А Херст помолодел, просто глядя на меня. Я читал в его глазах удивление, страх и нетерпение. Убедившись в том, что я не умер в страшных мучениях, Херст вылил остальной эликсир себе в чашку и выпил его, покосившись на еле слышно жужжавшую в углу кинокамеру.

– Брр, – скривился он. – Какая гадость!

Я с извиняющимся видом пожал плечами.

Разумеется, Херст тоже не умер. Мы еще долго сидели в его роскошном кабинете. Он расспрашивал меня о моей жизни, о том, каково мне было в древние времена, о знаменитых людях, с которыми мне приходилось встречаться. Я рассказывал ему о финикийских купцах, египетских жрецах и римских сенаторах. Через некоторое время я заметил по выражению лица Херста, что его самочувствие существенно улучшилось. Он опустил таксу на пол, встал и начал расхаживать по кабинету, не осторожными шагами пожилого человека, а легкой, почти приплясывающей походкой.

– Тогда я возразил Апулею: "Но так останется только три рыбы! И что ты будешь делать с флейтистом?!" – говорил я, когда дверь в дальнем конце кабинета распахнулась и в помещение влетела Марион.

– К-куда т-ты пропал?! – закричала она.

Устав или расстроившись, Марион всегда заикалась, а сейчас она была и утомленной, и раздосадованной.

– С-спасибо большое з-за то, ч-что смылся, не г-говоря ни слова, и оставил меня р-развлекать твоих г-гостей!!!

Херст с разинутым ртом повернулся к Марион. Я был готов побиться об заклад, что он забыл и о ней самой, и о гостях, и стал поспешно извиняться:

– Слушай, Марион, это я виноват! Я отвлек мистера Херста. Мне нужно было с ним кое о чем посоветоваться!

Марион с нескрываемым удивлением заметила мое присутствие в кабинете.

– Это ты, Джо?

– Извини, дорогая! – сказал Херст, подошел к Марион и обнял ее за талию. – У тебя очень интересный друг! Гостям понравилось кино? – спросил он, пожирая глазами молодую женщину.

– Н-нет! Половина очень скоро ушла. А я-то д-думала, что они д-досмотрят хотя бы из-за Б-бинга Кросби!

За много тысяч лет жизни я научился вовремя исчезать.

– Спасибо вам за то, что уделили мне время, мистер Херст, – сказал я, хватая черный чемодан и направляясь к лифту. – Я попробую найти этот проспект. Если найду, покажу вам его завтра.

– Ладно, ладно… – пробормотал Херст и впился поцелуем в шею Марион.

Я был готов спуститься вниз, как обезьяна, по тросу лифта, лишь бы поскорее убраться подальше от кабинета, но к счастью, кабина лифта меня ждала. Я кинулся в нее и поехал вниз на лифте с видом Мефистофеля, улетучивающегося через печную трубу.

В Парадном зале было темно, но, как только за мной закрылась потайная дверь, на потолке зажглись люстры. Я заморгал, стал оглядываться по сторонам и наконец обнаружил под потолком кинокамеру, которую не заметил раньше. Отдав ей римский салют, я поспешил к выходу, попирая ногами помпейскую мозаику. Стоило мне покинуть зал, как люстры на потолке потухли.

Слежка! Тотальная слежка! Сколько же у Херста верных Джеромов, терпеливо озирающих все помещения в его поместье через маленькие дырочки в стенах?!

На улице было темно и прохладно. В воздухе витали ароматы цветущих апельсиновых и лимонных деревьев. На небе сверкали низкие крупные звезды. Я некоторое время бродил среди статуй, прикидывая, как убедить Херста в том, что Компания согласилась принять его условия. А как мне сообщить руководству Компании о том, что оно недооценило Уильяма Рэндольфа Херста?! Что ж, мне не впервой приносить доктору Зевсу не самые приятные известия…

Наконец я отбросил эти мысли и направился в сторону отведенных нам помещений.

В нашей сверкавшей позолотой гостиной горел свет. Льюис примостился на краешке стула работы XVI века. У него был очень смущенный вид. Стоило мне войти, как он вскочил на ноги и заявил:

– Джозеф, у нас большие неприятности!

– Что такое? – устало пробормотал я, не в силах думать ни о чем, кроме горячего душа и чистой постели.

– Пропал сценарий с автографом Валентино!

