Он перебил меня.

– Ты самая умная женщина в Мельбурне, Эмми, – сказал он, впервые не прибавив к моему имени «мисс», – и это так нелепо, что тебя не будет среди танцующих на балу. Ты бы смогла, если бы захотела. Для этого надо только заставить Джона Лангли чуть-чуть подвинуться…

Я покачала головой.

– Покупателям было бы неприятно встретить там продавщицу из галантерейного магазина. Кроме того, я и не хочу идти – тебе это должно быть известно.

Он хмуро взглянул на меня и подергал себя за кончик уса.

– Ты губишь себя в этом магазине. Ну зачем тебе все эти учетные книги, возня с отпрысками Лангли и вечная забота о Магвайрах?

– А что я, по-твоему, должна делать? Сидеть дома и вязать? Ты знаешь, что для этого я подхожу еще меньше, чем Роза, – я просто ненавижу это. – Я указала ручкой на стул, стоящий у стола напротив меня. – Садись, Бен, наверное, эта ранняя весна выбила тебя из колеи.

Он выглядел даже более чем просто выбитым из колеи, но я не стала говорить ему об этом, потому что он всегда очень беспокоился относительно своей мужественности и не выносил, когда ему напоминали о возрасте. Он закрашивал седину в кудрявой шевелюре и великолепных усах и, я думаю, правильно делал. У женщин, посещавших магазин, он имел бешеный успех.

Я взяла со стола колокольчик и вызвала Сюзанну Хиггинс – это была дочка одного из моих первых знакомых с Лангли-Лейн. Сюзанне недавно исполнилось семнадцать, и она была приставлена ко мне, чтобы я учила ее, чему могла.

– Принеси мне чай, Сюзанна, а потом подготовь свежую заварку для детей. И еще принеси виски для мистера Сампсона.

Я могла поить джентльмена виски в своем офисе, это не вызвало бы в Мельбурне никаких кривотолков, потому что все знали, какова Эмма Лангли. Прошло уже почти шесть лет с тех пор, как наш магазин впервые открыл двери для покупателей. За это время мне удалось завоевать доверие и определенную власть. Конечно, это по-прежнему был магазин Лангли, только я немного расширила его, уговорив Джона Лангли присоединить к нему соседнее здание, где раньше располагалась разорившаяся сапожная мастерская. Лангли перекупил его, и я открыла там новый отдел галантереи и тканей. Я оформила его по своему вкусу, выкрасив светло-серой краской и повесив в витрине шелковые шторы. Перед прилавками я поставила мягкие стулья, чтобы взыскательные дамы могли проводить там часы, примеряя перчатки и шляпки. В принципе я не придумала ничего особенного, только отделила продажу кружев и лент от продажи оружия и молескиновых брюк, но зато уж здесь, в небольшой пристройке к основному магазину, мне удалось воссоздать настоящий мир женщины. Отсюда уходили с чувством, что потратили свои деньги не зря, сделав самое модное приобретение, здесь всегда рассчитывали на помощь и совет в выборе вещи. Бог его знает, что это было; ведь все получали из Лондона и Парижа те же самые журналы мод, что и я. Может быть, я более скрупулезно изучала их. А может быть, в других местах просто не хватало Бена Сампсона – кудрявого красавца в пиджаке с шелковыми лацканами, который всегда готов был рассеять сомнения покупательниц и убедить их, что именно этот оттенок бархата носит сегодня весь Нью-Йорк. Ах, Бен, как будто он мог знать, что носят в Нью-Йорке, так же как и я сама!

Бен приехал сюда шесть лет назад по моему вызову. Я сообщила в письме, что открываю новый отдел в магазине Лангли и предлагаю ему принять участие в этом деле. Джон Лангли был согласен финансировать проект, хотя это было рискованное мероприятие; Лангли всегда рассчитывал только на полный успех дела, но мне он поверил. Он даже согласился пойти против предрассудка того времени, что женщин не следует пускать в бизнес. Видимо, он почувствовал, что мое предложение было продиктовано отчаянием, охватившим меня тогда, в день отъезда Адама из Лангли-Даунз. Конечно, он и в мыслях не допускал, что то, что он узнал о Розе, было правдой, но, думаю, он понял, что я страстно желаю заполнить чем-нибудь свои дни. Мне было не важно, как он воспримет это – как возмещение, как взятку или как плату за то, что сделала Роза; главное, это сулило деньги и поддержку его имени, кроме того, моя жизнь сразу же обретала смысл, так как нашелся бы выход энергии.

Бен не стал затруднять себя ответом на мое письмо, а сразу же прибыл из Балларата собственной персоной. Он стоял рядом со мной посреди убогой сапожной мастерской, которую теперь арендовал Лангли, и посматривал за окно, пытаясь сосчитать, сколько прохожих проходит мимо магазина по Коллинз-стрит.

– Мне неинтересно знать, как тебе удалось убедить Джона Лангли позволить начать это дело, мисс Эмма, но это золотая жила, еще похлеще той, что нашел Дэн Магвайр. Я – за, если ты берешь меня.

– Как насчет того, чтобы уехать из Балларата?

– Да в гробу я его видел! С тех пор как добычу золота захватили крупные компании, там наступила такая скучища, что хоть беги, а потом, что у меня там? Несколько досочек, сколоченных вместе, – вот и весь магазин. Да еще складик, которого хватает как раз на столько товара, чтобы распродать его за три дня. Я скопил немного денег и с удовольствием вложил бы их в это дело, если есть возможность.

– Возможность есть, – сказала я. – Чем меньше Джон Лангли вложит, тем в меньшей степени он будет владельцем. Но он деловой человек, не забывай об этом, Бен. И когда он берет кого-то в партнеры, он всегда требует, чтобы тот вкладывал в его дело каждый пенни: это своего рода гарантия, что партнер всегда рискует больше, чем он сам, и что он не станет относиться к предприятию спустя рукава. Я собираюсь вложить в это дело все наши сбережения.

– Адам согласен?

– Адаму все равно, что будет с его деньгами. Думаю, он забыл даже, что они у нас есть. Не волнуйся, его согласие я получу сразу же по прибытии «Энтерпрайза».

Я попыталась снова заняться измерениями и записями, но Бен поймал меня за руку и повернул лицом к себе.

– Мне не нравиться, как ты говоришь это, мисс Эмма. Что у вас там случилось с Адамом? – не получив от меня ответа, он сжал мою руку сильнее. – Я так и подумал, что очень странно для молодой замуж ней женщины ввязываться в бизнес, когда ей самое время думать о муже и о семье… Если бы ты не упомянула в письме о Джоне Лангли, я бы и не придал этому значения, хотя у меня никогда еще не было причин считать тебя дурой.

– За это время я не стала дурой, и, думаю, Адам будет согласен.

Он покачал головой.

– Я не об этом. У вас что-то случилось?

Я вырвала у него руку, но тут же поняла, что не смогу лгать ему прямо в глаза. Он знал меня настолько хорошо, что видел насквозь.

– Больше никогда не спрашивай меня об этом, Бен Сампсон, потому что тебя это совершенно не касается!

Он погладил меня по голове, как ребенка.

– Больше не спрошу. Ты права, Эмми, меня это не касается.

В течение недели он продал свой магазинчик в Балларате и вернулся ко мне. Быстро уладив все вопросы с Джоном Лангли, мы приступили к делу и в первую очередь наняли маляра, чтобы перекрасить магазин снаружи. Рядом с ярко-голубым фасадом Лангли он выглядел, как падчерица рядом с нарядной дочкой. Надо было хоть как-нибудь оживить его, и мы выбрали бледно-серый цвет с белыми вставками.

– Непрактично, – сказал нам Джон Лангли, – вам придется постоянно подновлять его.

– Зато красиво! – сказал Бен. – Это самый красивый магазин на Коллинз-стрит.

Внутри мы красили сами, но только внизу, в самом торговом зале, а офисы на втором этаже пришлось оставить в их первозданном, то есть обшарпанном, виде. На то, чтобы переоборудовать и обставить их, еще предстояло заработать деньги. На два окна, выходящих на Коллинз-стрит, мы повесили занавески из серого шелка, отороченного белой бахромой. А затем, выставив в витрине одну шляпку да еще небрежно повисшую перчатку, мы начали наш бизнес. Надпись на стеклянной двери гласила: «Дамский отдел». По сравнению с тесно набитыми помещениями основного магазина наш сразу бросался в глаза своими полупустыми полками, хотя мы пытались преподнести это как проявление изысканности и вкуса. Так продолжалось до тех пор, пока из Лондона не прибыли первые партии товара. В те дни мы с Беном были единственными представителями персонала, не считая мальчишки-посыльного, выполнявшего различные мелкие поручения, разносившего заказы на дом и услужливо распахивающего дверцы подъезжающих экипажей. Первые шесть месяцев мы просуществовали в бедности. И Бен, и я уже начинали подумывать, а не переоценили ли мы здешний рынок, не слишком ли аскетичный избрали стиль для вкусов пограничного города. Но постепенно наши прилавки и полки начали заполняться, и вот уже наступил день, когда мы вынуждены были нанять первую продавщицу, а через месяц и еще двух. Бен непринужденно прохаживался вдоль рядов, а между тем его работа приносила больше эффекта, чем можно было предположить. Я сшила себе два платья из черного шелка – скромных, необыкновенно стильных, – и уложила волосы по последней моде. Конечно, я не собиралась конкурировать со своими посетительницами, просто надеялась, что с такой внешностью мне легче будет добиваться их доверия. Лично мне вовсе не нравился мой вид, когда я шла на работу, но это было нужно для дела.