Их лица оборачиваются к ней. Она бежит через всю комнату, бросается к ногам матери, хватается за ее платье.

— Мама, ведь это ошибка? Скажи, что это ошибка. Пожалуйста, пожалуйста, скажи… — Она рыдает, не в силах владеть собой. — Он не мог, не мог бросить нас. Или мог?

Лицо матери — ледяная маска.

— Это правда, Кэтрин. Твой отец ушел навсегда. Теперь нас только двое — ты и я.

— Как он мог уйти? Он не мог, он любит нас! У матери страшно искажается рот.

— О нет, кажется, он любит кого-то другого. Бекки обходит стол, обнимает Кейт и ведет с собой.

— Пойдем, детка, заварим чай.

Милая, практичная Бекки, подумала Кейт, вспоминая наступившие вскоре страшные дни. Бекки делала все, что могла, но не в ее силах было облегчить боль. Как она вообще вспомнила о Бекки? Гораздо лучше ей запомнилась мать: с трагическим лицом она бродила по дому, как привидение, чистя и полируя все, что попадалось ей под руку.

Сначала Кейт не могла заставить себя поверить в это. Папочка скоро вернется, и все пойдет по-прежнему. Но он не вернулся.

Дом продали, за часть полученных денег купили маленькую квартирку в Хорнси, а остатка вполне хватало на жизнь. Прошло несколько месяцев. Она готовилась к выпускным экзаменам, уже не бегала к двери при приближении почтальона, и ей перестали слышаться шаги отца в холле тесной квартирки, заменившей дом, в котором она выросла.

А теплое, любящее сердце, когда-то отданное отцу, превратилось в кусок льда.

Она очень жалела мать, в юности пыталась сделать для нее все, что было в ее силах, готовила ей ужин, когда мать поздно возвращалась от стариков, у которых она проводила долгие часы, зарабатывая деньги на красивое платье для дочери или заграничную поездку с классом в каникулы. Когда Бекки в один из частых приездов предложила матери обратиться за помощью в службу социального обеспечения, то тут же впала в немилость. Мать гордо заявила ей, что не нуждается ни в чьем милосердии. Она должна была стать Кэтрин и матерью, и отцом.

Когда Кейт закончила школу, она попыталась убедить мать работать поменьше. Девушка заявила, что не будет поступать в колледж, а пойдет на курсы секретарей, чтобы скорее начать зарабатывать, но мать и слышать об этом не хотела. Даже тогда, когда Кейт закончила колледж и поступила на службу, мать все еще продолжала работать.

— Нам нужны деньги, — доказывала она. — Мы купим маленький домик и уедем из этой дрянной квартиры.

Однажды Кейт и Бекки поговорили об этом и впервые не сошлись во мнениях. Кейт стало беспокоить здоровье матери.

— Она очень устает. Слишком много работает она в доме у этих стариков, — сказала девушка. — И что она держится за свою богадельню, когда я сама работаю? Мы могли бы вполне прилично прожить на мое жалованье.

К ее удивлению, у Бекки эти мысли не вызвали сочувствия.

— Кейт, дорогая, давай посмотрим правде в глаза, — недовольно сказала она. — Знаешь ли, твоей матери всегда нравилось разыгрывать из себя великомученицу.

Уязвленная Кейт ринулась на защиту мамочки.

— Ей не нужно разыгрывать великомученицу, — вспыхнула девушка. — Она действительно мученица, как и всякая женщина, от которой уходит муж, бросая ее без гроша в кармане и с дочерью, которую нужно содержать. И она действительно содержала меня: она отдала мне все.

Бекки возразила, что мать могла бы подать в суд на бывшего мужа, если бы не была такой гордой.

— Мать никогда бы не унизилась до этого, — убежденно сказала Кейт.

— Тут ты права, моя дорогая, — пожав плечами, согласилась Бекки, и эта тема больше никогда не поднималась.

Все прошло, но не забылось. Кейт смотрела на конверт, но не видела его. Видно, отец как-то узнал, что мать умерла и что Кейт осталась одна. Зачем же ему писать, если он не собирается просить прощения и что-нибудь сделать для нее?

