-Ну?– приободрил Сильван: Он переспал с тобой прошлым вечером?

Он заколебалась на секунду, скользя взглядом между двумя мужчинами затем покачала головой, что Драстен немедленно истолковал как - Нет .

-Видишь? Я так тебе и говорил, пап,– сказал Драстен, обличительно, когда она, наконец, отвела взгляд от него: Я не должен совращать девушек. Не со столькими опытными девицами, соперничающими за удовольствие в моей постели. Женщины может, и не хотели сочетаться браком с ним, но это, безусловно, не мешало им залезать в его постель при каждом удобном случае.

Часто, подозревал он, эти самые слухи о нем, что гнали их от алтаря, были и были той приманкой, которая заставляла искать его кровать. Девушки были непостоянные, как и эта. Пленялись опасностью на ночь или две, но никакого ума, что бы жить с ним.

Когда миниатюрная девушка свирепо посмотрела на него, его поразила ее недоумевающий вид. Почему ее оскорбила его доблесть с девушками?

-Прости мой неделикатный вопрос, девочка,– сказал Сильван: но кто убрал твою… девственность? Это был дин из наших людей?

Типично, что его отец не мог пустить это все на самотек. Это был не он и это все, что Драстену требовалось услышать. В нормальном материальном положении он бы обрыскал владение в поисках некогда бывшего поклонника, лишившего девственности и бессердечно оставившего ее, и проследил за тем, что бы ей предоставили любое возмещение, которое она попросит, если это был один из них. Но его отец думал, что Он взял ее девственность, и это оскорбляло его.

Вытесняя ее из своих мыслей – в большей степени для того, что бы удостоверить себя, что он может – он отвернулся, что бы найти Нелл и прояснить это дело с ней, а заодно раздобыть съедобный завтрак, но замер в пути, когда она снова заговорила .

-Он, – сказала она, а голос ее одновременно звучал недовольным и вспылившим.

Драстен медленно повернулся. Она выглядела почти такой же шокированной собственными словами, как и он.

Она поникла под давлением его взгляда, а потом пробормотала: Но я хотела его.

Драстена привело в ярость. Как осмелилась она ложно обвинять его? Что если его нареченная услышит об это? Если бы отец Ани услышал претензии этой маленькой женщины, что он грубо изнасиловал ее, а потом отрекся, он мог бы отменить свадьбу!

Кто бы она ни была – ей не удастся выместить гнев на его, не рожденных детях.

Ворча, он пересек пространство между ними в три шага, сгреб ее одной рукой и перебросил через плечо, сдерживающая вторая рука лежала на ее заду.

Сдерживающая рука, которая не могла не оценить этот зад, которая разозлила его еще больше.

Игнорируя протесты отца, он важно прошествовал к двери, рывком распахнул ее и выбросил завравшуюся девицу, головой вперед, в колючей кустарник.

Чувствуя одновременно оправданным, и как самый сожалеющий мошенник во всей Альбе, он хлопнул дверью, скользнул задвижкой, прислонился спиной к ней и сложил руки поперек груди, словно заговаривал дверь отчего-то на много опаснее, чем просто лгущая девушка. Словно Хаос собственной персоны в данный момент был зажат в его преградах – отец непреодолимо бледно-лиловом и полыхал жаром.

-И это конец разговора,– твердо сказал он Сильвану. Но это не прозвучало так твердо, как он намеревался. По правде, его голос поднялся немного в конце, и его утверждение несло вопрошающую интонацию. Видел ли он до этого своего отца онемевшим? задумался он.

Так или иначе, у него было чувство, что выброшенная врушка в колючем кусте ничему не положила конец.

Действительно, предположил он, что вне зависимости от того что произошло, это только начало.

Был бы он суевернее, то мог бы вообразить, что слышал скрип колес судьбы, когда они повернулись.

Глава 14

Гвен негодующе быстро заговорила, когда вылезла из куста, выдергивая колючие листочки из волос. Там, где она была меньше чем двенадцать часов назад, снова на карачках на проклятом пороге.

