленный июньский полдень. Широколистные платаны милосердно простирали ветви, оберегая от солнца стрельчатые окна, мягко ворковали фонтаны, рассыпая охлаждающие струи.

Высокий человек в костюме из белой фланели закурил сигару и откинулся на спинку плетеного кресла, жалобно скрипнувшего под грузным телом.

Пышноволосая женщина в легком платье со смелым вырезом, расположившаяся на диване в глубине веранды, повернула голову на скрип кресла и строго посмотрела голубыми, навыкате, глазами.

Скрип затих. Человек во фланелевом костюме приглашающе вскинул руку.

Короткий жест был повелителен и привычен.

Фортуна явила этому человеку редкое благоволение. Он взял на себя лишь труд появиться на свет. Издав крик в колыбели, он обрел титул великого князя Российской империи, богатство, славу, знатность и власть.

Когда в семнадцатом году царствующего родственника, самодержца и государя императора Николая Романова свергли с российского престола, Кирилл Владимирович решил, что подошло и ему время подобраться к опустевшему трону. Он решил действовать энергично, с учетом состоявшихся перемен и настроений российских деловых и либеральных умов, распевавших теперь на собраниях «Марсельезу» вместо «Боже, царя храни».

В феврале семнадцатого года великий князь явился в Государственную думу с красным бантом на отвороте адмиральского мундира. Поступок был решительный.

Но те, кто скинул с престола государя императора, не прельстились красным бантом на груди его высочества. С другой стороны, те, которые считали миропомазанного царя единственно законным правителем, пришли от банта в совершеннейшую ярость и дружно отвернулись от члена августейшей фамилии, поправшего святая святых державной династии.

Потом фортуна на некоторое время покинула подопечного, и тому пришлось самым натуральным образом уносить ноги, чтобы не попасть в руки большевиков.

Ценности, прихваченные в торопливом вояже, быстро улетучились в веселом городе Париже. К радостям жизни Кирилл Владимирович был неравнодушен с малых лет и привык тешить собственную натуру широко. Фантазией по этой части он обладал незаурядной. Кто бы другой, например, додумался одну из очередных пирушек закончить парадом любвеобильных парижанок с площади Пигаль? В костюмах Евы, сведенные в полуроту, они промаршировали под предводительством трубачей Преображенского полка перед гостями великого князя по банкетному залу загородного ресторана.

Широту фантазии, к сожалению, требовалось соответственно оплачивать.

Сидеть бы Кириллу Владимировичу на мели. Но фортуна, исправляя забывчивость, вовремя одарила его круглым наследством от великой княгини Марии Павловны.

Хотя наследство было завещано Кириллу вместе с братом Андреем, законная половина его составила внушительную сумму.

Великий князь Андрей не претендовал на верховную власть, удовлетворясь деньгами, комфортом и прелестями жизни с балериной Кшесинской.

Кирилл Владимирович щедрый дар принял как некий знак для осуществления своей мечты о российском престоле. Его не смутило, что державный трон находится в некотором отдалении и представляет уже исторический экспонат. Великий князь был убежден, что стоит только законному наследнику изъявить желание возложить на плечи тяготы императорских и государственных забот, как благодарные подданные дружно падут на колени, перевешают большевиков и колокольным звоном встретят новоявленного батюшку царя.

Однако у Кирилла Владимировича появился неожиданный соперник. Тоже член высочайшей фамилии, тоже великий князь и дядя свергнутого российского императора — Николай Николаевич. Бывший верховный главнокомандующий во время недавней войны, Николай Николаевич пользовался известностью и авторитетом в офицерских кругах, оказавшихся в эмиграции. Понимая, что законы о престолонаследии не дают права непосредственно претендовать на престол, Николай Николаевич действовал осмотрительно. Он широковещательно заявлял, что борется против большевиков. Когда же они будут уничтожены, можно решить и вопрос о персоне будущего российского монарха.

Расчет Николая Николаевича был прост — как только престол будет восстановлен в правах, в России, как это было в давнее Смутное время, соберется Земский собор. Памятуя заслуги великого князя Николая Николаевича в борьбе с большевиками, его авторитет и известность, Земский собор, в исключение закона о престолонаследии, изберет его русским самодержцем.

Пока же Николай Николаевич рассылал письма и заявления, заигрывал с беглым офицерством, настойчиво искавшим «вождя». На стороне великого князя оказался и «совет послов», возглавляемый бывшим царским дипломатом Гирсом. Энергичный и изворотливый, Гирс умело использовал то обстоятельство, что Советская Республика не была признана де-юре и формально послы несуществующего уже императорского двора продолжали исполнять дипломатические функции. Гирс стал ведать всей иностранной политикой Николая Николаевича, вступал в дипломатические отношения с правительствами Европы, Америки и Азии, всеми возможными способами привлекая их на сторону своего шефа. «Совет послов» прибрал к рукам остатки вкладов на счетах посольств и создал довольно кругленький фонд, с помощью которого он успешно вербовал сторонников. Печатным и устным способом николаевцы при каждом удобном случае напоминали о красном банте на отвороте адмиральского мундира, хотя Государственная дума давно провалилась в тартарары и про бант полагалось, по справедливости, забыть.

Повинуясь взмаху высочайшей руки, на веранду вошел генерал. Отлично сшитый мундир подчеркивал статность его моложавой фигуры. Золото погон оттеняло крупные плечи.

В руках генерала была папка зеленого сафьяна с великокняжеским вензелем. Шел он легко и пружинисто. Казалось, по натертому паркету идет не человек, а дрессированный леопард, послушный каждому знаку хозяина и в то же время ощущающий собственную силу и неотвратимость стремительных бросков.

Генерал застыл в двух шагах от кресла, ожидающе склонив красивую голову с крепким затылком. Карие, с приметной горячинкой, глаза на мгновение метнулись в сторону легкого женского платья с глубоким вырезом, отороченным каймой дорогих брюссельских кружев.

— Читайте, Волошин… Послушаем, как это звучит, — сказал Кирилл Владимирович одному из преданнейших друзей семьи, не покидавшему великого князя и в те трудные дни, когда фортуна, казалось, отворачивалась от него.

Генерал Волошин не отворачивался от великого князя, потому что отворачиваться ему было некуда. Революция отняла поместье, богатство и блестяще начатую на дворцовом паркете военную карьеру. Чтобы не оказаться шофером такси на Ривьере, он был искренне предан великому князю и ещё более его высочайшей супруге.

Генерал покосился на Викторию Федоровну, откашлялся и начал читать обращение будущего российского императора к возлюбленным подданным.

— «…Осенив себя крестным знамением, объявляю всему народу Русскому. Надежда наша, что сохранилась драгоценная жизнь Государя Императора Николая Александровича или Наследника Цесаревича Алексея Николаевича или Великого Князя Михаила Александровича, не осуществилась…»

Голос Волошина скорбно дрогнул. Великая княгиня поднесла к глазам надушенный платочек и склонила голову.

— «…Российские Законы о Престолонаследии не допускают, чтобы Императорский Престол…» — снова зазвучал на веранде с ажурными колоннами генеральский голос.