Он был великолепен. Он — весь сияние. Сияла улыбка, сияли золотые аксельбанты, серебряные погоны, ордена. Сняв сияющие лайковые перчатки, старпом радушно пожимал руку каждому гостю и обменивался с ним несколькими словами. Не так быстро, как Великий Вычислитель, он обнаружил, что умственное развитие рыцарей, увы, не оправдало его ожиданий. Ни одного близкого по духу идейного мученика зла. Так, заурядная уголовщина.

Старпом сразу как-то потускнел, поскучнел и собрался, видимо, уходить, как вдруг заметил нас. Меня он узнал сразу. Это было видно по его насмешливо дрогнувшим губам. Но мой спутник заинтриговал его и озадачил. Продолжая прерванное знакомство с рыцарями, старпом то и дело посматривал на Деда Мороза, и на губах его блуждала неясная усмешка. Я был уверен, что этот дьявол, прежде чем явиться на пир, обшарил все закоулки Вселенной. Мог он заглянуть и в праздничное подземелье с Дедом Морозом. По-моему, он узнал капитана, но виду не подал.

Старпом повеселел и взял на себя роль распорядителя. Призывая к вниманию, захлопал в ладоши:

— Господа, начнем пир. Но где же прекрасные дамы?

— Прихорашиваются, ведьмы. Придут, — с хохотком откликнулся кто-то.

Посмеиваясь и переговариваясь, все потянулись к веселому рыцарю из другой Вселенной. И только жаба отошла в сторону и угрюмо, даже с ненавистью, посматривала на старпома. Великий Вычислитель, вероятно, определил, что новый рыцарь по уму не уступает ему, а незаурядностью натуры намного превосходит. Да, это личность! На лбу-экране Вычислителя засуетились, запрыгали формулы и цифры, зазмеились какие-то злые багровые линии. Жаба замышляла что-то недоброе.

Наконец галерея наверху наполнилась изысканно одетыми дамами и стала похожа на цветочную клумбу. И всколыхнулась моя память, ноздри словно наполнились ароматами роз, жасмина, магнолий. Но пригляделся я к дамам — и обманчивое ощущение приятных запахов исчезло. Это были действительно ведьмы. Двух дам Дед Мороз узнал: прославились те в свое время по всей Вселенной. По его словам, одна из них — краснощекая девица в розовом платье — отличалась тем, что ради развлечения долго и мучительно пытала свою мать. Другая — величавая дама с пышной прической — знаменитая пожирательница детей, в том числе и собственных.

— Какие очаровательные и милые дамы, — насмешливо восторгался старпом.

Меня с капитаном он по-прежнему словно и не замечал. Но так и чувствовалось, что ему не терпится поиздеваться, покуражиться над своими бывшими сослуживцами. И начал он свою издевательскую клоунаду издалека, разыграв целый спектакль. Тоже, между прочим, доставивший ему немалое удовольствие.

— Дамы и господа, — обратился он к рыцарям. — Хочу порадовать вас великолепным зрелищем. Я нашел диво — олицетворение зла, тьмы и ужаса. Крысоед, распорядись!

Крысоед (оруженосец рыцаря-старпома конечно же был знакомый нам палач) вышел и вскоре вернулся с четырьмя рыцарями. Те внесли на плечах большой диван с откидной спинкой и опустили рядом со столом. На диване шевелилось мерзкое чудовище — громадный угольно-черный паук с длинными членистыми лапами и с крепкой пастью, усеянной зубами.

— Господа, он возник из космической тьмы и назвался просто Черным пауком, — пояснил старпом. — Но я дал ему ласковое имя Кеша. И знаете, почему ласковое? Он пожирает людей! Представьте, как те извиваются в его пасти и вопят, визжат. Милое зрелище. Не правда ли? Паук особенно любит жрать умных и одаренных людей. Но сам он абсолютно лишен интеллекта. Просто глупейшая тварь! Ты ведь дурак, Кеша?

— Угу, — мрачно подтвердил Кеша.

— А кушать хочешь?

— Жрать хочу, — захрипел паук. — Жрать! Жрать!

— К сожалению, здесь нет живых людей. Но Вселенная — дьявол. Она возродится и вновь создаст наделенную разумом живую плоть, эту сладенькую, вопящую от ужаса и боли пищу для тебя и… — Старпом вдруг расхохотался. — И для себя тоже! Ведь Вселенная такой же, как и ты, злющий паук, глупая и прожорливая скотина. Так что потерпи, милый, еще несколько миллиардов лет. А что для тебя, олицетворения зла, миллиарды? Ведь вселенское зло вечно и непобедимо.

