— Эй ты, пастух, убирайся прочь с дороги! — вскричал один из всадников и, вскинув руку с плетью, заорал: — Ты что, оглох? А ну прочь с дороги — царица едет!

Ширак застыл как громом пораженный. Сердце его бешено стучало в груди, отдаваясь во всем теле, в голову, виски. Широко раскрыв глаза, он смотрел и не мог наглядеться. Он не замечал паутину морщинок у глаз, одутловатость щек, дряблость кожи на шее, потерявших былой золотой блеск обесцветившихся и поседевших волос... Она! Живая! Лучезарная царица его грез — вот здесь, наяву!

Томирис не узнала Ширака, да и где ей было узнать в этом молодом крепыше тщедушного мальчонку — поводыря достопочтенного Зала, но его взгляд неожиданно смутил ее. Томирис невольно улыбнулась, и у нее сладко заныло в груди. Ворохнулось прошлое, такое далекое, но не забытое... Вот такими восторженными глазами смотрели на нее когда-то! Томирис ткнула концом плетки своего ретивого придворного, тот удивленно оглянулся.

— Оставь его, Сохбор, не трогай, — голос царицы звучал певуче и нежно.

Повернув коня, Томирис объехала Ширака и пустила своего коня вскачь. За ней, обдавая пастуха пылью, помчалась свита. А Ширак долго, очень долго смотрел вслед уносящейся вдаль своей сладкой мечте о любви — огромной и бессмертной.

Омарг

А Томирис ехала навстречу Омаргу — царю хаомоваргов. Пограничные дозоры через скоростного гонца с подставами сообщили царице, что границу с небольшой дружиной пересек Омарг. И хотя хаомоварги двигались спешно, делая лишь короткие привалы, не успели они углубиться в пределы массагетских владений и на сто фарсангов, как их встретила Томирис со своей небольшой свитой у лагеря из походных легких шатров. "Быстро же оповестили массагеты свою царицу. Если бы и мы раньше предупредили персов — лучше бы подготовились!" — мельком подумал Омарг и соскочил с коня. Опередив своих приближенных, он быстрым шагом подошел к царице, припал на одно колено и поцеловал протянутую руку. Томирис, ласково поприветствовав, подняла царя хаомоваргов. Свита расступилась, и царственная пара направилась к изящному ярко-желтому шатру, колышущемуся от легкого степного ветерка.

— Беда, царица, персы идут! — сказал Омарг, едва переступив порог. — Мою землю захватили — идут на тебя!

— Успокойся, мой царственный брат. Тринадцать лет назад они тоже шли на нашу землю, а чем это кончилось — все это знают. Но, видать, у перса слишком короткая память — придется напомнить!

По тому, как восприняла весть Томирис, Омарг догадался, что проведчики царицы донесли ей об этом и что она знает гораздо больше о нем, чем он думал раньше. Подобно своему отцу, Томирис придавала большое значение разведке. Были у нее свои люди и у персов, и у сарматов, и у тиграхаудов, и у хаомоваргов, и у сколотов, конечно, в Хорезме, Согдиане, Маргиане, Бактрий, и у... массагетов — в каждом племени.

— Царица, память у перса не короткая. Подготовился он, крепко подготовился. Нельзя ему второй раз проигрывать — это будет конец! Дарий — хитрый царь, соблазнил своих поданных великой целью, расшевелил великую обиду на тебя. И идет он не прямо, а окольными путями. Сначала мои земли захватил и теперь на тиграхаудов собирается — ведь с ним Зогак! Жаль, что не ударили мы по нему, когда вся его страна полыхала огнем. Теперь поздно — окреп Дарий.

Томирис внутренне усмехнулась: "Упрек мне!" А Омарг как-то непоследовательно вдруг заявил:

— Ударь первая, а то охватит Дарий тебя с двух сторон, если и тиграхаудов покорит. Верни мне мое царство и найдешь во мне верного друга и... слугу.

Томирис вновь про себя усмехнулась: "Боится, что, прогнав перса, я сама усядусь на его трон или посажу... Скуна» Вишь, как юлит, прямо в глаза не смотрит. Напрасно боится! Я уже решила: пусть между мной и персами будут сильные хаомоварги."

Омарг с тревогой смотрел на задумавшуюся царицу массагетов.

