— Петр Сергеевич, к нам приближается звено неизвестных самолетов!

Сна как не бывало.

Быстро надев ботинки и не успев зашнуровать их, Сизов в несколько прыжков очутился на мостике.

С оглушающим ревом над пароходом кружились три фашистских самолета. Люди вышли на палубу, тревожно смотрели на них.

Сизов предупредил команду:

— Укрывайтесь! Нас могут обстрелять!

Никто не ушел, предпочитая смотреть опасности в глаза.

Вдруг один из самолетов вошел в пике, за ним второй, третий…

Послышалась пулеметная стрельба, раздались стоны раненых. Из бочек, пробитых пулями, фонтанчиками забил бензин, деревянную палубу сразу охватило огнем.

Кто-то зазвонил пожарную тревогу.

— Пустить насосы! — скомандовал Сизов в ма­шину. Без фуражки, не замечая холодного вет­ра, он следил за самолетами и распоряжался с та­ким хладнокровием, как будто не впервые ему ту­шить пожар.

Не получая отпора от обезоруженного парохода, самолеты осмелели и, чуть не касаясь мачты, поливали свинцовым дождем бочки с бензином, людей…

— Лево на борт! — скомандовал Сизов, повернул пароход кормой к ветру, чтобы не дать пламени распространиться.

Сквозь дым, застилавший глаза, Сизов видел Анисимова, из шланга тушившего огонь.

— Скоро подоспеют наши самолеты! — крикнул Сизов.

Спокойный голос, уверенные распоряжения капитана придали силы команде.

Пароход шел, подгоняемый попутным ветром.

Огонь и дым поднимались кверху, по временам скрывая от Сизова команду на передней палубе.

Распоряжаясь тушением пожара, Сизов ни на минуту не упускал из виду самолеты и, когда они пикировали, командовал: «Ложись!» — а сам стоял на виду у всех, даже не нагибался.

Сизов видел, как самоотверженно борется с пожаром команда, как люди наступают на огонь с пожарными кошмами, песком, огнетушителями.

— Молодцы, ребята! — воодушевлял он людей.

Сбить пламя не удалось: мешали беспрерывно атакующие самолеты.

Пароход рыскал[19], нос повернулся против ветра. Сизова обдало жаром, глаза застлал едкий дым.

— Не уклоняйся от курса! — скомандовал он рулевому, но не получил обычного ответа: «Есть не уклоняться!» Хотел послать помощника узнать, что стало с рулевым, но помощник лежал в луже крови.

— Подвахтенного рулевого на руль! — скомандовал Сизов.

Рыскавшее судно снова легло на курс.

— Кто на руле?

— Повар Рябов заменил убитого Сазонова! — ответили из рулевой рубки.

И не спрашивая, знает ли повар компас, Сизов скомандовал ему курс.

Загорелась кают-компания. Пули продырявили шланги, вода забила из отверстий, напор ослабел.

Самолеты, видимо, израсходовали патроны, кружили над пароходом, но не стреляли.

В бессильной ярости против бесстрашного капитана, фашистский летчик погрозил из кабины кулаком и направился на юг. За ним последовали другие.

Сизов понимал, что пожар не потушить. Заряды огнетушителей кончились, а шланги продырявились. Нужно спасти оставшихся в живых людей. Поставив ручку телеграфа на «стоп», в переговорную трубу он приказал механику:

— Пароход гибнет, спасайте команду!

Огонь лизал сухие доски рубки, поднялся на мостик. Заслонив лицо от пылающего жара, Сизов закричал Анисимову: «Гаврилыч, спасай команду!» — и указал рукой за борт.

Надев спасательные пояса, один за другим прыгали в воду люди.

Анисимов надевал раненым нагрудники и толкал в море. Сизов не слышал, что ему кричал Анисимов, — треск горевших досок заглушал голос. В последний раз Анисимов посмотрел на «Мологу», на Сизова и прыгнул в воду.

С кормы бросалась в море машинная команда.

