Два пера горной индейки

Детективная повесть

1

Телефон зазвонил, когда я уже не спал, но все еще лежал, наслаждаясь возможностью понежиться в постели в выходной день. Жена возилась на кухне, а я лениво размышлял о том, что лучше предпринять: поехать в Измайлово и покататься на лыжах или почитать Пикуля, роман которого мне дали только до вторника. За окном не по-декабрьски ярко светило солнце и склоняло к лыжной прогулке. Тут и зазвонил телефон.

— Могу я попросить Александра Владимировича Муравьева? — спросил спокойный мужской голос.

— Да, это я.

— С вами говорит старший уполномоченный Управления уголовного розыска Котлов Андрей Петрович. Не могли бы вы приехать сейчас в музей?

«Уж не розыгрыш ли?» — подумал я, а в трубку сказал:

— А вы не могли бы, Андрей... э...

— Петрович, — подсказала трубка.

— Вы не могли бы, Андрей Петрович, сообщить мне хотя бы, в чем дело? Сегодня выходной день...

— Да, да... Я приношу свои извинения, — ответил голос, — но я говорил с вашим директором, Евгением Аркадьевичем, и он рекомендовал мне позвонить вам, дал телефон. Нужна ваша консультация.

Я подумал, что, прежде чем ехать в музей, надо перезвонить директору, и спросил:

— Дело имеет отношение к орнитологии?

— Да, — был ответ, — я хочу показать вам два птичьих пера.

Я обещал тотчас приехать. Пока одевался, мне позвонил директор нашего Зоологического музея, извинился и попросил дать следователю срочно консультацию.

Встретились мы в фойе музея, стены которого украшали знаменитые панно с изображением животных, выполненные известным художником-анималистом Ватагиным. Следователь Котлов оказался молодым человеком лет двадцати семи — двадцати восьми, роста и сложения отнюдь не атлетического. Коротко подстриженные светлые волосы, спадающие вперед челкой, остренький носик, спокойные серые глаза. Одет он был в серую болоньевую куртку с капюшоном и в самые простенькие джинсы. На голове шапочка с надписью «Спорт».

Мы прошли через нижний экспозиционный зал, где белый сводчатый потолок опирался на два ряда красных колонн, а пол выстлан пестрой плиткой. В зале стоял полумрак, но Котлов с интересом поглядывал на темные витрины. За стеклом их едва видны причудливые кораллы в виде цветов, ветвей и грибов; крабы и ракушки величиной с сорокаведерную бочку; заспиртованные рыбы, ящерицы и змеи. У самой двери расположился огромный крокодил с разинутой пастью, в которую мог бы пролезть взрослый человек, а напротив него помещался невероятных размеров свернувшийся кольцами питон.

— У вас новая экспозиция? — спросил на ходу Котлов.

— Да. А вы бывали у нас?

— Я учился напротив. На юридическом, — ответил следователь, — пока нас не перевели на Ленинские горы. А здесь, в музее, у нас читались лекции. В Большой зоологической аудитории.

Поднялись по лестнице и остановились перед огромной чугунной дверью. Литые ее створки мягко и бесшумно отворились, и мы прошли в отдел орнитологии. Я пригласил следователя в свой кабинет. Это большая комната с очень высоким потолком и с мебелью начала прошлого века. Я попросил Андрея Петровича садиться и сам уселся в кресло перед письменным столом.

Поставив на колени тоненькую папку, Котлов осторожно извлек из нее конверт. В него был вложен конверт поменьше, из которого он и вытряхнул на подостланный лист бумаги два серых пера со струйчатым рисунком.

— Вот два перышка, — сказал он и хорошо так, по-доброму улыбнулся. — Они найдены в спортивной сумке предполагаемого преступника. Вместе с ними в сумке обнаружена дробина первого номера. Больше у нас ничего нет, ни единой ниточки для того, чтобы отыскать владельца этой сумки. Преступление совершено тяжкое. Возможно, это куриные перья, однако дробинка позволяет предположить, что перья могут принадлежать и какой-нибудь промыслово-охотничьей птице. Вот я и подумал: если так, то область ее проживания, по-вашему — ареал, может значительно сократить регион поиска и облегчить расследование. Чем может нам помочь ваша наука? Прежде всего, курица это или не курица?