О нет, горько подумала она, не может быть никакого прощения. Медленно и упорно мать сжила себя со свету. Ты разбил ее сердце, отнял здоровье, а теперь почувствовал вину и решил приползти на брюхе? Я никогда не прощу тебя, никогда, никогда, никогда! Собравшись с силами, Кейт разорвала нераспечатанное письмо пополам, потом на четыре части…

В конце концов она опомнилась. Кейт нашла коробку спичек, отнесла обрывки письма в сад и сожгла их.

Внезапно пламя, слой за слоем пожиравшее бумагу, с отвратительной ясностью осветило выведенные на съежившемся клочке слова «Всегда любящий тебя папа», и через секунду они исчезли.

Оставшуюся от письма горстку пепла Кейт втоптала в землю и медленно пошла на кухню ставить чайник.

Глава 4

Кейт вошла в контору и поставила поднос на письменный стол.

— Думаю, мы заслужили право выпить чаю, — сказала она, указывая на кучу заполненных листов.

Только бы хозяйственные заботы помогли ей избавиться от горечи во рту!

— Конечно, — подтвердил Уилл и повернулся на вращающемся стуле. — Я к вашим услугам, мадемуазель.

Кейт не смогла заставить себя улыбнуться. Она молча разлила чай и поставила на стол тарелку с испеченными Мари миндальными пирожными.

— Спасибо. — Он задумчиво жевал и вдруг спросил:

— Что случилось, Кейт?

Девушка вздрогнула. Она забыла, как он чувствителен. Впрочем, окно конторы выходило в сад; должно быть, он видел, как она жгла письмо.

— Ничего… А что могло случиться? Он принялся изучать потолок.

— Вы получаете письмо. Спустя несколько минут вы с гневом и отвращением сжигаете его в саду. Следовательно, оно вывело вас из себя. Поэтому я слегка встревожился.

— Вы помешались на тайнах, — отрезала она. — Во всяком случае, тут мне ваша помощь не нужна!

— Как знать, — мягко возразил Уилл. Она начала закипать.

— Уилл Рэйвен, скажите прямо, что у вас на уме! Я начинаю уставать от вашей болтовни.

— О'кей, я постараюсь. Письмо от Эдварда, вашего «почти жениха», верно?

— Да, от Эдварда! Но сожгла я не его. Ну что, удовлетворила я ваше несносное любопытство?

— Значит, вы не собираетесь… э-э… порвать с Эдвардом?

Терпение Кейт лопнуло.

— Слушайте, — взорвалась она, — почему вы вмешиваетесь в мою личную жизнь?

— Я отвечу. — В его темных глазах горел такой намек, что она не могла отвести взгляд. У нее перехватило дыхание. — Я сделал это сознательно. — Он умолк, а затем очень медленно произнес:

— Видите ли, я понял, что очень неравнодушен к вам, Кейт.

Девушку затрясло. С ней никогда не случалось ничего подобного, и она ужасно растерялась.

— Вы не… вы не… — бессвязно пробормотала она. — Вы обещали…

— О, не беспокойтесь. Я не собираюсь прыгать через стол и набрасываться на вас, как бы мне этого ни хотелось. Просто я надеялся, что со временем ваше сопротивление ослабеет. Вот и все.

Наконец ей удалось отвести глаза. Она залпом выпила чай и сухо промолвила:

— Думаю, нам следует забыть об этом разговоре. Давайте продолжим разборку писем. Вы еще не раздумали мне помогать?

— Конечно, нет, — неожиданно бодро ответил он, подтягивая к себе ближайшую стопку бумаг. — Я переведу их, и вы сами решите, что с ними делать. О'кей?

Убрав со стола, Кейт ушла на кухню готовить ужин. У нее появилось время поразмыслить над случившимся. Уилла не следовало принимать всерьез: и его внезапное признание, и ее волнение были всего лишь результатом вынужденного пребывания вдвоем. Он мужчина, она женщина. Обычное физическое влечение, и не о чем тут больше говорить.

Она резала лук и бросала дольки в сковородку с шипящим маслом. Никогда ей не хотелось иметь дело с мужчинами типа Уилла Рэйвена — непостоянными, легкомысленными, ненадежными. У него было множество подобных интрижек, в этом она не сомневалась. Такие люди всегда выходят сухими из воды. Как легко он обвел вокруг пальца бедного доверчивого доктора, представившись ему управляющим! Конечно, он помог ей выпутаться, но она злилась, что Уилла при этом абсолютно не мучила совесть. Слишком легко он прибегал к своим «маленьким невинным обманам»!