– Значит, это и есть журналистика будущего? – спросил Херст, не отрывая глаз от экрана.

– Да. Никаких газет. Только передачи по каналам так называемой компьютерной сети, – стал объяснять я, опасаясь, что все это будет шоком для старика, посвятившего всю жизнь журналистике.

– Но ведь это крайне поверхностно! – воскликнул Херст, вперив в меня испытующий взгляд. – Что мы, собственно, узнали? Два-три слова о каждом сюжете и одна картинка! Да из любого нашего киножурнала вы узнаете сегодня в сто раз больше!

Выходит, шахтерские поселения на Луне совершенно его не поразили!…

– Конечно, это немного, – согласился я. – Но видите ли, мистер Херст, в двадцать втором веке среднему зрителю больше и не надо будет. Краткие, простые и понятные новости, – и все. У большинства населения не будет ни времени, ни желания вникать в суть происходящего.

– Можно мне еще раз посмотреть?

Я включил запись с начала. Херст впился глазами в экран. Мне стало его немного жаль. Что он может понять в этом хаосе звуков и стремительно меняющихся изображений?…

Херст, нахмурившись, досмотрел примерно до того же места, что и в первый раз, и жестом приказал мне остановить запись. Я повиновался.

– Точно! – воскликнул Херст. – Вот именно! Новости для самого заурядного человека. Их может понять даже неграмотный грузчик! Все как в детском саду! – Мне кажется, – сказал он, покосившись на меня, – что тупыми передачами такого рода очень легко направлять общественное мнение в нужное русло. Я всегда говорил, что выразительной картинке нет цены. А ведь это все – картинки! Если показывать публике только подходящие картинки, у нее можно сформировать нужное мнение о том, что происходит, правда?

Я смотрел на Херста, разинув рот.

– Конечно, но разве это честно?

– Нет, если это будут делать нечестные люди, – согласился Херст. – Но если у вас будут благие побуждения, почему бы не прибегнуть и к этому средству?… Но давайте досмотрим! Вы, кажется, манипулируете этой штуковиной, глядя на разные кнопки. Что на них нарисовано? Иероглифы?

– Это универсальные условные обозначения, – объяснил я. – Их активизируют взглядом. Чтобы включить воспроизведение, надо взглянуть вот сюда…

Херст все понял на лету, и новости уже продолжались. В принципе, на диске оставалось уже совсем мало. Сообщение о пуске новой атомной электростанции, прогноз погоды, спорт и два маленьких репортажа о местных новостях. Сначала мы десять секунд слушали и смотрели, как в Сан-Франциско отмечают двести лет со дня страшного землетрясения 1906 года. А потом нам показали то, из-за чего Компания и решила записать для Херста именно эти новости. Мы увидели группу манифестантов, протестующих против использования земель Ранчо Херста для строительства нового населенного пункта с жилыми домами, асфальтированными улицами и крытыми галереями магазинов.

У Херста явно екнуло сердце. Его лицо пугало меня и раньше, а теперь на нем появилось такое выражение, что у меня все похолодело внутри. Он снова и снова сверлил взглядом нужную кнопку. Просмотрев этот короткий репортаж раз шесть, Херст выключил прибор и обернулся ко мне.

– Это невозможно, – сказал он. – Вы слышали, что они задумали? Погибнет побережье! Спилят все деревья! Автомобили, шум, выхлопные газы! А что будет с животными? Они ведь тоже имеют право на жизнь!

– К сожалению, к этому времени диких животных здесь уже практически не останется, – с извиняющимся видом объяснил я и убрал компьютер в чемодан. – Но теперь-то вы понимаете, зачем Компании нужна возможность распоряжаться вашими активами?

Херст молчал и тяжело дышал. Такса подняла морду и смотрела на хозяина с озабоченным видом.

– Ну хорошо, мистер, Дэнхем, – сказал наконец Херст. – Диккенс на моем месте спросил бы: "Что это? То, что будет? Или лишь то, что может быть?"

– О будущем мне известны лишь факты самого общего характера, мистер Херст, – пожав плечами, ответил я. – Крупнейшие войны, важнейшие изобретения. Об остальном мне не сообщают. Я очень надеюсь, что ваше поместье не пострадает. Как вы заметили, в репортаже говорится всего лишь о планах строительства города на его месте. Другое дело – если событие уже произошло. Историю невозможно отменить.

