— Я уверена, что она останется здесь еще какое-то время, — ответила Анна с лукавой улыбкой. — Госпожа Бонасье недавно испытала приступ плохого самочувствия. Кроме того, если д'Артаньян в тюрьме, он не сможет забрать ее.
— Действительно, — согласился Рошфор. — Я не подумал об этом. Но вы, я вижу, тоже приняли меры? Восхищаюсь вашей предусмотрительностью.
И он галантно поцеловал руку своей спутницы. Анна возблагодарила Бога, что рана была слева, хотя она в таком случае и могла бы оказаться смертельной. Зато левой рукой она почти ничего не делала, так что любезный граф ни о чем не догадался.
Вчера вечером она сказала Констанции, что уезжает, но не стала объяснять причину. Только посоветовала ей оставаться в монастыре, а если все-таки приедут люди кардинала, притвориться больной и неспособной к дороге, тем более, что монахини подтвердят это. Правда, Анна не была уверена, что уловка сработает, но больше ничего не смогла придумать.
И вообще, ей следовало сначала позаботиться о себе. Рошфор, конечно, был хорошим спутником и не давал ей скучать, но в то же время он не давал ей думать.
За время пути Анна узнала все о положении в ставке кардинала, об осаде Ла-Рошели, о заключении д'Артаньяна. Рошфор говорил об этом с видимым удовольствием. Нельзя сказать, чтобы миледи сильно скорбела по поводу этого происшествия, но факт оставался фактом — бывшего врага следовало спасать.
В конце концов Анна решила положиться на случай, который до сих пор всегда выручал ее в окончательно безнадежных ситуациях, и она полностью отдалась дорожному разговору.
По прибытии в ставку они получили распоряжение Ришелье, переданное через дежурного офицера, отдыхать до утра, а утром прибыть к кардиналу.
Анна не знала, радоваться ей или кидаться на стены от этой отсрочки. Один момент она надеялась увидеться с Антуаном и узнать подробности, которые могли бы ей помочь, по, посмотрев на улицу, увидела гвардейцев напротив своих дверей и окон и поняла, что кардинал не оставил ее своим вниманием. Она тщетно пыталась призвать сон, но тревожные мысли не давали ей расслабиться ни на минуту. В конце концов она прибегла к последнему средству, которое всегда возила с собой, но почти не применяла. Она вытащила из маленькой коробочки шарик гашиша — посмотрела на него отрешенным взглядом, мысли ее уплыли в прошлое… и она проснулась, когда за окном уже светило солнце.
Судный день настал.
Против ожидания, миледи чувствовала себя отдохнувшей и полной сил. В то же время ее несколько беспокоило это благодушное состояние — как будто опасность уже миновала. Она поспешила изгнать неуместные мысли, со всей тщательностью оделась и накрасилась, припомнив уроки восточных красавиц, привела себя в порядок. Сегодняшняя встреча с Ришелье была слишком важна, чтобы миледи не воспользовалась всеми преимуществами, дарованными ей природой.
Однако ей пришлось долго ждать, пока не пришел дежурный офицер, и много картин вставало в ее воображении, так что Анна была даже рада, когда деятельность положила конец размышлениям.
— Я рад, миледи, что вижу вас в добром здравии после всего, что произошло, — произнес кардинал с улыбкой, в которой Анна не увидела и намека на теплоту. Взгляд Ришелье скорее пристал бы католику в Варфоломеевскую ночь. — Вы выполнили поручение, вы нашли камеристку королевы, вы через Рошфора доставили несколько других ценных сведений, однако… однако возникли некоторые обстоятельства, в которых мне бы хотелось разобраться в вашем присутствии.
Это предисловие, достаточно длинное в устах первого министра, не сулило Анне ничего хорошего. Она молчала, ожидая более конкретных фраз.
Видя это и догадавшись о ее мыслях, Ришелье продолжил:
— Вы, вероятно, уже знаете, что ваш враг д'Артаньян в тюрьме. Я заключил его под стражу на основании ваших обвинений. Но вот что странно, миледи, он хочет, чтобы вы повторили срои обвинения в его присутствии и уверен, что после этого будет оправдан. Не правда ли, удивительное поведение?
