Экзаменационная сессия весеннего семестра полностью отличалась от осени и зимы. Я бы сказал, обстановка была проще, хотя в Калифорнии для таких вещей принято использовать выражение более живое и точное: весенняя сессия — это "расслабуха".

Экзамен по "Истории американского бизнеса" вообще, можно сказать, был не экзаменом, а курсовым проектом. Я выбрал себе такой вопрос: "Хотя лидеры американского бизнеса зачастую производят впечатление параноиков, для этого имеются все основания, так как они функционируют в обществе, которое посылает им противоречивые сигналы о том, что от них требуется, какая линия поведения разрешена и какие именно выгоды для себя они могут ожидать. Обсудить это высказывание на конкретных примерах".

Я процитировал примеры из т. н. эпохи «баронов-грабителей». Согласно стандартной теории, когда фирма достигает монополистического положения, она задирает цены на свои товары, высасывая всю кровь из потребителей. Но практически никто из «баронов» этого не делал. Карнеги в сталелитейной промышленности, Рокфеллер в нефтяной, Форд в автомобильной — все они цены снижали, причем непрерывно совершенствуя при этом технику производства и распределения. К тому времени, когда они состарились, нация оказалась трансформирована. Дешевая нефть Рокфеллера была тем самым горючим, которое питало индустриализацию. Дешевая сталь Карнеги позволила построить железные дороги Америки и ее города. Фордовские модели «Т» и «А» стали автомашинами для широких масс. Каждый из этих людей получил свою выгоду, а именно, немыслимое богатство. Но в тот или иной момент каждый из них становился мишенью для общественного негодования. Рокфеллеру, например, пришлось даже увидеть, как его компанию, Стандард Ойл, государственным указом разбили на куски. Когда у тебя на руках такая богатая тема для обсуждения, можно разогнаться на добрую дюжину страниц. Я закончил свое эссе за полтора дня, потом сходил к офису профессора Фонта и сунул свой курсовик ему под дверь, на три дня раньше срока.

Экзамен у профессора Хили по "Бизнесу в условиях меняющейся конъюнктуры" занял все полные четыре часа, подобно экзаменам в осенний и зимний семестры, хотя на этот раз требовалось написать только два эссе. Этот экзамен был чистым удовольствием. По крайней мере, для «лирика». Я быстро и со счастливым настроением писал свою работу, изредка поглядывая вокруг и наслаждаясь видом того, как инженеры и инвестмент-банкиры кусают свои карандаши и вскидывают глаза к потолку в поисках нужных слов, то есть именно так, как я это делал раньше, сражаясь с цифрами. Месть! Ответный удар! "Бизнес в условиях меняющейся конъюнктуры" оказался единственным предметом за все мои два года в Стенфорде, по которому я заслуженно получил самую высокую отметку: "Эйч".

На «стратмене» Моррис завершил курс тем, что раздал всем по комплекту своих собственных тезисов. И что вы думаете? Оказалось, что это прозрачный, информативный текст, подлинное наслаждение читать. В нем обсуждались центральные концепции предмета: стратегические активы, изолирующие механизмы, обращенная рента, квази-рента, преимущества первого шага и т. д. и т. п. — причем на глубоко интеллектуальном, даже изощренном уровне. Словом, эти записи отличались тем, чего не было ни на лекциях, ни в рекомендованной литературе, ни на семинарских обсуждениях.

— Поверить не могу, — изумился Джо. — Чем же он занимался весь семестр, когда, выясняется, что он действительно знал, о чем говорит?

С учетом этих записей, что раздал Моррис, и тех конспектов, что Джо раздобыл для нас из класса другого преподавателя по «стратмену», подготовить экзамен было проще простого, тем более что текст экзаменационного задания выдавался заранее, для домашней проработки.