– Тут важно отличать события, имевшие место на самом деле, от их описания в летописи человеческой истории, – возразил Херст. – Поверьте, зачастую это разные вещи.

– Я готов вам поверить, – сказал я, вновь утирая пот со лба. – Я и сам знаю, как много неточностей вкралось в эту летопись. Именно ими и пользуется моя Компания. Она не отменяет историю, а, так сказать, лавирует среди истинных и вымышленных фактов. Я понятно выражаюсь?

– Разумеется, – ответил Херст, откинувшись на спинку кресла. – Теперь я не сомневаюсь в том, что ваши хозяева знают, что делают, – сказал он; в его голосе больше не струился аромат фиалок, в нем звенела сталь. – Передайте им, что от ваших двадцати лет жизни мне ни горячо, ни холодно. Такой пустяк меня не устраивает. Я согласен только на бессмертие. Сделайте меня таким же, как вы. Вот это мне подойдет. Я всегда думал о том, что одной жизни мне не хватит, а теперь, увидев будущее, понимаю, как много там для меня работы. Кроме того, я хочу приобрести акции вашей Компании. Роль статиста в этой игре меня не устраивает!

– Мистер Херст! – воскликнул я, подпрыгнув в кресле. – Акции я наверняка смогу для вас раздобыть, но о бессмертии не может быть и речи! Вы же не знаете, каким образом оно достигается. Пожилых людей не сделать бессмертными. Компания подбирает себе сотрудников в самом нежном возрасте. Например, меня обессмертили, когда я был почти младенцем. Ваше тело уже состарилось и износилось. Оно не сможет существовать вечно.

– А я что, говорил, что хочу вечно жить в этом теле? – сказал Херст. – Может, прикажете мне ездить в старом ржавом "форде-Т" вместо новых блестящих автомобилей?! Судя по всему, возможности ваших хозяев практически безграничны. Я не сомневаюсь в том, что они могут обеспечить мне вечную жизнь в молодом теле. А не могут – пусть придумают, как это сделать. Им придется это изобрести, если они хотят, чтобы я им помогал. Так им и скажите.

Я было запротестовал, но тут же захлопнул рот. К чему спорить, если можно наобещать с три короба?!

– Ладно, – согласился я.

– Вот и отлично, – сказал Херст, допивая кофе. – Вы будете им звонить? Моя телефонная станция за несколько минут соединит вас с любой точкой земного шара.

– Благодарю вас, но мы пользуемся иными средствами связи, – объяснил я Херсту. – Все необходимое имеется у меня в комнате, но вряд ли Джером сможет это найти. Я свяжусь с моими хозяевами и, скорее всего, получу от них ответ уже к завтрашнему утру.

Кивнув, Херст взял в руки флакончик из серебристого металла и стал его разглядывать.

– Вы бессмертны благодаря этому эликсиру? – спросил он, подняв на меня глаза.

– В известном смысле – да. В мой организм внесены определенные изменения, и он сам вырабатывает это вещество, постоянно циркулирующее в моих венах, – ответил я. – Мне не приходится его пить.

– Но вы ведь не откажетесь сделать глоток из этого флакона вместе со мной?

– Конечно нет, – сказал я и протянул ему кофейную чашку.

Херст немного повозился с крышкой и налил мне глоток элифизного трибрантина №3. Я осушил чашку, стараясь не морщиться.

В бутыли был не чистый трибрантин №3. Его смешали с чем-то вроде клюквенного сока, добавив в него гормонов и эйфориантов, чтобы Херст стал не только здоровым, но и веселым. Еще там, кажется, было какое-то вещество, заставляющее организм активно вырабатывать теломеразу. От такой ядерной смеси кто угодно почувствует себя на седьмом небе, но бессмертным не станешь, даже выпив целую цистерну этого зелья. Чтобы сделать Херста бессмертным, нужно было начинать в трехлетнем возрасте. Сначала ему имплантировали бы специально сконструированные для него биомеханические органы и протезы, а потом он еще несколько лет приспосабливался бы к их существованию в его теле. Но зачем ему об этом говорить?