Над человеком можно смеяться, но нет вопроса у читателя, имеет ли право голодный человек быть голодным. И хотя Каренин умный человек, он говорит, что связь между ним и женой освящена богом, – и это звучит не более как отговоркой.

Немолодой губернатор когда-то женился на молодой княжне.

Она соблазнена полковником.

Он умен, красив, породист.

Бог тут ни при чем.

Он создал Адама и Еву. Это было сделано неосмотрительно для «света».

Роман не укоризнен, а трагичен.

Это роман, в котором счастье женщины показано как счастье мужчины.

В начале «Дон Кихота» Сервантес советуется со своим приятелем, дело идет о вступлении человека в литературу. Сервантес написал уже многое, но не имел еще успеха, и, в сущности, он говорит о мимикрии как о том, что образует внешность.

Сам Сервантес умен, бывал, но тут идет разговор, пересматривание вида книг.

Между прочим, принято делать в книге ссылки, просматривать другие книги и в конце труда давать общий свод. Приятель торжественно говорит, а Сервантес соглашается, что эти колонки ссылок в книге никто не читает.

Больше всего их доводится читать писателю, но это следы мысли.

Ссылка имеет свое место, закрепляет прочитанное в его окружении. Надо опираться на определенный строй мысли, надо давать не только слова, а надо дать координаты. Это хороший обычай. И даже у нас в издательствах нет своих библиотек, нет трудов по библиографии, так что сами они проверить не могут; так вот, мы сделали из этих справок листки, по которым можно проверить цитату, своеобразный документ, который доказывает право на существование книги.

Похоже, что мы ходим, как слепые, все время трогая стену цитаты. Сейчас у меня на столе лежат книги в таком количестве, что будь я даже акробатом, я бы не смог перескочить через стол.

Книги бы меня задержали.

Но они нужны, и хорошо, что их много.

И здесь есть книга, изданная к 100-летию выхода романа «Анна Каренина».

Это книга Э. Бабаева «Роман и время» издания 1975 г.

Книга хорошая. Ссылок много; убежден, что они все проверены.

Но роман рассматривается вразброд. Расписывается по адресам на куски.

Каждый кусок, каждая связь романа дается толково, а в то же время действие романа изображается как бы отдельно.

Толстой говорил, что роман – «лабиринт сцеплений»; существуют сцепления, существует лабиринт. Это единство сцеплений. Художественное произведение едино, оно состоит из множественностей, создающих смысловые противостояния.

Белки в лесу едят еловые шишки и, как будто не видя, учитывают жесткие перепонки, поперечинки между зернами.

Но суть для белки все-таки в зернах, что она ищет. Она обгрызанную шишку роняет вниз, на землю, никогда не хлопоча о переиздании этой просмотренной вещи.

Роман «Анна Каренина» – единая вещь, единство, построенное на противоречиях. Единство множества.

Именно поэтому Толстой говорил с гордостью об архитектуре романа.

Архитектура романа связана с архитектурой времени.

Щербацкая, женщина древнего рода, мать семейства, сейчас не знает, как надо выдавать дочерей.

Она знает, что во Франции женщина сама устраивает свою судьбу.

В Англии браки устраивают родители.

А вот как это дело производится в Москве в том году, как это происходит, когда она здесь и думает об этом, она не знает.

Дело в том, что в России все переставилось, перевернулось и никак не могло уложиться.

Сильный, гордый своим родом, философски образованный, хозяин прекрасного имения, Константин Левин видит, что все перевернулось. Он не знает, как это уложится. То строение, в котором находится сущность жизни, движение жизни, о которой его брат Николай говорит, обращаясь к младшему любимому брату: «Ты взял старую идею, выбросил сущность, думал, что она, идея, твоя».

Левин рассердился, вернее, рассредоточился, потому что сказано правильно, и понял, что этого правильного он не знает.

В конце книги Левин говорит, что есть целый порядок ссылок, порядок понятий; он знает, что солнце не закатывается и не встает.

Он знает, что звезды движутся не так, как это кажется, если смотреть с земли.