Анна молчала. Озарение не приходило. Кардинал, видя, что не дождется ответа, позвонил в колокольчик. Вошел дежурный офицер.
— Приведите арестованного, — приказал Ришелье.
Д'Артаньян вошел почти сразу. Вероятно, он уже ожидал в приемной.
— Я прошу ваше преосвященство, — медленно произнесла Анна, — чтобы мне было позволено объясниться.
— Вы именно за этим и прибыли сюда, миледи, — ответил кардинал с легким удивлением.
Все это время мушкетер представлял собой безмолвную статую.
— Я утверждала, что мушкетеры подслушали разговор в харчевне «Красная Голубятня», и готова подтвердить это еще раз, — сказала миледи, глядя на д'Артаньяна. Он промолчал, однако ответил кардинал:
— Я охотно верю вам, миледи, ибо видел документ, который вы уговорили меня написать, в руках этого человека, — в голосе первого министра зазвенел металл.
— Этот лист был отнят у меня силой, ваше высокопреосвященство. Однако позвольте мне продолжить. Я утверждала, что они снеслись с лордом Винтером и препятствовали мне выполнить поручение, но это я знала со слов моего деверя, который давно ненавидел меня и не раз обманывал. В конце концов он попытался убить меня в Бетюне, и только вмешательство мушкетера Атоса спасло мне жизнь. Ант… Атос убил его.
— Значит ли это, — почти равнодушно произнес Ришелье, — что четверо мушкетеров побывали в Бетюнском монастыре и видели там вас и Констанцию Бонасье?
— Да, — твердо ответила Анна, — мы виделись и говорили.
— По какому праву, милостивый государь, вы покинули расположение войск во время кампании и отправились в Бетюн? — обратился министр к д'Артаньяну.
Взгляд мушкетера оставался спокоен, хотя для этого ему пришлось сжать кулаки.
— Мы покинули расположение полка по разрешению капитана де Тревиля, который предоставил нам официальный четырехдневный отпуск, — как можно более спокойно отвечал мушкетер. — Мы отправились в Бетюн, потому что я узнал, что там находится женщина, которую я люблю, и я хотел видеть ее.
— Что означают слова леди Винтер «мы виделись и говорили»?
— Они означают, — твердо ответил д'Артаньян, глядя прямо в глаза первому министру, — что мы, четверо мушкетеров, виделись с Констанцией Бонастье и леди Винтер и выяснили все вопросы, нас касающиеся. Ваше высокопреосвященство хорошо знает наше отношение друг к другу, так что нам было, о чем говорить. Мы объяснились и перестали быть врагами, хотя и остаемся в разных лагерях.
Выражение лица Ришелье не изменилось, однако то, что он полностью выслушал эту необычную и даже дерзкую речь, показывало его состояние.
— Ваше высокопреосвященство, — вмешалась Анна, хорошо знавшая кардинала и понявшая его молчание, — я хотела бы исповедаться вам.
В комнате обрушилась тишина.
Следующие полчаса д'Артаньян провел в приемной. Он вспомнил весь набор латинских молитв. В другое время это немало потрясло бы его, но только не сейчас. Открытый разговор горячил кровь, но такое вот ожидание…
Когда кардинал вновь вызвал мушкетера к себе, д'Артаньян был готов держаться за стены.
От взора Ришелье не укрылась бледность молодого человека, но и его мужество тоже.
Первый министр все уже решил для себя. Он еще раз внимательно посмотрел на умное и открытое лицо д'Артаньяна, представил себе, какие большие надежды подает этот юноша, которому всего двадцать один год, и как успешно мог бы воспользоваться его энергией, его умом и мужеством мудрый повелитель.
Он кинул взгляд на миледи, которая стояла у глобуса с совершенно отрешенным видом, и испытал непонятную минутную радость от того, что покорил обоих.
Кардинал подошел к столу и взял с него заполненный лист с печатью.
«Это мой приговор, — решил д'Артаньян. — Судя по состоянию миледи, ей ничего не удалось сделать, а может, она сама лишилась покровителя. Что ж, моя совесть чиста».
— Возьмите! — сказал кардинал юноше. — Я взял у вас один открытый лист и взамен даю другой. На этой грамоте не проставлено имя, впишите его сами.