– А почему вы выбрали Лэма?

– Это единственная книга, которую я нашел в двух экземплярах, не считая «Хижины дяди Тома». Я очень торопился и должен был что-нибудь купить в Кингстоне до отъезда. Да, там была еще одна книжка под названием «Зажженная лампа. Руководство для вечерней молитвы». Но мне казалось, что она будет выглядеть как-то неестественно у вас на полке, если вы человек неверующий.

– Да, я человек неверующий.

– Я привез вам и чернила. У вас есть электрический чайник?

– Да, а что?

– Понадобится, чтобы вскрывать письма. Наши люди должны быть оснащены на все случаи жизни.

– А зачем чернила? У меня дома сколько угодно чернил?

– Да, но это симпатические чернила! На случай, если вам что-нибудь придется послать обычной почтой. У вашей дочери, надеюсь, есть крючок для вязания?

– Она не вяжет.

– Тогда вам придется купить. Лучше всего из пластмассы. Стальной иногда оставляет следы.

– На чем?

– На конверте, который вы будете вскрывать.

– А зачем, прости господи, мне вскрывать конверты?

– Может возникнуть необходимость познакомиться с перепиской доктора Гассельбахера. Вам, естественно, придется обзавестись своей агентурой на почте.

– Я категорически отказываюсь...

– Не упрямьтесь. Я затребовал сведения из Лондона. Когда мы его проверим, мы решим вопрос о его переписке. Полезный совет: если у вас выйдут чернила, пользуйтесь птичьим дерьмом – вы запоминаете, я не слишком быстро?

– Да ведь я еще не сказал, что согласен...

– Лондон дает сто пятьдесят долларов в месяц и еще сто пятьдесят на расходы – в этих придется отчитываться. Оплата вашей агентуры и так далее. На дополнительные расходы надо получать специальное разрешение.

– Постойте...

– От подоходного налога вы освобождаетесь, имейте это в виду. – Готорн воровато подмигнул. Подмигивание как-то не вязалось с королевской монограммой.

– Вы должны дать мне время подумать...

– Ваш шифр 59200 дробь пять. – И он добавил с гордостью: – 59200 – это, конечно, я. Вы будете нумеровать ваших агентов 59200 дробь пять дробь один и так далее. Понятно?

– Не понимаю, чем я могу быть вам полезен.

– Вы ведь англичанин? – бодро опросил Готорн.

– Да, конечно, англичанин.

– И вы отказываетесь служить вашей родине?

– Этого я не говорю. Но пылесосы отнимают у меня уйму времени.

– Ваши пылесосы – отличная маскировка, – сказал Готорн. – Великолепно придумано. Ваша профессия выглядит очень естественно.

– Но я и в самом деле торгую пылесосами.

– А теперь, если вы не возражаете, – твердо заявил Готорн, – мы перейдем к нашему Чарльзу Лэму.

– Милли, – сказал Уормолд, – ты не ела кашу.

– Я больше не ем кашу.

– Ты положила в кофе только один кусок сахару. У а не собираешься ли ты худеть?

– Нет.

– Может, это покаянный пост?

– Нет.

– Но ты до обеда ужасно проголодаешься.

– Я об этом думала. Придется приналечь на картошку.

– Милли, что ты выдумываешь?

– Я решила экономить. Вдруг, в ночной тиши, я поняла, сколько тебе приходится на меня тратить. Мне словно послышался чей-то голос. Я чуть не спросила: «Кто ты?» – но побоялась услышать: «Твой господь бог». У меня ведь как раз подходящий возраст.

– Для чего?

– Для голосов. Я старше, чем была святая Тереса, когда она ушла в монастырь.

– Слушай, Милли, неужели ты задумала...

– Нет, что ты. Мне кажется, что капитан Сегура прав. Он сказал, что я сделана не из того теста.

– Милли, ты знаешь, как здесь зовут твоего капитана Сегуру?

– Да. Кровавый Стервятник. Он пытает заключенных.

– Он этого не отрицает?

– Ну, со мной, он, конечно, ведет тебя паинькой, но у него портсигар сделан из человеческой кожи. Он уверяет, будто это сафьян – можно подумать, что я не знаю, как выглядит сафьян.

– Милли, ты должна прекратить с ним знакомство.

– Я так и сделаю, но не сразу, сперва мне надо устроить лошадь в конюшню. Кстати, мой голос...

– А что этот голос сказал?

– Он сказал, – но посреди ночи все это было куда больше похоже на божественное откровение, – «Ты взяла себе орешек не по зубам, моя милая. А как насчет Загородного клуба?

»

– А что насчет Загородного клуба?

– Это единственное место, где я могу по-настоящему ездить верхом, а мы не члены клуба. Ну что за радость, если лошадь стоит в конюшне? Капитан Сегура, конечно, член клуба, но я ведь знаю, ты не захочешь, чтобы я у него одалживалась. И вот я подумала, что если я начну меньше есть и помогу тебе сократить расходы по дому...

– Ну и что это даст?..

– Тогда ты, может, сумеешь взять семейный членский билет. Запиши меня как Серафину. Это звучит куда приличнее, чем Милли.

Уормолду казалось, что во всем этом есть здравый смысл; один только Готорн был порождением жестокого и необъяснимого детства.

Интермедия в Лондоне

На одной из дверей в подземном этаже огромного железобетонного здания недалеко от Майда-Вейл красный сигнал сменился зеленым, и Готорн переступил порог. Он оставил свое щегольство на берегах Карибского моря и надел видавший виды серый фланелевый костюм. Дома незачем было пускать пыль в глаза – Готорн стал частицей тусклого январского Лондона.

Шеф сидел за письменным столом, на котором гигантское пресс-папье из зеленого мрамора придавило всей своей тяжестью один-единственный листок бумаги. Возле черного телефонного аппарата стояли недопитый стакан молока, флакон с какими-то серыми пилюлями и лежала пачка туалетной бумаги. Тут же стоял красный аппарат специального назначения. Черная визитка, черный галстук и черный монокль в левом глазу придавали шефу вид факельщика, а вся эта подземная комната напоминала склеп, мавзолей, могилу.

– Вы меня вызывали, сэр?

– Просто поболтать, Готорн. Просто поболтать. – Казалось, что, покончив с похоронами, заговорил, наконец, наемный плакальщик, молчавший весь день с самого утра. – Когда вы вернулись?

– Неделю назад. Обратно на Ямайку вылечу в пятницу.

– Все в порядке?

– Можно сказать, что Карибское море у нас в кармане, сэр, – сказал Готорн.

– А Мартиника?

– Там затруднений нет. Вы ведь помните, в Форт-де-Франсе мы сотрудничаем с Deuixieme Bureau [Второе бюро (генерального штаба) (фр.) – название французской разведки].

– Но только в определенных границах?..

– Ну да, конечно, в определенных границах. С Гаити было сложнее, но 59200 дробь два энергично взялся за дело. Сперва я был не совсем уверен насчет 59200 дробь пять.

– Дробь пять?

– Наш человек в Гаване. Выбор там небогатый, и сначала казалось, что он не хочет сотрудничать. Упрямый тип.

– Такие люди потом быстро растут на работе.

– Да, сэр. Меня немного смущали его связи. (Есть там один немец, Гассельбахер, проверка пока не дала результатов.) Однако дело, кажется, идет на лад. Как раз, когда я улетал из Кингстона, от него поступила заявка на непредвиденные расходы.

– Это всегда хороший признак.

– Да, сэр.

– Показывает, что заработало воображение.

– Да. Он захотел вступить в члены Загородного клуба. Сборище миллионеров. Наилучший источник политической и экономической информации. Вступительный взнос очень высок, раз в десять больше, чем у нас в «Уайте» [английский великосветский клуб], но я дал согласие.

– Правильно сделали. Как его донесения?

– По правде говоря, мы их еще не получали, но надо же ему дать время, чтобы наладить связи. Может быть, я слишком напирал на конспирацию.

– Конспирация – прежде всего. Незачем пускать машину, если она тут же взлетит на воздух.

– Видите ли, у него очень выгодное положение. Отличные деловые связи, в том числе с влиятельными чиновниками и даже министрами.

– Так-так! – сказал шеф. Он вынул монокль с черным стеклом и стал протирать его листком туалетной бумаги. Но и глаз, который за ним прятался, был тоже из стекла – бледно-голубой и неправдоподобный, словно у куклы, говорящей «мама». – Чем он занимается?