— Ну на этот последний вопрос наша наука — орнитология даст ответ незамедлительно, — не без удовольствия сказал я. — Что касается определения вида птицы, здесь дело сложнее.

Я пододвинул к себе лист бумаги с перьями и, не беря их в руки, рассмотрел.

— Могу определенно и сразу сказать, что это не домашняя курица. И сразу же исключить отряд пластинчатоклювых.

Котлов посмотрел на меня с некоторым недоверием:

— Давайте не спешить, Александр Владимирович. Вы согласны, что не стоит торопиться? Давайте думать, размышлять, предполагать и не спешить с категорическими утверждениями. Что дало вам основание так решительно исключить домашнюю курицу и отряд этих?..

— Пластинчатоклювых, — подсказал я. — Это гуси-лебеди и утки.

— О! Это уже немало! Так каким образом?

— Очень просто. — Я осторожно взял пинцетом одно из перьев. — Вот смотрите, у курицы на каждом стержне пера обязательно присутствует второй, недоразвитый стволик. Здесь его нет. Что касается гусей и уток, как домашних, так и диких, то на их перьях у основания обязательно имеется пуховое образование. Его тоже нет. Теперь относительно рисунка пера. Дело в том, что рисунок пера каждого вида птицы не повторяется, так же как не повторяется рисунок кожи пальцев человека. Он неодинаков не только у разных видов птиц, но может быть различен у птиц разного пола и даже разного возраста у одной и той же особи. Рисунок пера с ростом и развитием особи, как правило, усложняется. А у нас более семисот видов птиц. Иголка в стоге сена. Но вы правы, спешить мы не будем, давайте думать.

Это ему понравилось, глаза его загорелись, он подался вперед:

— Метод. Давайте поищем правильный метод.

Глядя в окно на видневшуюся из-за домов главку церкви Знамения на Шереметевом дворе, я размышлял о методе. Задача заинтересовала меня, она была не из простых. Кого только не приходилось консультировать в этом кабинете! Работников радио и телевидения, издательства и газеты, художников и писателей, даже представителей патриархии. Довольно часто приносили остатки птиц авиаторы, чтобы определить, какие виды чаще всего попадают в реактивные двигатели самолетов. Но со следователем я встречался в своем кабинете впервые.

— Метод отсева, метод исключения, — думал я вслух. — Сначала надо предельно сузить круг поиска. Взять список всей фауны птиц страны и выделить группы, которые следует просмотреть в первую очередь. А в чем состояло преступление? Может быть, это нам поможет?

Андрей Петрович посмотрел на меня сразу изменившимися глазами. Они сделались холодными и строгими. И я невольно подумал, что не дай бог быть его подследственным.

— Извините, Александр Владимирович, но мне не хотелось бы пока об этом говорить.

«Ох, мальчишка! — подумал я. — К тому еще и важничает, напускает на себя суровость!»

— Вы обратили внимание на форму этого пера? — показал он на одно из перьев. — Оно почти треугольное. Это ни о чем не говорит?

— Говорит. Проще пареной репы. Это перо линяющей птицы. Как образуется перо, как оно растет?

И я стал рассказывать о том, как из лопнувшего пенька появляется кисточка, роговой стволик пера постепенно отпадает, отшелушивается, и перо выходит из него, распускается. Это развернулось лишь наполовину.

— О чем это говорит? — закончил я свою лекцию. — О том, что перо принадлежало птице, убитой во время линьки, то есть осенью.

— Хорошо! Замечательно! — обрадовался следователь. — А нельзя ли установить сроки поточнее?

— Если определим вид птицы, установим.