– Ты принесешь разрушение… – прошептала она, обращаясь к удаляющемуся мужчине, – разрушишь… – Ей обжигало глаза, и она зажмурилась. – Меня.

Из груди вырвалось рыдание. Пистолет, казалось, по собственной воле упал в листья у ее ног. Лицо стало влажным от соленых слез. Катарина вытирала и вытирала их, она не помнила, когда в последний раз плакала.

Тяжело прислонившись к ближайшему дереву, она посмотрела на свои влажные руки. Легкий ветерок щекотал их, и казалось, будто жадные губы Александра дразняще ласкали ее ладони. Она сжала руки в кулаки.

Горький самообличающий смех вырвался из ее груди.

– Посмотри на себя! Ты размякла, Катарина. Четыре года жизни в Леве – и, посмотри, во что ты превратилась. Для тебя самая большая радость – петь песни прекрасной маленькой девочке. Ты считаешь день удачным, когда видишь улыбку в мрачных глазах Франца или когда Луизе не приходится суетиться, чтобы навести порядок. И ты забыла о своих врагах.

Она опустилась на колени и зашуршала листьями в поисках пистолета. Найдя его, она отряхнула мусор, продула запальную полку, чтобы очистить от старого пороха, затем, засыпав свежий порох, взвела курок, прицелилась в темное пятно на стоящем в отдалении дубе и выстрелила. Выстрел с треском прогремел среди деревьев. В воздухе запахло паленым. Кусок коры отлетел точно в том месте, куда она целилась.

Катарина засмеялась, но поморщилась, когда услышала безрадостный звук собственного смеха, – она продолжала крепко держать рукоятку пистолета. Оружие стало ее спасением. Мужчины понимают язык оружия, когда на них уже не действует ничто иное – ни слезы, ни мольбы, ни крики ужаса, ни отчаянные попытки освободиться. Даже фон Меклен, сам бесчестный Балтазар, оценил ее поступок, когда она прицелилась ему в голову.

Но все же существовал враг, которого она не могла удержать на расстоянии при помощи пистолета, карабина или мушкета. Враг, которого она столь длительное время считала умершим, а он, оказывается, только дремал.

– Не уступай ему, – яростно прошептала она. – Не уступай. Никогда не уступай. Никогда…

Этим врагом был не фон Меклен. Этим врагом был не Александр. Этот враг находился в ней самой.

Обманчивая предвестница желания и страсти – тот вероломный враг, которого мужчине не трудно обнаружить и склонить на свою сторону. Враг, который может ее погубить.

Слишком много любимых ею людей заплатили эту слишком большую цену, но она не заплатит.

Катарина окинула взглядом обступивший ее лес. Признаки приближающейся зимы уже были слишком явственны – обнаженные ветви деревьев, молчание птиц, внезапный холод, но приближалась и другая зима, зима старых врагов, мечтающих о новых битвах.

«Наступит мир, моя милая, – сказала она Изабо. – Мир, который длится вечно». Катарина сбросила сухой лист, прилипший к пистолету. Она скомкала его в кулаке.

Она не знала мира, но знала войну. У нее было трое врагов, которых необходимо победить: Балтазар фон Меклен, Александр фон Леве и внутренний враг. Она стала думать о погребе, где хранился порох, о ружьях и о необходимой подготовке к обороне. Она знала войну, уцелела в ней и уцелеет снова любой ценой.

Она направилась по тропинке, ведущей к Леве. Приближалась зима войны, но, если повезет, к весне она одолеет всех троих врагов. С первыми двумя можно справиться с помощью оружия и иллюзий, а третий…

А третий…

Она вспомнила о поцелуе Александра и о том, как ее тело, словно по собственной воле, ответило на него.

А третий… может принести гибель им всем.

Глава 7

Катарина решительно ускорила шаг. Она шла по тропе, ведущей к Леве, и чуть было не догнала Александра. Она миновала каменный колодец, обогнув его на этот раз с другой стороны перекрестка, затем перешла на дорогу, обсаженную поврежденными тополями.

Он быстро шел по дороге, уже преодолевая последние ярды, оставшиеся до Леве, но у изгиба дороги неожиданно поменял направление и двинулся к югу от особняка, к конюшне. Что сейчас он замышляет?

