– Как же мне защитить себя? – спросила она.

– Ответ ты знаешь, нужно только решиться. Теперь иди, я хочу побыть один, помолиться. До утра сын не доживет.

– Это вам врачи сказали?

– Нет. Они не знают. Знаю я.

На прощание он протянул Саре руку. Она не хотела выпускать ее из своей. А выходя из палаты, оглянулась, почти уверенная, что никакого старика там нет, что он растворился, исчез в полумраке комнаты. Но индеец сидел на своем месте, на неудобном больничном стуле, и, закрыв глаза, молился.

Теперь уже Сара не чувствовала усталости. Теперь она понимала героиню детского мультфильма, которая спрашивает отца: «Мы все еще на Земле, папочка?» Идя к машине, Сара поймала себя на мысли, что ей не хочется ехать домой, в одиночество, нарушаемое лишь звуком собственных шагов. Она остановилась у телефонной будки, дожидаясь, пока мужчина, запертый в маленьком светящемся аквариуме, не закончит свой разговор. Белинда живет неподалеку, она может оказаться дома и спасти Сару от неизбежной участи ходить по квартире, сталкиваясь с самой собой.

Стеклянная кабинка телефона-автомата, подобно витрине магазина, выставляет на обозрение прохожих кусочки человеческой жизни. Сара не раз обращала на это внимание. Ей часто приходилось видеть в них мужей, что-то врущих своим женам, в то время как снаружи поджидает любовница, была она свидетелем наигранной беспечности, слез, злости, отчаяния в поисках работы или крыши над головой. Но сейчас ей было трудно судить – по одной лишь позе, – что привело незнакомца в будку. Рука с трубкой опирается на корпус телефона, локоть другой прижат к животу; мужчина чуть склонился вперед, будто его прихватил приступ аппендицита. Лет тридцати пяти, решила Сара, похож на брокера или агента по торговле недвижимостью, скорее всего, в клинике лежит кто-то из его знакомых или родственников либо же ему самому врачи предложили сбросить пар, иначе сердце не выдержит. Должно быть, курит, жует резинку, а при этом еще беспрерывно пьет кофе.

Человек нервно бросил трубку, выскочил из кабины и на ходу бросил Саре «извините». Она не поняла за что, видимо, он подумал, что заставил даму ждать не меньше часа.

– Белинда, это я.

– Ты где?

– В клинике. Виделась с Марком, у него все нормально. Мне так не хочется домой. Надоело одиночество. Можно к тебе?

– Давай, – ответила Белинда. – Останешься на ночь. К черту одиночество.

Белинда жила на тенистой улочке к востоку от Вествуд-вилидж в крошечном флигеле для гостей, который широким двором отделялся от внушительного особняка; к ее дверям через ухоженный газон вела узенькая, выложенная галькой тропинка. Всякий, кто попадал к ней в дом, оказывался в волшебном мире хрусталя, старинных кружев и эстампов Максфилда Пэрриша. На столах скатерти ручной работы, с оконных рам свисают хрустальные подвески, так что в любое время дня по полу и стенам мечутся причудливые разноцветные узоры. В курильницах вечно дымятся какие-нибудь благовония, а по ночам в доме горят по большей части свечи, а не лампы. Выбираясь пару раз с подругой на съемки в другие города, Сара знала, что примерно то же Белинда пыталась устраивать и в гостиничных номерах: покупала цветы, покрывала столы шалями, а кресла кружевами – это напоминало ей дом.

Дверь распахнулась еще до того, как Сара постучала. Гулкие шаги, доносящиеся с тропинки, заблаговременно предупреждали Белинду о посетителях. Стоя на пороге, освещенная падавшим из-за спины золотистым светом, она выглядела юной и хрупкой. Волосы ее, по-прежнему белокурые, не были ни взбиты, ни как-то уложены. Мягкие, они по-мальчишески падали на лоб. Пеньюар цвета слоновой кости опускался почти до пола; уже на пороге чувствовался аромат курений.

– С тобой все в порядке? – спросила Белинда, обнимая подругу.

– Да, только вымоталась что-то. Слишком уж много событий за последнее время.

