Мы изменили понятие – молодой и старый.
Корделия, которая вмешалась в раздел власти, в раздел земли, была поэтом нового времени; вот почему ее наказали таким тяжелым наказанием, как петля.
Петля в Англии было то, что сменило римское распятие раба.
Театр и прежде всего режиссеры в старом понимании обновления должны пройти через руки тех, кто сейчас считается молодым.
Может быть, это правильно.
Потому что жизнь сейчас очень сложна.
Приходится причислять к молодым очень взрослых людей.
Вот мне 90 лет, с трудом закончил книгу, но я недавно вышел из числа молодых, которые так должны быть крепки, что им вывихи не страшны.
Новое чтение, которое предложил Строганов, не обновление текста. Это обновление конфликта. Это превращение обычного частного конфликта в общий.
Это восстание молодости, которая сурово наказывает и сурово отстаивает и свое право на новую жизнь, и право на знание – кого она любит больше всех на земле.
Корделия в театре, который ставит Шекспира, должна быть обновлена, воскрешена.
Женщина, которая в эпоху борьбы Франции с Англией решила по-своему борьбу народов.
Король Лир признал права Корделии, когда поднял ее мертвой.
И как бы стал отрицать права других жить, когда новое умерло.
Корделия – новая драматургическая роль, новое чтение Шекспира.
Создание роли, равной роли Гамлета.
Великий театр должен решаться на великие поступки.
Ведь мировой театр сыграл Чехова и показал простоту и глубину разломов в новой, как будто спокойной жизни трех сестер.
Дочь царя Эдипа, которого она не оставила.
Все разошлись, а она осталась одна сопровождать отца, который оказался преступником.
Это она ведет отца, ослепшего.
Но жизнь переплетается литературой, или, что то же, эпосом.
Глостер слеп, как Эдип.
И вот здесь смотри страшные слова: «мышь имеет право жить» – а вот она, Корделия, – мертва.
Антигону закопали в землю заживо.
Вы говорите, что Антигона и Анна Каренина родные сестры?
Как это мне не пришло в голову.
Смерть как непреложность.
И смерть как начало пути.
Почему же Шекспир дал Лиру такое отчаяние, такое подчеркнутое ощущение смерти?
И вот теперь число «три».
У Пушкина тоже три сестры в сказке о царе Салтане.
Чехов уже прямо вводит название «Три сестры».
Не две и не четыре – три.
Основа этого глубоко народна.
Толстой пытался отрицать Шекспира.
Особенно «Короля Лира».
Говорил, что это невозможно.
Что так не бывает.
Что это искусственно, а не искусство.
Но так, как молния отыскивает самые высокие деревья, так судьба Льва Николаевича Толстого как бы повторила судьбу короля Лира.
Старому человеку, который хотел быть свободным от ограды своего имения, свободным от деревьев, которые он сам посадил, от прудов, которые он сам копал, в попытке создать, утвердить новое, Толстому пришлось уйти.
Здесь я скажу слово, оно может показаться в чем-то недостаточным; но слово это точно.
Поступок Толстого лирообразен.
Я думаю о «Короле Лире» в сегодняшней жизни.
Что же это такое, где цена и где тайна и почему мы так боремся за освоение и старых нравственных решений?
9. Медный меч, или Заключительная глава о «Дон Кихоте»
I
Кажется, Аристотель говорил, что смысл должен быть понятен из действия, а слова служат пониманию философии вещи.
Пушкин писал, что герой действует в «предполагаемых обстоятельствах».
Эти слова Пушкина есть в статье «О народной драме и драме “Марфа Посадница”», о которой мы только что говорили.
Проза показывает нам человека в разных предложенных обстоятельствах, и именно это освещает действие, ход действия.
Не слова, превосходно анализируемые грамматиками от поэзии, но проза – и поэзия – исследуют мир при помощи показа героя в меняющихся условиях.
Поиски места героя в мире, его «приключения» и есть исследование мира.
Поэтому герои так много ездят по суше и по морям – как будто это они проложили дорогу, – путь Колумбу через воды Саргассова моря к Новым берегам.