Позабыв о горячем душе, я ринулся к телефону, поднял трубку и, дождавшись, когда мне ответит заспанный мужской голос, сказал:

– Джером? Привет, старина! Слушай, нам кое-что от тебя нужно. Принеси-ка мне в комнату сливочное мороженое с фруктовым сиропом. И скажи, чтобы положили побольше сиропа!

– Мне тоже! – пискнул Льюис.

Я пригвоздил его взглядом к полу и крикнул в трубку:

– Два мороженых, Джером! Что?… Нет! Орехов не надо! Лучше поищи там шоколадный пудинг, или шоколадные пирожные, или хотя бы батончики. Понял? Давай шевелись, не пожалеешь!

– …Вот я и решил взглянуть на него перед сном, но в чемодане его не оказалось, – объяснил Льюис, облизывая ложку.

– Ты проверил все на отпечатки пальцев и термолюминесценцию? – сказал я, отодвигая вазочку из-под мороженого и берясь за тарелку с шоколадным пудингом.

– Конечно! Отпечатков нет. А термолюминесценция очень слабая. Работали явно в перчатках, – ответил Льюис. – Сейчас я могу сказать только одно. За полтора часа до моего прихода у меня в комнате побывал какой-то смертный. Может, кто-нибудь из слуг?

– Не думаю. Херст посылал в мою комнату Джерома, но вряд ли тот решил заодно покопаться у тебя в чемодане. При условии, конечно, что он хочет и дальше здесь работать. Если бы у гостей Херста пропадали вещи, об этом уже давно знал бы весь Голливуд. Сплетни здесь распространяются с быстротой молнии.

– Может, это в первый раз? – с унылым видом пробормотал Льюис.

– Вряд ли. У Джерома на лице написано, что он предан хозяину, как собака, – сказал я, за две секунды приговорив весь шоколадный пудинг.

– Так кто же это сделал? – спросил Льюис, принимаясь за пирожное.

– Тебе виднее. Это ты специалист по психологии смертных. Тебе что, не давали читать романы Агаты Кристи?! – Я отодвинул тарелку из-под пудинга и впился зубами в шоколадный батончик. – Не мне тебя учить. Начинай отсеивать потенциальных подозреваемых. Определи, кто, где и когда мог находиться. Скажу тебе сразу, это сделал не я. Папаша Херст тут тоже ни при чем. Он все время был со мной с того момента, как мы покинули кинозал, и до того момента, как в кабинет влетела Марион, а я смылся.

Я закрыл глаза и стал наслаждаться долгожданным действием теоброма.

– Ну да, – рассеянно сказал озиравшийся по сторонам Льюис. – Значит, это был кто-то из тех, кто смотрел кино вместе со мной.

– Да. Марион сказала, что половина гостей ушла из зала до конца фильма. А ты его досмотрел?

– Конечно! Я очень удивился тому, что кто-то уходит! – с неподдельным возмущением воскликнул Льюис. – Видел бы ты Бинга Кросби!

– У тебя весь подбородок в шоколаде… Итак, ты досмотрел фильм до конца… – Я отдавал себе отчет в том, что с трудом шевелю мозгами, но решил во что бы то ни стало докопаться до истины. – Марион тоже. А кто еще был в зале, когда загорелся свет?

Льюис облизывал нижнюю губу, стараясь заставить работать свой плывущий по волнам теобромной эйфории мозг.

– Я просматриваю виртуальную видеозапись событий, – сообщил мне он. – Вот Кларк Гейбл. Вот сын Херста с подругой. Вот чертовы редакторы в строгих костюмах. Вот Конни.

– А Грета Гарбо?

– Ее нет.

– А молчаливые парни Чарли и Лоренс?

– Нет.

– А этот самый с "Парамаунта"? Как его? Джек?

– Его тоже нет.

– А безумная баба с собачками?

– Нет!… Боже мой! – воскликнул Льюис, подняв на меня испуганные глаза. – Да ведь сценарий мог украсть любой из них.

Собравшись с мыслями, он вытер платком шоколад с подбородка.

– Кроме того, вор мог незаметно выскользнуть из зала и вернуться до конца фильма.

– Какой ужас! – застонал Льюис. – Что же нам делать?!

– Пока не знаю, – с трудом поднимаясь на ноги, ответил я. – Но завтра ты найдешь вора и вернешь сценарий. У меня полно других дел.

– Каких это дел?

– Херст начал капризничать. Мне надо передать его ультиматум доктору Зевсу.