Разговор не клеился, как будто обе понимали, что на какое-то время, пока они расхаживают по дому, пока Белинда показывает подруге свое новое платье, пока поджариваются тосты и заваривается чай, им хватит и молчания. Домик Белинды был крошечным; кушетка в гостиной оказалась коротковатой даже для Сары – спать на ней было невозможно. Оставалось только одно – обеим улечься в кровати. Настоящий разговор начался у них только после того, как подруги забрались под одеяло, и Белинда задула ароматизированную жасминовую свечу – единственный источник света в спальне.

– Мне нужно уйти от него, – сказала в темноте Сара, – но не думаю, что это у меня получится.

– Энтони?

– Угу. Такое ощущение, что жизнь расползается по швам.

– Это мне знакомо. – Белинда чуть приподнялась, опершись на локоть, до Сары донесся запах шампуня с кокосовым маслом. – Знаешь, все это так несправедливо, – продолжала Белинда. – Ну почему эти мужчины так тянут к себе? Почему так искушают и завораживают, просто разбойничают в твоей душе? А добрые, заботливые и понимающие не лягут с тобой в постель никогда.

– Никогда, – эхом отозвалась Сара.

– Вот именно. А если и лягут, то все будет закончено через пару минут и штука эта окажется такой маленькой, что не поймешь, вошла она в тебя или вышла.

– Нужно смотреть на их ноги, Белинда. Знаешь ведь: длинная ступня – длинный член?

– Прошлым вечером я ужинала в ресторане с подругой, которая была моим ассистентом в последнем фильме. Официант принес и поставил на стол бутылку вина, объяснив, что ее прислал восхищенный поклонник. Я окинула взглядом зал, заметила в углу какого-то ничтожного человечка и спросила: «Он»? Официант кивнул: «А как вы узнали?» Так вот всегда и бывает, правда? Им никак не мог оказаться загорелый парень с внешностью Арамиса.

Сара перевернулась на спину, устроив голову на подушке повыше.

– Белинда, а тебе не кажется, что еще в доисторические времена имел место некий вселенский заговор? И Господь сказал сам себе: «О'кей, сделаем так. Парни с крошечными членами, неспособные заниматься любовью, те, что начинают трястись при поцелуе и кончают в мгновение ока, эти парни будут взамен наделены такими качествами, как доброта, внимание и вообще порядочность. А в другую шеренгу я поставлю тех, у кого свисает до колена, которые знают, как заставить женщину кричать от наслаждения, умеют довести ее до оргазма несколько раз за ночь. Само собой разумеется, все они будут подонками, оставляющими позади себя вереницу разбитых сердец. Но ведь нельзя допустить, чтобы у человека было все сразу». Вопрос, Бел, собственно, заключается вот в чем: ты не думаешь, что в тот день, когда Господь сотворил человека, у Него было просто дурное настроение?

– Возможно – ответила Белинда. – Более логичного объяснения я, похоже, не найду. – Набрав полную грудь воздуха, она сделала медленный выдох. – А кто, интересно, выдвинул эту теорию о том, что длина пениса не имеет никакого значения?

– Какой-нибудь бедолага со своим недомерком.

– Из всех женщин, кого я знаю, ни одна бы так не сказала. Ну представь себе, ты ведь даже не знаешь, ТАМ он или нет. А потом еще испытываешь чувство вины, потому что не хочешь подать виду – в конце концов, не от него же это зависит. Что ты будешь тут делать? Спрашивать, вошел ли он? Так вроде грубо.

– Но и в слишком большом тоже нет ничего хорошего, – откликнулась Сара. – Был у меня один парень, я познакомилась с ним после окончания колледжа. Когда мы первый раз легли в постель и я поняла, что за штука у него меж ногами, я подумала: «Боже, да что мне с таким делать?» Клянусь, он был настолько огромным, что мне не оставалось ничего другого, как работать рунами.

– Видишь ли, проблема в том, что парни с идеальными концами наиболее опасны. Они трахают тебя до тех пор, пока ты не оказываешься в трансе. А когда выходишь из него и смотришь на себя, то остается только спросить: «Господи, что случилось с моим сердцем? Оно похоже на выжженную землю».

– Так где же решение? – спросила Сара. – Найти себе коротконогого малыша и вложить средства в покупку вибратора?