Что там у нас ещё не поддается объяснению? Ага, почему именно землян дожидались. Так, собственно, никто и не дожидался, сами влезли. Неведомые братья ждали приматов. Красивых и философствующих белых приматов, аборигенов благословенной Ягодки. Наверно, своими руками или щупальцами и рай им на планете выстроили. Парк на весь глобус, бассейн величиной аж с мировой океан. Плодись-размножайся, первобытное племя. И ума набирайся. А племя размножаться размножается, а умнеть не соизволит. Рай в шалаше, под кустом стол и дом, одним словом, Ягодка — какие уж тут условия для прогресса? Трудностей маловато. Братья ждут-пождут, насылают облов. Нате вам космос, нате вам корабли. А примат-обл — он и в космосе примат, не выдерживает проверки на разумность. Оттого и строение у него попроще, и биококон не развит. Высшее животное, приспособленное к вакууму, все равно животное. Одни инстинкты. Никакого ума. Не каждому примату дано обрести разум. Не каждой обезьяне по силам стать Человеком.

Какая, кстати, периодичность вулканической активности Куздры? Ах, примерно двадцать один год? Надо же, какие молодцы эти цивилизаторы. С такими приятно дружить, все предусмотрели.

Грегори подмигнул своему отражению в панели пульта, шумно обернулся:

— Ребята, на что похоже число двадцать один?

— На «очко». Была такая в древности карточная игра, — машинально ответил Айт.

— Холодно, граждане, холодно… Я имею в виду двадцать один оборот Ягодки вокруг Хильдуса. А также двадцать один год по земному летосчислению…

— Смена поколений, что ли?

— Именно, друг Айт! Достойная отгадка прекрасной тайны! И в высшей степени целесообразный тест на разумность. Суди сам. Две планеты сближаются с Хильдусом. На планетородине пробуждаются вулканы, в том числе искусственные. Из лавового озера вылезает корабль-матка, начиненный электрическими роботами. И летит за душами для будущих малюток-облов. Раз в поколение. Пять раз в век. С ходу выуживает сотни две белых обезьян. И пополняет, увы, лишь стадо космических приматов. Вакуумных животных по имени обл.

Наверное, тест рассчитан и на попадание в сети очень умной обезьяны.

Обезьяньего гения. Гении ведь так любопытны, так нетерпеливы… И все же разовые захваты картины мира не меняют: умная обезьяна становится умным облом.

Но если начинают ловиться одни гении, значит, аборигены созрели для контакта, как куры-несушки для снесения яйца. Тогда сработает скрытая программа и укажет путь к Братьям. К контакту.

Ну кто упрекнет цивилизаторов в лености ума? Воистину придумано хитро, на века. Жаль, машинка невесть сколько столетий крутится вхолостую. Придется землянам сыграть роль катализатора. Приматов из контактных районов выманим в другие места, заселим парковое приозерье человеком вида Хомо Сапиенс. От добровольцев, думаю, отбою не будет…

— Пора. Путь флаю мы с Грегом расчистим. Да и к ТФ-шлюзу заодно отбуксируем, быстрее будет.

Илья поднялся, подошел к ревитатору, коснулся щекой и губами крышки.

Спящая красавица и безутешный принц, удрученно подумал Сотт. К сожалению, времена пошли несказочные: от простого поцелуя хрустальные гробы не рассыпаются, а принцессы не открывают глаз.

Он поколебался, не взять ли с собой Руму, исстрадалась без него, бедняга.

Решил не рисковать: неизвестно, какие наводки дадут в управление облом собачьи биотоки. Следующую улучшенную модель будем высиживать вдвоем…

Кстати, а если и людей кораблю-матке подставлять попарно. Может, удастся вывести породу двухместных кораблей?

Грег и Илья с двух сторон нежно обняли флай рукочелюстями. Ленточные антенны распущены, ловчие щупальца наготове, бесполезные в пустоте ходильные ноги втянуты, ротовой и подбрюшный люки задраены. И чего это люди насочиняли про летающие тарелки? В полетном положении обл гораздо больше напоминает краба. Или шляпу с лентами… Сдвоенная двигательная установка рванула земной корабль с места так, словно и для него тоже перестали существовать законы инерции.