Он не прищуриваясь видит элементы древней опровергнутой картины.

Каждое утро встает солнце.

Вечером оно заходит.

Когда-то это было не только видимым, но и понятным. Это было началом астрономии.

Левин хочет увидеть мир таким, каким он всегда был, но он знает, что для этого надо прищуриться.

Мир движется не по тем законам, которые он знает.

Архитектура романа Толстого в том, что он ищет нравственные законы мира.

Мир изменяется.

А он хочет увидеть неизменяющееся. Дается в самом конце романа Левин, уже женатый, постаревший человек.

Он говорит, что он будет жить так, как живет.

Это разговор собственника.

Он утверждает неподвижность мира.

Эта попытка была сделана в Библии Иисусом Навином, который сказал: «Стой, солнце, и не двигайся, луна».

Тогда это удалось.

Левин, помещик, хочет сделать работающих крестьян как бы пайщиками в работе; в то же время он говорит, что платить надо как можно меньше.

При такой системе сговориться с работающими трудно.

У крестьян земли мало.

У Левина 3000 десятин. Земля унавожена.

Очень хорошие покосы.

Крестьяне работают на сговоре с Левиным, что третья часть покоса на его земле достается косцу, но он не верит этой третьей части и проверяет возы. Мужики говорят, что сено высохло.

Левин требует свои две трети. Он говорит, что мужики отвозят сено другим. Разговор длинный. Но в то же время в этот разговор входят и сердечные дела Левина, его отношения с женой.

Толстой писал «Анну Каренину».

Искусство есть дорога, которую не сразу находишь.

Симфония слагается из различных величин, имеющих свои законы существования, эти величины сосуществуют, но имеют разные законы.

В искусстве существует энергия заблуждения, как бы существует энергия движения, и это движение искусства зависит от энергии изменения жизни.

Написана «Анна Каренина» как роман. В том романе, что мы читаем, щурится Анна Каренина; эту привычку она получила, когда она ушла от мужа и от сына; но и Левин, семьянин, силач, философ, тоже щурится, стремясь понять, как законы ощущения совмещаются с законами существования вселенной.

Как это ни странно, государь император, попадая на скачки, на те самые скачки, на которых упал Вронский, сломав спину своей любимой лошади Фру-Фру, государь тоже щурится.

Мир таков. И нет прямого виноватого.

Толстой утверждает со всей силой своего таланта, что права женщина, желания женщины.

Через человека, имя которому Константин Левин, но в этом названии корень «лев» остается, так вот, Лев Николаевич считает, жена должна заниматься домашним хозяйством. Толстой даже настаивал, что писать надо «Левин».

Когда Левин Константин получил свою желанную жену, она занялась хозяйством. Она варила варенье; она теперь могла создавать это по-своему. Мир в чем-то ей покорился. И почти богослужением, вероятно, выглядела варка варенья в семье Левиных.

В этом также принимают участие старая нянька и другие слуги самого Левина. У них разное отношение к методике варки варенья. Они как бы старообрядцы. Они считают, что Щербацкая, теща, переваривает варенье; но все-таки они делают то, что должны делать женщины, – шить, стряпать, а главное – рожать и кормить детей, и все это правильно. Но то, что можно представить только прищурившись, – что Анна Каренина, которая, вероятно, тоже умеет варить варенье, имеет сына, сильно ее любившего.

Она читает книги, она написала роман для детей, и уже есть издатель. Она понимает искусство. Она хочет переделать мир для себя.

Для Вронского Анна Каренина большая часть мира, не мир принадлежит Вронскому целиком, а в любви может участвовать его часть.

Творец, создавший роман, создал образ величайший. Он привлекает всех читателей, они влюбляются в Анну Каренину. А женился он, сам романист, на Софье Андреевне. Она очень напоминает Кити. Варенье варилось, она вела огромное хозяйство, заведовала издательством, продавала яблоки, которые росли в Ясной Поляне, продавала масло, сдавала комнаты студентам, хотя дом был довольно зажиточным.