конец сказки

…И жили вместе Ангара и Енисей тысячи лет.

Они были счастливы, как могут быть счастливы

только самые красивые и самые смелые люди. Они не-

жились на гибких постелях среди сопок, плескались на

заре, и Ангара разбрасывала свои радужные, алмаз-

ные брызги.

Однажды некий старый человек сказал им:

— Вы не задумывались над тем, что жить, только

нежась и разбрасывая алмазные брызги,— это еще не

счастье? Я знаю настоящее счастье. Хотите, я дам его

вам?

Ангара засмеялась, и улыбнулся Енисей в черные

как смоль усы. Кто смел учить их жить?

На их берега сходились народы. Люди бросали в во-

ду камни. Ангара пенилась, кипела, уносила камни

прочь, как легкие пушинки. Люди бросали. Ангара бы-

ла сильная — они сильнее, Ангара была смелая — они

смелее, Ангара была непокорная — они непокорнее.

Они заставили Ангару и Енисея работать. Добывать

для людей свет, радость и тепло.

Тогда случилось чудо.

Тогда поняли Ангара и Енисей, что до сих пор было

187

их счастье малым, и ничего они в жизни не знали и не

видели. Потому что настоящее счастье приходит не

там, где мы ждем его, и оно не такое, каким мы его

представляем. И уж никогда оно не бывает легким.

Настоящее счастье — трудное счастье.

Ты вырастешь, мой сын, и поймешь это. Не пытай-

ся искать легкой, счастливой жизни: ее нет в мире.

И никогда не будет.

Потому что жизнь — это работа для радости, и тот,

кто не трудится, а только разбрасывает алмазные брыз-

ги,— тот ничего в жизни не понял.

Потому что трудиться, нести с собой свет, радость

и тепло — это и есть самое большое, самое великое сча-

стье на земле…

СОБЫТИЕ, ДЛЯ ИСТОРИИ НЕ СУЩЕСТВЕННОЕ

Наконец-то я получил зарплату. Аванс я пропустил

в больнице, поэтому получил сразу все. В последнее

время деньги у меня были. Наш Захар Захарыч, ока-

зывается, миллионер, у которого можно всегда одол-

жить. Он ведь один, а зарабатывает порядочно и охот-

но помогает всем. Он нашел какую-то бедную сторо-

жиху с четырьмя детьми; она ему стирает, а он ей по-

могает сводить концы с концами. Петька у него бессо-

вестно берет на химикаты. Так что если фотолетопись

стройки когда-нибудь появится, то знайте, что сие фун-

даментальное предприятие полностью финансиро-

вал Захар Захарыч. Когда старику отдают долг, он

всякий раз искренне удивляется: «А разве ты у меня

брал?»

Получив деньги, я не знал, что с ними делать. От-

родясь я не держал в руках такую пачку. Несу в

кулаке — чего-то стыдно, неловко. Положил в кар-

ман — брюки отдуваются.

189

Сначала я, конечно, роздал долги: Николаю, де-

вушкам, Захарычу. Кого-то из девушек забыл, и одна

десятка осталась. Кого ни спрашивал — не берут. Пос-

ле я отправил триста рублей матери. Отложил на еду.

И осталось четыреста рублей.

Я решил купить часы. Никогда в жизни их у меня

не было. Как я завидовал другим! Витька носил часы

с пятого класса. У Захарыча, у Тони, у Леньки… да у

всех есть часы! Нет, до зимы еще далеко, пусть пальто

подождет, я куплю часы.

Мишке Ольхонскому тоже нужно было в Иркутск,

и он вызвался консультировать меня в столь важном

жизненном шаге. Мы выехали с ним на попутном кате-

ре «Орел», пристроились на корме среди бухт каната и

пожарных ведер.

Медленно уплывала в дымку шестерка портальных

кранов. Станция, затопленная водой, теперь низкая,

распласталась над бурунами. Эстакада дрожит и виб-

рирует; над отверстиями колодцев, над штрабами на-

стелили доски, чтобы кто-нибудь нечаянно не оступил-

ся — если упадешь в воду, тут тебе и конец: унесет в

спиральные камеры, в рабочие колеса. Для любителей-

рыболовов наступил праздник. Свободные от работы,

они лепятся по карнизам у выходных ворот, обдавае-

мые брызгами, и нет-нет, да и подхватывают самодель-

ными сачками обалдевшую, обессиленную рыбину.

Где аквамариновая вода? Нет ее! Бурая, мутная, не-

спокойная, она несет из котлована уже целую неделю

ил, мусор, роет дно своего нового ложа, вырывает кор-

ни и траву. Шутка ли, такой поворот в жизни реки!

Есть от чего потерять холодный ослепительный блеск.

Я помню, в детстве, когда мы гостили у бабушки в

деревне, ребятишки «гатили гатки». Мы шли на ручей,

шапками, пригоршнями, дощечками складывали гору

песка, набрасывали в ручей камней, а потом обрушива-

180

ли песок — торопились, утаптывали, укрепляли. И на

полчаса ручей вдруг останавливался,– растекался по ов-

ражку мутной лужей. А мы прыгали, вопили, бродили

по колено в «глубокой воде». Радость какая!

Радость! Что это за чудо — знать, что ты участву-

ешь в настоящем деле, бетонируешь выше и выше и

прочно стоишь на ногах над бурлящей под эстакадой

Ангарой! И если есть забота на сегодняшний день —

так это покупка часов.

— Ты, Мишка, удивительный человек. Но ты сти-

ляга.

Мишка удивленно осмотрел свой костюм, свои но-

вые туфли на микропоре и вдруг прорвался потоком

брани:

— Дурак! Ничтожество! Глупости только и знаешь

болтать! Что же, всякий хорошо одетый человек по-

твоему — стиляга? Стиляга — это социальное явление.

Ты спроси у него: откуда он взял это? На чей счет он

живет? Что он ищет в жизни? Стиляга — это не микро-

пора на ногах, это микропористая душа!

— Эх, Мишка, у тебя замечательный рот: как ты

его раскроешь, так и вылетает тезис к докладу! Видно,

тебя только могила исправит. А хочешь, я тебя туда

брошу?

— Ну-ну, не мни костюм…

— Ага, испугался, стиляга! Ладно, давай лучше об-

судим, какие мне купить часы.

Полдня мы потеряли в магазинах. Обошли все ко-

миссионные и безжалостно забраковали выставленную

там продукцию. Золотые часы мы сразу отвергли как

пережиток капитализма, тем более что они стоят более

тысячи. Карманные — это предрассудок. «Звезда» —

слишком уж дешевы, нет шику. «Победа» — это уже

старо. «Кама», «Маяк» и прочее — модно, но чего-то

такого — изюминки! — не хватает. Мы купили «Моск-

191

ву» ровно за четыреста

рублей, на шестнадцати

камнях, маленькие, с зо-

лотистым циферблатом,

зелеными светящимися

цифрами и центральной

секундной стрелкой. Пря-

мо маленький секундо-

мер! Второго часового за-

вода в Москве, что на Ле-

нинградском шоссе. Там

еще есть остановка трол-

лейбуса номеров «12» и

«20». Как едешь на «Ди-

намо», кондуктор объяв-

ляет: «Белорусский вок-

зал, следующая — Вто-

рой часовой завод…»

Родным-родным пове-

яло на меня… Они отту-

да, из Москвы, мои часы,

и собирала их какая-ни-

будь девчонка, которая

бежит сейчас, наверно, в

столовку или спускается

на эскалаторе в метро

и не знает, где, у кого теперь те самые часы, что дер-

жала она в своих руках. А мы построим ГЭС, уедем,