Первые две строки противопоставляются двум последним. Подлинное «я» можно поцеловать, но его нельзя удержать. Оно невидимо, но его нельзя сокрыть. Оно не рождалось и никогда не умрет.

«Нет нужды хвалить и восхищаться!» переводится по-разному:

1. Среди двенадцати нидан, или звеньев в цепи существования, две участвуют в записи этого выражения (которое включает три иероглифа). Речь идет о нидане номер семь (ощущение), нидане номер одиннадцать (рождение). Возможно, они символизируют всю цепь существования, и тогда слова Мумона следует переводить так: «Разорви цепь существования!»

2. Кроме того, два иероглифа, входящие в состав выражения, можно перевести как «получение жизни». В этом случае Мумон говорит: «Прекрати получать жизнь!» Другими словами, «Если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода» (Ин. 12, 24).

3. Переводя второй иероглиф как «возникать», получим тот же смысл, что и у знаменитой строки, услышав которую Эно достиг просветления: «Не позволяй помыслам возникать в сознании».

Делая Это, или Бога, объектом своей мысли, мы сразу же теряем его. Но когда мы понимаем, что не можем найти его, мы понимаем также, что не можем спрятать или потерять его. Конфуций говорит:

Последняя строка стихотворения Мумона интересна. Кажется, что Мумон говорит здесь о бессмертии души, но это неверно. В случае XXIX из Хэкиганроку мы встречаем, как может показаться на первый взгляд, противоположное мнение.

Обычно считается, что «Это» в процитированной истории обозначает душу, и стало быть, Дайдзуй отрицает бессмертие души. Мумон утверждает бессмертие души. Дайдзуй и Мумон говорят одно и то же, только с разных точек зрения. Дайдзуй говорит, что во времени все вещи имеют начало и конец. Мумон говорит, что за пределами времени все вещи неуничтожимы.

Фукэцу (Фэн-сюэ, 896–973) был духовным внуком Риндзая. Он родился в 896, за год до того, как умер Дзёсю. В молодости он изучал конфуцианских классиков, однако не выдержал экзамена на должность чиновника и поэтому обратился к буддизму, вначале к секте Тэндай, затем к дзэн. В возрасте двадцати пяти лет он учился у Кёсэя, ученика Сэппо, но ничего не достиг и отправился к другим дзэнским мастерам. История просветления Фукэцу приводится в длинном комментарии к случаю XXXVIII из Хэкиганроку. В этой истории необычно то, что просветление наступило после того, как Нанъин похвалил Фукэцу.

Монах IV века Содзё (Сэн-чжао) был одним из четырех великих переводчиков буддистских писаний при Кумарадживе, который умер в 412 году, за сто с лишним лет до прихода Дарумы в Китай. Будучи приговоренным к смерти в возрасте тридцати одного года, Содзё попросил отсрочку на неделю, в течение которой он написал Ходзорон. Во второй части этого трактата говорится, что, когда Великий Путь отделяет себя от имен и форм и входит в сферу Бхутататхаты, или Абсолютной Реальности, он становится Разделенностью. Когда же Великий Путь проявляется в Мириаде Феноменов, его бесконечное разнообразие становится Утонченностью. Когда он проявляется в речи, это проявление Утонченности. Когда он принимает вид безмолвия, это Разделенность. Таким образом, имеем:

Вопрос монаха звучит так: «Как нам выйти за пределы речи и молчания?» С философской точки зрения, мы выходим за пределы речи и молчания, когда Молчим, и выходим за пределы Молчания, когда молчим или говорим.

Вопрос можно сформулировать еще и так: «Как мы можем Молчать и молчать? Как мы можем Молчать и говорить?» В Юймакё Вималакирти выходит из затруднения тем, что Молчит и молчит. Он не говорит ничего в ответ на требования Манджушри.[112] Таково было его «громоподобное молчание». Фукэцу решает эту проблему тем, что Молчит и говорит. Он цитирует старый стих, который естественно пришел ему в голову. Идея ответа в том, что одно лишь Молчание не подходит, но в равной мере не подходят молчание и речь. Наше Молчание должно быть всегда, но должны быть также молчание и речь.

Фукэцу не отвечает на вопрос монаха рационально. Он не объясняет различие между молчанием и Молчанием и тому подобные вещи. Он, не задумываясь, произносит поэтические строки. Было бы, конечно, лучше сказать что-то оригинальное, даже если бы эти слова были менее литературными. Важно не критиковать других, а излучать свой свет. Мумон призывает нас дать ему изречение или предложение, которое было бы одновременно Молчанием и речью. Однако для этой цели Молчание и молчание также подойдет. В любом случае мы должны предложить ему действие, которое выходит за пределы относительного и абсолютного и включает их в себя. В комичном случае XXXVIII из Хэкиганроку мы встречаем совсем другого Фукэцу. Тот случай заканчивается следующим образом:

Для этого действа лучше подходит не та музыка, под которую поют «Веди меня, блаженный Свет», а другая: «Вперед, христианские воины!»