Скири медленным шагом стали приближаться к Лакотам, знаками показывая, что драться раздумали. Их взволнованные глаза смотрели на что-то позади врагов. Лакоты обернулись, следя за их руками, и увидели Мари. Она стояла возле волокуш, опираясь рукой на круп лошади. Заходящее солнце просветило её длинные распущенные волосы, превратив их в серебристый ореол.

Наступила глубокая тишина. Бритоголовые окружили Мари и с благоговением разглядывали её. Прошло несколько минут, прежде чем их вожак обратился к Лакотам и предложил раскурить трубку.

– Мы хотим эту женщину, – объясняли Скири знаками, – она нужна нам.

– Ладно, – согласились Лакоты. – У неё есть ребёнок.

– Нет, младенца мы не возьмём.

– Почему? – удивлялись Лакоты. – Вам нужна светловолосая женщина. Ребёнок тоже светловолосый. Он понравится вам.

– Нам не нужен этот ребёнок. Дух велел нам забрать только женщину.

Лакоты переглянулись:

– Зачем он нам? Что делать с ним? Как мы станем выкармливать его? До нашего стойбища ещё два дня пути…

– Нам нет дела до этого младенца. Прощайте, – сказали Скири. – Когда мы встретимся в следующий раз, мы обязательно сразимся.

– Ладно, – закивали Лакоты, – мы всегда готовы умереть в хорошей схватке.

Тридцать бритоголовых наездников скрылись за косогором. Они оставили своим врагам длинноствольное ружьё, два копья с привязанными к ним чучелами воронов и гусей, два круглых щита, кисет с табаком и две лошади. Взамен они получили светловолосую женщину и волокуши, чтобы везти её.

В момент расставания с сыном Мари была без сознания.

– Зачем Великий Дух дал нам этого ребёнка? – спросил недоумённо один из Лакотов.

– Там видно будет.

– Может, его следовало сразу убить? Может, надо сделать это теперь?

– Мы не знаем, что задумал Великий Дух, – возразил другой. – Если младенцу суждено умереть, он умрёт. Если он должен выжить, Великий Дух пошлёт ему такую возможность.

С того дня как Мари попала в руки бритоголовых дикарей из племени Скири, её состояние не менялось. Она не спала и не дремала, но казалась совершенно нечувствительной ко всему; её не волновал жуткий облик новых хозяев; она не различала вкус пищи, которой её регулярно кормили; она не обращала внимания на большое полукруглое земляное жилище, где её держали; она не помнила, как попала в селение Скирей и с каким напряжённым удивлением встретили её жители деревни.

Но однажды наступил перелом, и сознание Мари прояснилось в одно мгновение. Поднявшись на ноги, она осознала, что попала в незнакомое место, но не закричала, потому что все присутствовавшие улыбались ей. Жилище показалось Мари просто огромным по сравнению с палатками Черноногих, потолок поднимался над землёй на добрых пять метров. Сделан дом был не из кожи, натянутой на составленные конусом шесты, а из утрамбованной поверх шестов земли. Вдоль стен стояли по кругу деревянные лежанки, заваленные меховыми одеялами, и перед каждой такой кроватью в земле торчало по два шеста, на которых висела оленья кожа, служившая неким подобием занавески. Посреди помещения, как и в палатках Черноногих, располагался очаг, обложенный камнями, вокруг него валялось на утоптанной земле множество мягких шкур, служивших подстилками.

Внутри толпилось десятка два людей, часть из которых с радостными криками помчалась наружу, увидев, что Мари встала. Вскоре появился высокий мужчина с огромной погремушкой из тыквы. Он был в мягкой кожаной рубахе и укутан в бизонью шкуру ниже пояса. Приблизившись к Мари, он заглянул ей в лицо и тоже улыбнулся. Он что-то сказал, стараясь сделать свой хриплый голос мягче, и предложил знаками следовать за ним.

– Неужели это тоже индейцы? – спросила себя Мари, выйдя из огромной землянки.

Со всех сторон возвышались, припорошённые снегом, могучие насыпи-жилища, от которых тянулись продолговатые коридоры с квадратными входами. На покатых земляных крышах, с торчащими тут и там пучками вялой травы, сидели люди. Кто-то ещё только взбирался, чтобы устроиться поудобнее и поглядеть на Мари. Она шла в сопровождении мужчины, и он любезно показывал ей всё вокруг, неторопливо объясняя назначение каких-то предметов. В раскисшей зимней грязи виднелись плетёные корзины, обломки оленьих рогов, обглоданные кости, лошадиные и собачьи испражнения. Возле стен жилищ стояли прислонённые связки длинных шестов, заготовленные для волокуш.

Мужчина, провожавший Мари, носил имя Волчьего Человека и выполнял обязанности её проводника. Теперь, когда она пришла в сознание, ему предстояло ежедневно ходить с ней на прогулку, приводить её в дом главного служителя Большой Звезды, где сам шаман готовил ей угощения. Волчий Человек выдал Мари деревянную миску и ложку, вырезанную из бизоньего рога, и разъяснил знаками, что она должна носить их с собой и нигде не должна забывать.

– Я понимаю, – кивнула она в ответ. – Неужели вы не говорите на языке Черноногих? И по-французски не понимаете ни слова? Какая жалость. Мне бы очень хотелось объяснить вам, что вы такие милые. И у вас огромные дома, только грязные очень…

Много дней подряд Волчий Человек приводил Мари к шаману, где она неторопливо ела, после чего её окуривали душистым дымом и вели на прогулку. Она ни разу не видела танцев, и после шумной жизни Черноногих это казалось ей странным. Она не знала, что всему причиной было её присутствие в деревне Скирей.

Но однажды всё изменилось. Утром, когда мглистый воздух ещё не развеялся, снаружи послышались возбуждённые голоса. Поднявшись, Мари поспешила за людьми. Рядом с ней широкими шагами ступал Волчий Человек. Выйдя под светлеющее небо, индейцы остановились.

– Упирикучу, – довольным голосом произнёс Волчий Человек и повторил слово несколько раз подряд, показывая рукой на далёкую яркую звёздочку, – упирикучу…

В тот же день Мари услышала первые песни, вместе с ними началось её постоянное присутствие на всех церемониях, которые стали совершаться с невероятной частотой и регулярностью.

В тот день, когда Скири увидели яркую звезду над горизонтом, шаманы отвели Мари в свой дом и, не таясь её взгляда, разделись догола и покрыли себя с ног до головы алой краской. Весь день они пели и проходили сквозь дым, поднимавшийся от разложенных под ногами связок тлеющей травы. Остановились только к вечеру, чтобы отдохнуть и подкрепиться.

– Лучше бы вы не начинали своих песен, – пробормотала Мари, уставшая от долгой и непонятной церемонии, – не нужен мне ваш концерт…

Но тут шаманы подхватили её под руки, подвели к земляному алтарю и проворно сняли с Мари платье.

– Наконец-то! А я уж думала, что вы тут не знаете, что к чему…

Мари расслабилась, готовая опуститься на землю, когда шаманы принялись трогать её со всех сторон. Но их ум был занят вовсе не сладострастными мыслями, хотя, глядя на молодую женщину с зелёными глазами и пепельными волосами, редкий мужчина сумел бы подавить в себе огонь желания. Скири словно не замечали её чудесной наготы. Они тщательно обмазывали всё её тело жиром и красной краской, а Мари млела под их сильными руками и едва не падала от охватившей её неги.

Всю ночь напролёт индейцы разминали женское тело пальцами и довели Мари до полной невменяемости. Она мелко дрожала, готовая взорваться от каждого нового прикосновения. Ей чудилось, что все силы мира блаженства сконцентрировались у неё внутри, подступили к её коже, чтобы вылиться через поры. Тело гудело. Грудь и влагалище наполнились жидким пламенем. А шаманы не прекращали массировать её, умными руками притягивая к Мари лучи, пропитанные силой жизни. Под тёмными сводами земляного храма клубились мутные тени, то принимая форму шаров, то вытягиваясь длинными эллипсами.

Так прошла вся ночь. К утру молодая женщина не могла держаться на ногах и взирала на дальнейшие действия святых мужей совершенно отрешённо. Они продолжали петь и плясать. Несколько раз один из танцоров поднимал с земли длинный шест, один конец которого был опущен в костёр, и размахивал огнём перед Мари, не прерывая танца.