Рассерженная, она запрокинула голову назад и пронзительно закричала: – Впустите меня.

Дверь, жестоко, оставалась закрытой. Она откинулась на пятки и заколотила кулаками в дверь. Аргумент, прорывающийся внутрь замка, был таким громким, что она знала, они никогда не услышат его за таким шумом.

Она глубоко вздохнула и размышляла о том, что она только, что сделала, думая, что сигарета пройдет длинный путь, разъясняя ее ум, и чашка крепкого кофе могла бы сейчас восстановить ее душевное равновесие.

Ладно, она признала: – Это было унизительно глупо. Она сказала самую наихудшую вещь, которую возможно говорила, гарантировавшую вывести его из себя.

Но она прошла через многое за последние двадцать четыре часа, и логика, точно не была господствующей планетой, в ее маленькой вселенной, когда Драстен повернулся спиной к ней. Эмоции, эта намного большая неисследованная планета, вызвала непреодолимое натяжение ее остроумия.

Она не имела ни какой практики с эмоциями, что бы обращаться с ними с ловкостью, и ей Богу, этот мужчина заставил ее чувствовать так много, что просто ставило в тупик.

Впервые увидев его, она стояла на верху лестницы несколько секунд, смотря на него со страхом в глазах, едва слушая разговор, идущий внизу.

Он разительно отличался от окружения в любом столетии. Даже, когда она считала его умственно помешанным, она находила его опасно привлекательным. В его естественной стихии он был в два раза неотразимее. Теперь, она знала это, он истинный лордом шестнадцатого века. Она удивилась, как она даже могла верить в другое.

Восторженная от того, что он жив и здоров, и что путешествовала сквозь время, что бы спасти его, она бросилась вниз по ступеням. Затем отец Драстена, Сильван, тот самый мужчина, которого она ошибочно приняла за Эйнштейна, обмолвился о ее возможной беременности, смущая ее. Столкнувшись с возможной беременностью, до того даже как коснулась губой к краю кружки Старбаск(компания производит кофе), она стояла, пораженная.

Не достаточно просто купить презервативы Кейсиди, ты должна использовать их.

И потом, Драстен бросил шелковую гриву через плечо и посмотрел прямо на нее, и хотя его глаза вспыхнули, словно он нашел ее притягательной, в них не отразилось искры признания.

Она ожидала это.

Она знала, он не узнает ее. Все же, ее сердце не понимало, как ужасно оно будет чувствовать, когда он обратил, этот серебристый, чувственный пристальный взгляд на нее, столь же далекий и холодный как незнакомец.

Разумно или нет, это причиняло боль, и потом он сделал этот хитро-жопое замечание о женщинах, которые соперничают за удовольствие в его постели.

После этого, словно, он ударил каждое ее нервное окончание, повернувшись спиной, отвергая ее.

Это была та точка, когда она безрассудно отреагировала. Она выпалила единственную вещь, которая, знала она, заставит его повернуться к ней снова. Она принесла в жертву отдаленные цели ради мгновенного удовольствия.

Ее привело в ужас, то, что она сделала. Не было ничего удивительного, что ее мать настойчиво с скрипящим сердцем сетовала против ее эмоциональности. Эмоции, по-видимому, делала дураков даже из гениев.

Ей нужно было, что бы он выслушал ее, а он не собирался прибывать в настроении слушать ее сейчас. Говоря, что они были любовниками, она разозлила его и спровоцировала.

-Впустите меня,– она стучала в дверь:– Я должна рассказать тебе всю историю. Но они все еще спорили так громко, что она могла с таким, же успехом разговаривать шепотом.

Отдирая листья с платья, она встала на ноги и бросила сердитый взгляд на дверь. Пока никто не ответил и ее довод не дошел до них, она запрокинула голову желая рассмотреть замок при свете дня, но была слишком близко к нему. Она почувствовала себя блохой пытающейся рассмотреть слона, когда взгромоздилась на его лоб. Сгорая от любопытства, она решила, что могла бы кстати немного прогуляться.