Экзамен по «макро» потребовал использовать массу математики и вынудил такого «лирика», как я, работать как можно быстрее, не теряя ни минуты из отведенных четырех часов. В этом смысле он был таким же, как и осенне-зимние экзамены. Отличие в том, что к этому моменту я знал, что делать. Я прорабатывал задачи, применял формулы и приложил все усилия, чтобы полностью заполнить хотя бы одну синюю экзаменационную тетрадь, тем самым вполне надежно заслужив по крайней мере частичный зачет. Вот типичный вопрос:

Как гласит теория, рост процентных ставок побуждает людей сокращать долю текущего потребления относительно текущего дохода. Соответственно, люди повышают долю текущих накоплений. С другой стороны, хотя временное падение производственной функции вызывает повышение процентных ставок в условиях замкнутой экономики, это не ведет к каким бы то ни было изменениям в доле агрегированного потребления в составе агрегированного дохода…

Обосновать этот результат.

Оглядываясь назад, сейчас я вижу, что понять такого типа вопрос — это значит обладать весьма своеобразным складом ума, своего рода находиться в состоянии временного психоза. К весеннему семестру я такие вопросы считал само собой разумеющимися.

И вот — финальный экзамен финальной сессии: "Маркетинг".

— На экзамене вам отводится четыре часа на разбор трех задач, — так сказал нам Доусон на последней лекции. — Не просто слов жду я от вас, класс, и не просто набора цифр. Я хочу видеть полный анализ. Это означает и то и другое.

— Я сильно нервничаю, не знаю, что и делать, — призналась Дженнифер за несколько дней до экзамена. — Мы в семестре по меньшей мере часов десять тратили на каждую задачу практикума. А сейчас он говорит, что на четыре часа у нас три задачи. Я просто не понимаю…

Никто этого не понимал. И как готовиться — этого тоже никто не знал. Мы с Конором как-то после обеда пошли в читалку, чтобы прикинуть, что и как можно сделать. Полчаса мы потратили на просмотр своих конспектов, потом сдались. "Как можно практиковаться в расчетах, когда самой задачи и в глаза не видел?" — заметил Конор.

Утром в день экзамена, входя в аудиторию, рассаживаясь по местам и раскладывая свои тетрадки, нервы у всех были взвинчены. Однако Доусон, который раньше всегда появлялся на занятиях в костюме с галстуком, сейчас стоял возле кафедры, облаченный в джинсы и легкий свитер. Он улыбался, а от его обычного пристального взора не осталось и следа. Он выглядел расслаблено.

— Класс, — сказал он, когда все притихли, — финальные экзамены важны по двум причинам.

Одна причина — это баллы. У Доусона, однако, сейчас на руках имелось достаточно данных, чтобы проставить оценку каждому индивидууму из нашего класса. Другая причина — собственно знания. Но ведь подавляющий объем знаний студенты получали именно когда готовились к экзаменам, а не по ходу их сдачи.

— К текущему моменту вы сделали с точки зрения учебы все, что было в ваших силах. Так что экзамен я отменяю. Приятного вам лета, класс.

И с этими словами Доусон вышел вон.

Аудитория взорвалась. Джо Лайонс и Гуннар Хааконсен принялись шлепать друг друга по ладони. Мы с Конором обменялись крепчайшим рукопожатием, а Дженнифер с Сарой кинулись обниматься.

— Для обеда слишком рано, — сказал Конор, когда мы вышли во дворик. Часы показывали восемь двадцать утра. — Я, пожалуй, домой поеду. Мы в Тахо сняли домик на уик-энд, так что для Кэйт будет большой подмогой, ежели мы вдвоем начнем прямо сейчас паковаться.

Я оставил ему адрес той квартиры, что арендовал на лето в Нью-Йорке.

А потом я отправился в Портола-Вэлли, чтобы самому начать укладывать вещи. Большую часть того дня я потратил на неоднократные поездки в Редвуд-сити, где вместе с пятью другими студентами снял на лето небольшой склад, типа гаража. Туда я запихал свой велосипед, стереосистему, подавлющую часть своих носильных вещей, восемь коробок с учебниками и конспектами. Тем вечером Джо завел свой магнитофон на полную мощность, чтобы слушать музыку, пока сам возился с пылесосом. "Времени нет! А грязный дом тоже не оставишь, верно?" В полночь мы все трое — Джо, Филипп и я — залезли в свою кадку с горячей водой, в последний раз. Накупавшись-насидевшись, вылезли из нее и Джо отключил мотор и выдернул сливную пробку.