Поездка государя в Париж пока дело решенное… 13-го будущего мая он отправится туда через Берлин и в сопровождении прусского короля пробудет в Париже неделю, потом через Штутгарт, Карлсруэ проедет в Варшаву и Ригу… Едет с ним гр. Петр Шувалов. В Париж, как говорят, будет призван из Константинополя Игнатьев. — Поедет ли в Париж, это еще под спудом, а между тем от этого обстоятельства и зависит, по-моему, все значение этого дела. — Личная ли это интрига, которой благодушный монарх служит бессознательным орудием, или обдуманная, сознательная политическая программа. — Вот, по крайней мере, какими наличными соображениями объясняют и оправдывают эту программу ее защитники.
Они говорят, что только подобным заявлением, каково будет личное присутствие обоих государей, можно надеяться при данных обстоятельствах настолько ослабить давление их в смысле воинственного исхода, чтобы упрочить мир, по крайней мере на несколько времени, так как мы предвидим, что при состоявшейся войне мы непременно будем вовлечены в оную… К тому же, вероятно, мы надеемся, что, приобщив Наполеона к нашему союзу с Пруссиею, нам удастся отвлечь его от Англии и через это найти возможность столковаться с ним касательно если не решения, то, по крайней мере, улажения восточного вопроса… Все это, как вы видите, есть не что иное, как мудрость юродствующих и прозорливость слепотствующих… Все это, сверх того, обличает, не говорю — непонимание, а совершенно превратное понимание судеб России и исторических законов ее развития… грубейшее, напр<имер>, непонимание этой простой фактической истины, что если бы нам и удалось в самом деле умиротворить Запад, то этот умиротворенный Запад, неминуемо и совершенно логично, опрокинется на нас же всем грузом европейской коалиции. Эта-то полнейшая бессознательность своих жизненных условий, это-то совершенное извращение прирожденных инстинктов в нашей правительственной сфере — вот в чем если не гибель наша, то наш страшный камень преткновения. Но история все-таки возьмет свое, устранит и этот камень. — Война состоится, — она неизбежна, она вызывается всею предыдущею историею западного развития. Франция не уступит без бою своего политического преобладания на Западе, — а признание ею объединенной Германии законно и невозвратно совершившимся фактом было бы с ее стороны равносильно отречению ее от всего своего европейского положения. — Борьба следственно неизбежна. Это будет первая сознательная племенная война между составными частями Европы Карла Велик<ого>, т. е. первый шаг к ее разложению, и этим самым определится мировой поворот в судьбах Европы Восточной. — Вот вопросы, которые неминуемо уяснятся до общего самосознания на предстоящей сходке Всеславянской — хотя, конечно, приостановка «Москвы» в данную минуту отзовется страшным диссонансом в нашем оратории.
Простите, дорогой Иван Сергеич, мне стыдно и этого беспутно длинного письма.
Понедельник
Ю. Ф. Самарин просит ваших стихов, о которых я ему говорил. — Также и князь Черкасский, который к тому же желал бы с вами повидаться. Он стоит в гостинице Клее. Завтра возвращается в Москву. Постарайтесь побывать у него завтра утром и передайте ему ваши стихи. — Весь ваш
Ф. Тютчев
P. S. Я сегодня видел жену бедного Владимирова. Она сказывала, что была у вас на днях — и порадовала меня вестью, что здоровье жены вашей гораздо лучше.
Mercredi. 19 avril 1867
Ma fille chérie. Puissent ces quelques lignes, qui te parviendront la veille de ta fête, te trouver dans un état de santé tolérable et dans une disposition d’esprit quelque peu calme et reposée. Je n’ai pas besoin de te dire combien je souffre de tous les tracas et tribulations dans le présent et de tes appréhensions pour l’avenir… et cela au moment où tu aurais eu besoin de la plus entière tranquillité et sécurité d’esprit et d’âme… Ah, que tu étais plus calme le jour où j’ai fait ta première connaissance, il y aura après-demain tant et tant d’années… Tu étais si calme, si recueillie qu’il a fallu que ta mère elle-même me rendît attentif à la signification particulière qu’avait le petit paquet de linge, roulé et déposé à ces pieds.
Voilà de ces horizons rétrospectifs qui vous font douter de votre identité et transforment en rêve la réalité qui vous entoure…
Ma santé continue à être misérable, voilà quinze jours que je suis enfermé, privé d’air et de mouvement, ce qui double ma maladie — et tout à l’heure, en m’éveillant, j’ai senti au pied droit une recrudescence de la même douleur que j’ai tous ces jours-ci et qui m’empêche de poser le pied à terre… Ah, c’est à se damner… et Пушкин avait bien raison de dire: «Под старость жизнь такая гадость».
J’aime à croire cependant que cela finira un jour et assez à temps pour aller vers vous le mois prochain, vers la mi-mai, à la suite des Slaves et comme un Slave de plus…
En attendant vous allez incessamment entrer dans les fêtes, dans les illuminations, dans les acclamations enthousiastes, la sonnerie des cloches, les foules qui se ruent en criant, dans toute l’animation sincère et convaincue de tout un grand peuple qui se sent heureux. — En un mot, vous allez assister, sans conviction aucune, mais non sans émotion, à tous les détails de l’apothéose glorieuse et triomphante d’un gigantesque malentendu… Ainsi soit-il…
Hier j’écrivais à ton mari l’état des choses, tel qu’on le croyait définitivement arrêté. Dans la soirée cependant j’ai vu le P
Au revoir, à bientôt, ma fille chérie. Embrasse Kitty et dis mille tendresses de ma part à mon frère… Dis-lui que, si Dieu me prête vie et surtout me rend mes jambes, dans un mois au plus tard je serai au milieu de v