О резком повышении интереса к моде и стилю говорит и национальный опрос Фонда «Общественное мнение» (Шмерлина, 2006). На вопрос: «Нравится вам или нет, как одевается большинство людей, которых вы видите на улицах, в транспорте, магазинах, прочих общественных местах?» положительно ответили половина (51 %) россиян, отрицательно – 23 %. 26 % – каждый третий мужчина и каждая пятая женщина – затруднились ответить на этот вопрос. Удовлетворенность экипировкой окружающих чаще других выражают люди обеспеченные, а также жители больших городов (58 %).

Те, кому нравится внешний вид окружающих, в ответ на открытый вопрос отмечали, что люди одеты красиво (10 %), стильно, со вкусом (9 %), модно (8 %), ярко (6 %) и разнообразно (5 %). Некоторые респонденты (6 %) аргументировали свой ответ сравнением с прошлыми временами: «Народ стал одеваться лучше». По мнению половины россиян (51 %), «для культурного человека обязательно быть модно, современно одетым». Однако каждый третий не считает модную, современную одежду обязательным атрибутом культурного человека; затруднились ответить на этот вопрос 16 %.

За отношением к модной одежде часто стоят конфликт поколений и идеологические расхождения. Те, кому не нравится, как одеты люди вокруг, больше всего недовольны молодежной модой, которая раздражает их подчеркнутой сексуальностью: «разврат полнейший молодежи в одежде, никакая не мода, а просто разврат»; «девушки слишком голые»; «молодежь агрессивно одета, оголена»; «молодые все пузо свое напоказ – это плохо, пупы видны» (11 %). Любопытно, что некоторые до сих пор негодуют по поводу женских брюк: «женщины ходят в брюках – все у них забрали, у мужиков»; «все бабки идут в штанах – это что такое? Даже в церковь» (1 %).

Оценивая собственный облик, лишь 39 % участников опроса заявили, что одеваются модно, современно, однако молодые люди, от 18 до 35 лет, оценивают себя гораздо выше (64 %). Интересно, что между распределениями ответов мужчин и женщин статистически значимых различий нет. Каждый второй россиянин хотел бы одеваться более модно, современно, нежели он одевается сейчас. Это желание гораздо чаще присуще женщинам (60 %, среди мужчин – 37 %) и молодежи (61 %). Главная причина, почему люди не могут это сделать, – недостаток средств.

Вместе с тем большинство опрошенных (61 %) заявили, что предпочитают одеваться так, чтобы не слишком выделяться на фоне окружающих. Противоположной установке – одеваться так, чтобы быть непохожими на других, – следуют 24 % россиян. Чаще других ее разделяют молодые люди (38 %), но и среди них больше (49 %) предпочитающих не выделяться.

Колоссальное влияние на формирование нормативного образа сильного, стройного и мускулистого мужского тела оказывают спортивные зрелища и СМИ. В 1999 г. американские мужчины истратили на спортивные клубы больше 2 миллиардов долларов плюс еще 2 миллиарда на домашнее спортивное оборудование. Разными формами бодибилдинга регулярно занимаются 25 миллионов американцев, которые имеют в своем распоряжении 25 000 клубов здоровья. Число подписчиков «Men's Health» в США за 10 лет (с 1990 г.) выросло с 250 тысяч до 1,6 миллиона.

Мужские тела и их оформление стали разнообразнее. Широкое распространение в молодежной среде получили разные формы модификации тела (более или менее постоянное сознательное изменение тела), такие как татуировка и пирсинг. Эти практики издавна существовали во многих культурах Азии, Африки, Америки и Океании, да и в Европе они известны уже 5 тысяч лет. Пирсинг часто использовался в обрядах инициации как средство включения индивида в определенную социально-возрастную группу, а татуировки служили для обозначения религиозной принадлежности или социального статуса. В Европе начала ХХ в. татуировки были распространены среди матросов и простонародья, а затем стали знаком принадлежности к определенным группам, например к заключенным или байкерам. В 1980-х годах инвазивную (связанную с нарушением кожного покрова) модификацию тела практиковали, главным образом как форму протеста против консервативных норм среднего класса, панки и геи. До 1990-х годов телесные модификации оставались провокативными элементами девиантных субкультур, в последнее десятилетие они стали массовыми и распространились в разных слоях общества.

