– Угу. А с тобой?

– Да, да! Это что-то невозможное!

Ступени лестницы вернули Сару в шум и хаос вечеринки. Ощущение вины вновь навалилось на плечи. Ей казалось, что ее тяжелая поступь сотрясает весь дом. Значит, она все-таки сделала это – вовлекла себя в такое, откуда не так-то просто выбраться.

С банкой пива в руке Сара вышла на воздух и направилась к бассейну. Ей не хватало драматизма ситуации; она ждала, что вложенные в пророчество гадалки пятнадцать долларов обернутся вдруг бурей чувств – изменившим всю ее жизнь очистительным дождем, цена которому – миллионы. Ну ладно, что-то и в самом деле случилось – она потеряла невинность, – но в этом ощущении Сара не находила ничего особенного. Зато Натан теперь наверняка считает, что она будет носить его бейсбольную шапочку, или свитер, или какой-нибудь символ, обозначавший их принадлежность друг другу.

В темноте она молча смотрела в черную воду бассейна. Странное дело: придя в возбуждение, он показался ей совершенно иным; внезапно ей захотелось, чтобы ничего этого не было. Неужели теперь всегда будет так? Сбрасывая одежду, принцы станут превращаться в лягушек? Значит, секс окажется делом более трудным… в отличие от ее представлений.

Возвратившись в гостиную, Сара заметила, что Натан не сводит с нее взгляда, а лицо у него такое, будто он сочиняет поэму. В конце концов она подошла к телефону, позвонила Марку и попросила его забрать ее.

– В зависимости от того, как на это смотреть, – сказала она брату, усевшись в его «мустанг» 64-го года с замененным двигателем, – либо цыганка все наврала, либо потеря невинности вовсе не такое уж великое событие в жизни, как я ожидала.

Марк посмотрел на нее. Салон машины освещался желтоватым светом уличных фонарей.

– Ты разочарована? Испытываешь злость? Что?

– Я просто чувствую себя… ужасно. Боюсь, что буду вынуждена обидеть его. Или уже сделала это, о чем сам он еще не догадывается.

Натан стал тан часто звонить ей, что Сара уже подумывала, не попросить ли родителей сменить номер их телефона. Говорил он в трубку с такими предыханиями, как будто разговор застал его в момент оргазма.

– Тебя просит Натан! – нараспев кричал через весь дом Марк.

– Меня нет!

– Поздно! Я сказал, что ты сейчас подойдешь!

– Сукин ты сын!

– Сара, следи за своим языком, – внезапно возникал в воздухе голос матери, обычный в тех случаях, когда дети позволяют себе малейшее отступление от литературных норм.

– Марк, он сведет меня с ума, – заявила Сара через неделю.

Они сидели на крыше, единственном месте, откуда акустические колебания воздуха, вызванные их беседой, не достигали чутких ушей матери. Стояла теплая летняя ночь. Ветер нес с собой запахи океана, в ясном звездном небе висела половина луны. Там, в немереных далях, куда-то шагал Орион.

– Ну так скажи, что тебе просто захотелось попробовать, что не стоит ему видеть в этом ничего иного, – предложил Марк.

– Типично мужская психология.

– Другой у меня нет.

– Ты и в самом деле так холоден со своими девушками? То есть ты ложишься с ними в постель, а потом говоришь, что это ровным счетом ничего не значит?

– Между нами?

– Абсолютно.

– Нет, но своим друзьям я говорю, что это именно так.

Сара расхохоталась.

– Это как зарубки на прикладе ружья?

– Нечто вроде. Да.

Так Сара смогла вписать еще один параграф в день ото дня уточняющийся справочник по практическому поведению мужчин. Секреты – и не только от девушек, но и от своих же приятелей – все должно работать на создание и сохранение имиджа. Все – во имя игры.

В тридцати пять лет Сара могла вспомнить всего несколько переживаний, которые и в самом деле ломали привычное течение ее жизни, хотя она постоянно ждала и искала их. Это было ее больным местом в отношениях с мужчинами – чрезмерные надежды. С каждым из них, во всяком случае, в самом начале, ей казалось, что пучины морские вот-вот расступятся перед ней, что горы сдвинутся со своих мест. Но повторялось одно и то же: ужин становился все менее волнующим и все более молчаливым; секс, начинавшийся с марафонских дистанций и всех мыслимых позиций, да еще стимулировавшийся маслом для массажа и нежными словами команд, начинал походить на безнадежную и скучную стометровку. Флакон с маслом пылился под кроватью, а сам сеанс стал настолько кратким, что никому из партнеров и в голову не приходило проявить хоть какую-то изобретательность.

В своем стремлении раскусить мужчин Сара преуспела – ни одному уже не удавалось подарить ей ощущение чистой, ничем не замутненной радости. Она никогда не опускалась до различных уловок, к которым обычно прибегают женщины. Да взять хотя бы Белинду, ее лучшую подругу, – та даже удовольствие получает от этих хитростей. Сара несколько раз пыталась предупредить ее, но Белинда вечно отмахивалась:

– Ты же ничего не понимаешь. Он совсем другой. Он по-настоящему искренен.

Само собой разумеется, что «он», кем бы ни был, вовсе не стремился к искренности. К ней, насколько Сара могла судить, не стремился никто из мужчин.

Последним увлечением Белинды стал продюсер из Голливуда, женатый на довольно-таки способной актрисе и, по-видимому, уже не живущий с нею. Он сообщил Белинде, что после нескольких попыток примирения и последовавших за ними неурядиц он уже вполне созрел для развода.

– Теперь я в этом просто уверен. В эмоциональном плане мы с ней давно уже не муж и жена. Фактически нам осталось только оформить бумаги, – заявил он Белинде, а та по телефону рассказала об этом Саре сразу же после первого свидания, которое закончилось всего лишь холодной пиццей у него дома.

– Ради Бога, – ответила ей Сара, – скажи, пусть приходит к тебе тогда, когда закончит с разводом. Иначе ты можешь сойти с ума в ожидании.

– Но он сказал, что хочет быть со мной по-настоящему честным. Все мне рассказал о своем браке, да и о предыдущем тоже. Это чтобы я ничему не удивлялась.

– Вот как? Держу пари, что его жена все-таки удивится, поскольку она пока еще не бывшая его жена. А что он вообще МОГ БЫ тебе сказать, Белинда? Только то, что, по его расчетам, поможет уложить тебя пару раз в постель.

В этом Сара оказалась на удивление прозорливой. Роман с продюсером свелся к нескольким вечерам, когда они занимались любовью; спать вместе они не спали, в ресторанах и кинотеатрах не появлялись, и звонил-то он ей только изредка. А последний раз из своей машины – чтобы поставить ее в известность о том, что «в плане эмоциональном» он «еще не готов порвать со своей женой». Поэтому встречаться с Белиндой больше не может.

Белинда явилась к ней вся в слезах, и Саре пришлось одновременно успокаивать подругу и заниматься ее образованием.

– Знаешь, почему он никогда не появлялся с тобой в городе? – спросила она, пока Белинда опустошала картонку с бумажными носовыми платками. – Да он просто боялся, что об этом пойдут сплетни и жена устроит ему разнос. Вот какое понятие о совести у этого ничтожества. Ему не хотелось, чтобы тебя видели рядом с ним.

С самой Сарой такого не случалось. Она сразу же понимала, что этот – лжец, и вариант «почему бы нам не поесть пиццы у меня дома» никогда бы не сработал. Не бывало у нее и таких приступов тоски, как у Белинды, – у той слезы брызгали из глаз всякий раз, как только из автомобильного приемника раздавалось что-нибудь вроде знаменитого хита «Мост над бурными водами». Для Сары проблема состояла в том, что и взлетов у нее тоже не было – обезопасив свое сердце от посягательств со стороны мужчин, она лишила последних возможности даже приблизиться к нему.

Фантазия ее не знала пределов. Лежа ночью в постели, Сара позволяла воображению довести себя до такого оргазма, который не мог бы вызвать ни один мужчина в реальной жизни. Безусловно, они присутствовали в ее ночных видениях, как, впрочем, и женщины, хотя в действительности Сару не очень увлекала мысль заняться любовью с существом во всем себе подобным. Но тем и прекрасны были фантазии, что в них не существовало никаких запретов или ограничений.