Господа и прекрасные леди, — обратился старпом к рыцарям и дамам, жадно внимавшим иновселенскому гостю. Полюбился он им за веселый нрав и остроумие. — Выпьем за вечное и непобедимое зло.

Гости сели за стол. Дамы спустились вниз и, к веселому изумлению мужчин, лихо пили крепкие напитки и отпускали такие соленые шуточки, что рыцари ржали до упаду.

Старпом с бокалом в руке прохаживался по залу и вдруг, остановившись перед нашей нишей, сделал крайне изумленное лицо.

— Ба! До чего тесна Вселенная! — воскликнул он. — Крысоед, смотри. Узнаешь? — Это штурман нашего фрегата. А это… — Крысоед сверлил моего спутника острыми, как у хорька, глазами и, помедлив, заявил: — А это капитан.

— Ну конечно! Узнать его можно и в шутовском наряде.

Дед Мороз пожал плечами и смотрел на Крысоеда с таким неподдельным изумлением, что старпом насмешливо спросил:

— Что, память отшибло? Ничего, она вернется, когда Крысоед начнет пытать, прижигать спину раскаленным железом.

В лице у моего спутника что-то дрогнуло. Кажется, к нему начала возвращаться далекая память. Он закинул руку назад и под шубой пощупал спину. Появились, видимо, шрамы. Вспомнил он их, вспомнил и все остальное, связанное с прежней жизнью: китель с погонами, брюки с алым кантом, фуражку с кокардой. Шуба, шапка, валенки, затуманившись, исчезли, и вместо них возникла форма капитана.

— Наконец-то. Умница, — усмехнулся старпом. — Кеша, как ты называешь умных людей?

— Разумная протоплазма. Вкусно, — жадно прохрипел паук и протянул к капитану мохнатую лапу.

— Подожди, Кеша. Сейчас они невкусные. Их просто нет. Но потом…

Рыцари и дамы звенели бокалами, закусывали и с любопытством посматривали на меня с капитаном, на паука и Крысоеда. Многого они не понимали. Но зрелище, видать, им здорово нравилось.

— Да, да! Потом все вернется, — продолжал старпом. — Не думай, капитан, что в погребе с елкой ты вечно будешь торчать замороженным придурком. Нет, ты вновь оживешь во плоти, станешь вкусным — и в зубах паука завопишь, вполне оценив диктат материи над духом.

— Ты тоже считаешь, что мертвая Вселенная оживет? — с надеждой спросил я.

— А ты как думал, художник? Нет, дьявол хитер. Сейчас он просто отдыхает и накапливает силы. Через миллиарды лет он проснется и закружится электронами и планетами, запылает звездами. И начнет снова творить, созидать — с тем чтобы вдоволь потешиться, полюбоваться, как созданный им мыслящий дух будет выть в тоске и отчаянии, как будет вопить от боли ожившая материя. Вселенная такая же злобная и прожорливая скотина, как и Черный паук. — Старпом замолк, пораженный какой-то внезапно пришедшей мыслью. — Кеша, ты паук и, стало "ыть, можешь плести паутину. Так?

— Угу.

— Сделай это.

Рыцари и дамы с интересом смотрели на паука. Двигая челюстями, тот перетирал что-то, чмокал и чавкал. Готовил, видимо, паутину. И вдруг лапой вытянул откуда-то из себя серебристую тонкую нить и подбросил ее вверх. Нить прилипла к высокому своду зала. Паук живо взобрался по ней к потолку, потом спустился по другой, уже новой паутинке. И замелькал паук вверх и вниз, как челнок в ткацком станке. В середине решетки он закружился сужающимися кругами. И паутина готова.

— Молодец, — похвалил старпом и показал на капитана. — А теперь накинь эту сеточку на него. Он в ней овеществится и станет вкусным.

— Вкусным. Очень вкусным, — радостно заурчал паук.

Не успел капитан опомниться, как очутился в липкой паутине. Я пытался освободить его, но упругая и липкая паутина оказалась крепче стальной проволоки. Капитан извивался, но его отчаянные усилия ни к чему не привели.

— А ты сбрось ложноматериальное обличье, — посоветовал я. — Стань свободной мыслью. Исчезни.

— В том-то и дело, что не могу. Тут что-то новое. А ты беги. Видишь, паук готовит еще одну паутину.

— Не оставлю я тебя.