— Я понимаю тебя, любезный Омарг, но знай, что сарматы ждут не дождутся, когда я им свою беззащитную спину покажу. Не зря Зогак побывал у Амаги, совсем не зря! Ты говоришь, что он с Дарием идет? Значит, и с Амагой договорился. Не будет Дарий рисковать своим престолом, который ему так трудно достался, и идти в одиночку на меня. Значит, придется воевать против двух опасных врагов. Надо всем сакам объединиться, и тогда никакие враги не страшны.

— Скажи прямо, царица, что ты хочешь объединить всех саков под своей властью? — с отчаянием произнес Омарг.

— Да, это было мечтой моего отца и его завещанием мне. Мечтала об этом и я, не буду этого от тебя скрывать, Омарг. Но мечта так и осталась мечтой, и ты, царь хаомоваргов, зря тревожишься. Я ведь могла, прогнав Зогака, сама стать царицей тиграхаудов. Я была женой наследника тиграхаудского престола, и у меня больше прав на этот трон, чем у твоего деверя Зогака. И ты, наверное, знаешь, что многие племена присылали ко мне своих старейшин с просьбой стать царицей! Но я не стала царицей тиграхаудов и посадила на трон твоего давнего друга — Сакесфара. Потому что поняла — если трудно управлять двенадцатью племенами массагетов, то как удержать в узде десять племен тиграхаудов, да еще одиннадцать племен хаомоваргов — целых тридцать три племени, Омарг! На короткий миг можно, а надолго нет! Поэтому зря беспокоишься за свой трон, я не стану посягать на твое царство. Но для того, чтобы ты царствовал, надо прежде прогнать персов, а потом торговаться со мной.

— Если поможешь, во всем рассчитывай на меня, великая царица.

— Чтобы помочь, надо чтобы было кому помогать, Омарг. Ты явился ко мне с жалкой кучкой своих придворных и просишь, чтобы я ввергла в пучину кровавой бойни мой народ, чтобы кровью моих массагетов добыть тебе трон, С какими словами я обращусь к моему народу, чтобы вдохновить его на смертельную битву? "Массагеты, поможем царю Омаргу, который прибежал к нам, бросив свой народ, добыть потерянный им трон!.." Не обнажат массагеты свой акинак по этому кличу, Омарг. А вот если бы я призвала помочь изнемогающему в неравной борьбе хаомоваргу — родному брату массагета, храбро сражающемуся под предводительством отважного царя Омарга, не бросившего свой народ в трудную минуту, верю — мой народ поднялся бы на помощь, все как один!

На Омарга тяжело было смотреть. Голова его дергалась как от пощечин. Тяжелые капли пота стекали по лицу и падали на его сапоги. Омарг шевельнулся, наверное, чтобы подняться и выйти вон из шатра, но не смог этого сделать.

— Вот ты, царица, упрекаешь меня за то, что я бежал, бросив свой народ, — хрипло начал Омарг. — Вам, кочевникам, хорошо так говорить и упрекать. Ты царица, со своими масса-гетами можешь сняться с насиженного места и уйти от врага, а там ищи ветра в поле. А как я уведу свой народ с насиженных мест? Мои хаомоварги прочно осели на землю и оторвать их от нее — нет никаких сил! У нас пастбищ мало, и один джут мог поморить всех хаомоваргов за один раз. Земля-кормилица надежней, можно запастись зерном, пережить недород, но ее в переметных сумах не унесешь и на верблюда много не навьючишь. А Дарий объявил, что наложит на хаомоваргов умеренную подать, и мои поданные, стыдно сказать, предпочли платить, чем воевать! Мне оставалось или бежать, царица, или пасть ничком и целовать прах у ног Дария. Я бежал!

— Нехорошо хулить свой народ, Омарг! В жилах хаомоваргов течет сакская кровь, а труса найти среди саков трудно. Как ты мог забыть битву у Трех колодцев? Ты же сам вел своих хаомоваргов в бой и против кого? Против великого Рустама — непобедимого воина! Не греши на своих хаомоваргов, Омарг. Народ не пошел за тобой, потому что ты бежал, не приняв боя. А если бы ты, даже с этой жалкой кучкой, с которой ты прибыл ко мне, поднялся бы на перса, то вместе с тобой поднялся бы и весь народ хаомоваргов. А народ когда он дерется за свою родину, да еще под предводительством отважного вождя, — творит чудеса храбрости. И тогда, если бы ты отступил под натиском превосходящих сил врага, народ бы понял, не оставил тебя, ушел бы вместе с тобой. Это было бы почетным отступлением, а не позорным бегством.