Теперь надо резко переменить течение мысли.
В книге о Дон Кихоте найдено все, кроме медного меча.
Как бы карнавального оружия.
Не будет большого противоречия, если этот меч, которым сражается Дон Кихот в заключительной сцене с вепрем, будет не медным, карнавальным, а боевым. Ибо вся сцена обставлена Сервантесом как инсценировка, это как бы театр.
Герцог говорит об охоте на вепря, готовится к ней. И говорит, а так было испокон века, что охота готовит к войне.
Большое количество терминов войны взято из охоты.
Большое количество охотничьих выражений воспринято от войны.
«Обложили, как волка» – мы понимаем о чем идет речь.
Герцог готовится к охоте.
Вы увидите меня в другом платье, – почти высокомерно говорит он.
Одновременно происходит как бы инсценировка событий, их театрализация.
Дон Кихот обставлен подобием драмы.
Речами переодетых людей.
Отметим постройку Волшебного Летающего Коня, он, как нам кажется, взят из сказок «Тысячи и одной ночи».
И вот эта обстановка инсценировки вокруг Дон Кихота объяснит, почему у него медный меч.
Потому что это оружие маскарада – праздничного карнавала.
Это пародия на оружие.
Люди по избитой дороге вепря, крупного кабана, с криком выгоняют зверя на командный пост герцога, герцогини и Дон Кихота, на командный пункт великой инсценировки.
Герцогиня бросается вперед с дротиком в руках. Женщина, привычная к странным положениям. Санчо Панса с привычным благородством и быстротой взлетает на дерево.
Дон Кихот медным оружием убивает зверя.
Из этого проистекает следующее.
Движение герцога в защиту жены было в то же время движением спасения самого себя, герцога, от зверя.
Дон Кихот выступает как рыцарь реального подвига и одновременно, в ощущении действительности, как бы участником инсценировки.
Так, как он относится к двум львам, громадным львам, которые едут к испанскому королю, чтобы удивить его африканским чудом.
Дон Кихот спасает герцогиню.
Для тех, кто не успевает понять, о чем идет речь, напомню хорошую картину «Бабетта идет на войну».
Эту пародию хорошо ведет главная героиня, ее играет Бриджит Бардо.
Но Дон Кихот может быть заключен в тюрьму за ошибку, ведь он бедняк и неудачник в сравнении с герцогом; так был заключен человек в тюрьму в одном романе Диккенса, потому что тому пришлось сразиться с человеком недворянского происхождения.
И за это человек был спрятан в тюрьму.
Он сидел в одиночке, сошел с ума, и из жалости ему дали инструменты сапожника.
Дон Кихот попадает в клетку. Это та клетка, которая везла его домой, чтобы прекратить его подвиги.
Гегель считал великий роман «Дон Кихот» лишь прелестным рядом новелл, слабо сцепленных тонкой нитью.
Но великий роман потому роман, что сцеплен действиями движущегося, то есть изменяющегося, героя, который действует в различных предложенных обстоятельствах.
Дон Кихот конца второго тома – это иной герой, чем в начале первого тома.
Обращаю внимание, что во втором томе «Дон Кихота», выпущенного через восемь лет после выхода первого тома, почти нет вставных новелл, что связано с изменением времени, включающим изменение героя.
Это уже слитое повествование.
Сервантес очень ясно чувствует, что его роман сложен как бы из кирпичей.
Вставная новелла первого тома «Повесть о безрассудно влюбленном» имеет по подсчетам самого Сервантеса около восьми печатных листов.
И эта повесть уже вне привычного для него строения прозаического произведения, то есть второго тома.
Хочу сказать, что во втором томе Сервантес сам говорит про новеллы – включенные, присвоенные.
И если Сервантес в начале романа дает как пошлость слова, лозунг, что свобода выше всего, то в конце романа, почти перед смертью Дон Кихота, в описании того, как Санчо Панса и Дон Кихот уезжают из пышного дворца герцога, Дон Кихот восклицает о счастье свободы.