В связи с этим обогатились социально-знаковые функции и мотивы применения модификаций. Недавнее сравнительное исследование (Wohlrab et al., 2007) перечисляет десять мотивов: 1) желание украсить тело, сделать его модным аксессуаром и предметом искусства; 2) индивидуализация, потребность выразить свою непохожесть на других; 3) личный нарратив, выражение своих личных ценностей и жизненного опыта; 4) проявление физического терпения, способности перенести боль; 5) обозначение групповой принадлежности и вовлеченности; 6) протест и сопротивление, например, родителям; 7) выражение каких-то духовных ценностей и культурных традиций; 8) аддиктивность, психическая зависимость от эндорфинов, выделяющихся при болезненных процедурах, или потребность постоянно пополнять свою коллекцию татуировок; 9) сексуальные мотивы, особенно характерные для пирсинга сосков или гениталий; 10) отсутствие четкой мотивировки, когда решение принимается импульсивно. В любом случае модификации тела составляют неотъемлемую часть современного телесного канона и становятся предметом напряженной рефлексии и саморефлексии.

Повышение телесной открытости и связанная с нею проблематизация мужского тела имеют серьезные культурологические и психологические последствия. С одной стороны, эти процессы повышают уровень мужской рефлексивности и стимулируют усиление заботы о своем здоровье и красоте (эти вещи не совпадают, но тесно связаны). С другой стороны, выставляя, по доброй воле или вынужденно, свое тело напоказ и зная, что оно постоянно подвергается оценке, мужчины создают себе те же проблемы, с которыми всегда сталкивались и которые болезненно переживали женщины. Платье «играет» короля не меньше, чем свита, голый король лишается божественной ауры, над ним начинают смеяться, и это делает его стеснительным. В современной психологической литературе такие процессы часто описываются в терминах теории объективации.

Эта теория, предложенная Барбарой Фредриксон и Томи-Энн Робертс (Fredrickson, Roberts, 1997), утверждает, что западные общества сексуально объективируют, овеществляют женское тело. Женщины чувствуют, что их воспринимают как вещи, постоянно оценивают (например, мужской взгляд) и используют в индустрии развлечений и рекламе. Средства массовой информации все время посылают обществу, и прежде всего самим женщинам, сигналы, что женщин нужно оценивать не по тому, кем они являются, а по тому, как они выглядят. Популярный в массовой культуре идеал худощавой красоты побуждает женщин думать, что если они хотят быть положительно оценены другими, они обязаны соответствовать этому идеалу. Мнение, что женщин нужно оценивать по тому, как они выглядят, усваивается и принимается самими женщинами. Этот процесс, в результате которого индивиды начинают думать, что они действительно являются объектами или товарами, подлежащими разглядыванию и оцениванию, Фредриксон и Робертс называют самообъективацией. А самообъективация, в свою очередь, порождает беспокойство о внешности, телесный стыд, депрессию, неудовлетворенность своим телом, пониженное самоуважение, расстройства питания и т. д.

Многочисленные исследования показали, что все эти и многие другие проблемы и симптомы действительно свойственны женщинам в большей степени, чем мужчинам. Но хотя все женщины живут в объективирующей культуре, они переживают это по-разному. Если физические упражнения ради поддержания стабильного веса или привлекательности коррелируют с ростом неудовлетворенности телом, пониженным самоуважением и расстройствами питания, то функциональные мотивы упражнений (ради здоровья, удовольствия или хорошей физической формы), напротив, способствуют повышению самоуважения и телесной самооценки. Больше всего психологических проблем у тех женщин, которые чаще других демонстрируют свое тело (например, занимаясь аэробикой или танцами). Затем выяснилось, что те же самые проблемы свойственны гомосексуальным мужчинам, которые существенно опережают других мужчин по самообъективации, телесному стыду, неудовлетворенности телом и стремлению к стройности (Tiggemann et al., 2007).