Может, ей повезло, и он решил сам отправиться к фон Меклену и бросить вызов ему в лицо. Она посмотрела на фруктовый сад в другом конце поместья. Можно было бы похоронить там полковника, подумала она.

Она услышала, как Александр громко призывает Юстуса Печа. Негодяй, по-видимому, пошел в мать, его отец провел бы день за чтением в саду, затем, чтобы встряхнуться, сыграл бы в шахматы перед сном. «Если только не приходило письмо от младшего сына, – напомнила она себе, поспешно следуя за Александром. – Тогда мне приходилось читать его по три раза подряд».

Катарина всегда скептически относилась к байкам, рассказанным в этих письмах. Ей казалось, нужно быть слишком наивной, чтобы поверить, будто один человек свершил так много деяний, вернее, трюков, в то время как многое, по ее мнению, оставалось недосказанным. Слишком многое.

Ее память хранила общие впечатления без каких-либо деталей, словно чьи-то чужие сны. Но вместе с тем она помнила вполне достаточно.

Рысью прибежал Печ, долговязый и дружелюбный, через плечо его свисали поводья. Он внимательно слушал то, что говорил Александр, и время от времени кивал.

Катарина, напрягая слух, пыталась услышать его слова, но она стояла рядом с одним из нескольких неповрежденных тополей, а шелестящая от легкого ветерка листва заглушала слова Александра. Она расстроилась. Ему нельзя доверять, и ей необходимо разузнать, что он замышляет.

Она осматривала расстояние, отделявшее ее от конюшни, стена которой была ей видна. Незаметно приблизиться было невозможно – вокруг было широкое пространство, покрытое травой. Может, есть смысл обойти вокруг и подкрасться с другой стороны…

– Мадам фон Леве.

Катарина вздрогнула, пальцы ее впились в ствол тополя, ноги чуть было не бросились наутек с той скоростью, с какой билось ее сердце.

– Мадам фон Леве, – снова произнес мужской вежливый и почтительный голос. Она повернулась в надежде, что самообладание не подведет ее.

– Эрнст! – воскликнула она с облегчением, улыбаясь при виде старика, который некогда был охотником при монастыре в Баварии, теперь не существовавшем. Под мышкой он держал охотничье ружье с длинным дулом, обращенным к земле. У него за спиной стоял его пятидесятилетний сын Вензель.

Старик поклонился и сказал:

– Вели наблюдение у Мула, как вы просили. Спокойно. Оставил своего мальчишку Карела на посту.

Карел был его сорокавосьмилетний сын. Эрнст подтянул ружье.

– Прошел слух, что милорд вернулся. Это правда?

Одна пуля избавила бы ее от стольких хлопот, с тоской подумала Катарина, улыбаясь Эрнсту.

– Да, полковник фон Леве вернулся.

Эрнст кивнул и протянул руку к сыну.

– Дай их, мальчик.

Вензель нахмурился и с видом собственника положил руку на охотничью сумку, свешивавшуюся с его ремня.

– Думал, он умер.

– Я тоже так думала, Вензель, – отозвалась Катарина. Он еще сильнее насупился.

– Вы уверены, что он не умер? Может, это мошенник.

Эрнст толкнул сына локтем, чтобы тот замолчал.

– Женщина знает своего собственного мужа, мальчик. Давай их сюда.

– Все думали, что он умер, – настаивал Вензель. Он воинственно скрестил руки. Ружье его передвинулось, и ствол оказался направленным в небо. – Не нравится мне, когда человек воскресает из мертвых.

Эрнст сердито завращал глазами.

– Он не воскрес из мертвых, болван, и никогда не умирал. Это была ошибка. Ведь так, мадам фон Леве?

– Ошибка? – переспросила Катарина и принялась медленно кивать головой. – Да, да, это определенно ошибка.

Вензель обиженно посмотрел на нее.

– Значит, милорд не умер?

«Один выстрел, – печально подумала она. – Всего лишь один простой выстрел…» Она покачала головой. Вензель стал медленно отстегивать сумку со своего пояса. Его отец усмехнулся и, как только сумка была отстегнута, схватил ее.

– Я же сказал тебе, парень, мадам не возражала, когда ты заявлял свои права на маленький уголок этого упрямого старого холма, но теперь эта земля принадлежит милорду, а властитель всего Карабаса навряд ли позволит тебе пользоваться тем, что тебе не принадлежит.