Гравитационные возмущения затронули сплющенную, но не разорванную в клочки псевдокаменную глыбу. Глыба закувыркалась, приоткрыла проделанные лазерными резаками язвы в основании ротового люка. Нижняя губа-пандус тоже была наполовину перерезана и выворочена. Через это отверстие, надув герметичный переходник, Айт под руководством Ильи и Грега эвакуировал из коченеющего биококона Иленуцу…

Дважды мертвая, лишенная и собственной жизни и приходящей души скорлупа дрейфовала в пояс астероидов — к кладбищу космических животных, к кладбищу симбионтов, так и не ставших Кораблями.

Букля

1

О чем подумает нормальный здравомыслящий человек при виде рыжего негра? Первым делом, что напекло голову солнцем, что пересидел вечером у телевизора, до сих пор в глазах розовые голографические чертики из рок-сериала, что лукавый бармен капнул в фирменный безалкогольный напиток чего-нибудь одурманивающего. Коли природа обделила тебя воображением — а именно таких набирают в Международную Вахту Паритета, — то удовлетворишься еще более простым предположением: мол, шевелюра у нового напарника крашеная, и, к лицу она ему или не очень, тактичнее всего чужих странностей не замечать.

Известно, однако, удобное объяснение не обязательно самое верное. Второй год носил «полковник» Занин свое временное представительское звание. И хотя звездочки на погонах в их службе не предусмотрены, да и сами погоны никогда не отягощали занинских плеч, и невооруженным глазом было видно: явившийся на смену шикарному парню Дику новичок натурален от огненных вихров над крутым черным лбом до мягких мара-фонок. Редкое, можно сказать — невозможное сочетание мастей. И кто знает, не поставлена ли перед красавчиком задача каким-то образом вывести из себя «восточный сектор»?

— Добро пожаловать! Вэлкам! — на правах старожила приветствовал гостя советский представитель Вахты. — Дмитрий Занин.

— Кен Лазрап, — представился американский коллега.

Синхронные улыбки, краткое, но крепкое — на измор — рукопожатие, дозированный наклон головы. До «верительных грамот», слава человеческому легкомыслию, не дошло. Почти одновременно Кен Лазрап преуморительно сморщил нос, Дмитрий Занин службицки выкатил глаза, и оба облегченно рассмеялись. Страшнее всего на Вахте нарваться на зануду.

— Давно в Паритете? — спросил Занин.

— Пятый год. На вахте впервые.

Об этом можно не сообщать, это видно по голым шевронам. Чтоб заработать к ним пальмовую ветвь, надо отдежурить в таком вот бункере два полных срока. Месяц. И еще месяц после двухнедельного перерыва. Тогда тебе присвоят временное представительское звание не ниже советника второго ранга, в просторечии подполковник. И легкой тебе службы, камрад, получи право три замечательных года ничего не делать шесть часов в сутки, с отпуском за каждый месяц этого ничегонеделания. Ну, правда, не великое удовольствие высиживать здесь целую смену, загнав внутрь себя даже тень страха, даже квант паники. А поскольку людей с медленной кровью — чтоб уж совсем на зависть рыбам — мало, то и охочих сюда не слишком. Да и отбор такой, какой когда-то космонавтам не снился.

Условностей на Вахте хоть отбавляй. Начиная с излишества самой Вахты. Ибо что может сделать человек там, где и автоматам не справиться? Недоверие к партнеру на заре разоружения породило массу… как бы помягче выразиться… взаимобесполезных, зато абсолютно симметричных мер. По тому наивному детскому принципу, который описал в своем рассказе Михаил Зощенко: «А если ты, Лелишна, съела конфету, то я еще раз откушу от этого яблока». — «А если ты, Минька, опять откусил от яблока, то я съем еще одну конфету». Короче, бдительность и контрмеры — вместо того чтоб одному отказаться от своей очереди хода, а другому немедленно ответить тем же. Принцип на принцип. Рано или поздно, разумеется, процесс ядерной разгрузки сдвинулся все-таки с мертвой точки, покатился потихоньку к нулю. И худо-бедно, с ограничениями, оговорками и отступлениями достиг на Земле желанного уровня. А вот в космосе заклинило. «Не можем существовать без ядерного оборонительного щита», — провозглашает одна сторона. «Но вы же свой щит и над нашими головами вешаете, — возражает другая. — А ежели рухнет?» В общем, разлад. Ни дипломатия, ни здравый смысл, ни третейские судьи — неприсоединившиеся страны — не помогали взаимопониманию. Никто не осуждал высокие договаривающиеся стороны: вся история планеты — это войны, политический шантаж, демонстрация военных мускулов. Но народы истосковались по мирному небу. Надоело дрожать, надоело бороться за выживание, хочется выжить. А компромисса нет как нет.