Все ближе подступал огонь к мостику, и Сизов шаг за шагом отходил назад, спасаясь от нестерпимой жары. Словно не желая покинуть горящий пароход, он стоял крепко сжав челюсти, бледный, с нахмуренными бровями, оглядывал плавающих людей.

Никем не управляемый пароход развернуло бортом к волнам. Он казался огромным огненным факелом. Огонь полыхал уже на баке; горела мачта, мостик, а Сизов отступил к самой трубе. И только когда дым застлал глаза и начала тлеть одежда, он вспомнил, что нужно спасаться, прыгнул в море, не заметив подошедших на помощь «морских охотников». Холодная осенняя вода словно обожгла его. Он вынырнул, но промокшая одежда потянула вниз. Что-то хлестнуло по голове. Перед лицом увидел трос, брошенный с «морского охотника»…

Очнулся Сизов в госпитале. В палате полумрак. Тихо. Пахнет лекарствами. Между койками неслышно двигается дежурная сестра; поправила на раненых и боль­ных одеяла.

Стреляют пушки с кораблей, стоящих на Кронштадтском рейде, с фортов, а может быть и с острова. По временам вздрагивают стекла на окнах, и внезапно наступившая тишина кажется странной и непривычной.

Тяжелые мысли не дают Сизову покоя. Он вспомнил пожар, мужественную борьбу людей с огнем, гибель «Мологи». Только сейчас он вспомнил, что Анисимов в воде был рядом и громко говорил:

— Держись, Петя, наши идут.

В чужой палате он первым увидел Анисимова.

— Жив? — спросил старик, обрадовавшись.

— Кто погиб?

— Все спаслись, — ответил Анисимов. Сизов не поверил. На его глазах убили Семина, рулевых Корнева и Суркова, помощника капитана.

Поздно вечером боцман подсел к капитану.

— Не спишь, Петя? — спросил он, усаживаясь. — Скука меня взяла: без дела не найду себе места.

— Врач хочет продержать нас еще несколько дней, убедиться, что мы совсем здоровы. Люди воюют, плавают, работают, а мы лежим с тяжело больными, даже совестно. Завтра потребую меня выписать, — сказал Сизов.

— Правильно, Петя; я тоже не останусь. Душа тоскует по морю.

Врач не стал возражать и выписал обоих.

Всю зиму Сизов провел в Ленинграде, занимался ремонтом судов, а летом 1942 года его направили на Ладожское озеро капитаном на пароход.

На пирсе он спросил пожилого речника, где находится «Бугуев».

— Он маленький, спрятался под пирс, вон труба торчит.

Озеро было спокойно, а верхушка трубы, выступающая из-под пирса, сильно раскачивалась. Удивленный странным явлением, Сизов прибавил шагу.

Сероглазый парнишка лет шестнадцати, одной ногой став на сваю пирса, а другой на борт маленького пароходика, рас­качивал его, как это делают ребята с лодкой. Из ма­шин­но­го отделения доносился старческий голос:

— Перестань, Витька! Мешаешь работать.

Так вот на каком карлике предстояло теперь плавать Си­зову. Он чувствовал себя обиженным.

«Бугуев» действительно был очень маленьким, даже по сравнению с «Мологой». До войны он плавал только по ти­хим приладожским каналам и редко выходил на спо­кой­ную реку Волхов.

Ледовая трасса — «дорога жизни», — проложенная через Ладожское озеро, летом сменилась «навигацией жизни». Фашисты, укрепившись на левом берегу Невы, не пропускали пароходы из Ленинграда на Ладогу. Озерные суда не могли обеспечить перевозку огромного потока поступавших для Ленинграда и фронта грузов, и тогда из приладожских каналов на озеро перебросили несколько пароходов-карликов, а с ними и «Бугуева».

Узнав, кто такой Сизов, Витя пронзительно закричал:

— Деда, Шура, Катя, выходите все, — к нам капитана назначили!

Из машинного отделения вылез маленький сгорбленный старичок без шапки, с взлохмаченной седой головой. За ним показались две девушки с измазанными сажей и угольной пылью лицами.

Старик паклей вытер руку и, протянув ее Сизову, отрекомендовался: