– Антигравитация! – осенило Боба.

– Она, – сказал Гроховецкий, и неожиданно спросил: – А почему вы решили подняться при помощи трёх шаров?

– Из-за удобства, – ответил Боб. – На одном шаре висеть, как на гвозде, в этом было бы мало радости. С палки, к которой приделал два шара, я свалился. Вот и полетел на трёх. Я бы даже предпочёл четыре, а то одна нога всё время соскальзывала. Но у меня осталось только три.

– Вот как? – прищурился старый учёный. – А я хотел вас поздравить с мáстерским решением проблемы движения в стороны.

– Как это?

– А представьте себе табуретку. Что такое табуретка? Небольшая площадка для размещения седалищной части человеческого организма. Но она должна быть: а) на удобном для человека расстоянии от пола, и б) устойчивой. Так?

– Так, – ответил озадаченный Боб.

– Предположим, проблема установления удобного расстояния от пола нам ясна, и мы её решили. Как быть с устойчивостью? Если у табуретки одна ножка, она неустойчива во всех направлениях. Если мы ей приделаем две ножки, то можем упасть только в двух направлениях. А вот если ножек три, то табуретка наша устойчива на плоскости.

– Ну, да, – сказал Боб. – Дальше можно сделать хоть сто ножек разной длины, стоять она будет на трёх самых длинных.

– Вот именно. В магнитном поле Земли компенсаторный заряд, распределяемый между тремя шарами, позволит вам уверенно передвигаться куда угодно. Вне Земли вам, возможно, понадобится ещё один шар, чтобы получилась пирамида…

– Как же, а у меня получалось только вверх и вниз.

– А вы подумаете, и поймёте…

Они занялись подробным обсуждением принципов управления, но в конце беседы старик отвлёкся, задумался, а потом озадачил Боба.

– Эта ваша штука, мономагнит в действии, может оказаться очень опасной для человечества, – сказал он.

– Вот тебе и на, – растерялся изобретатель. – С чего бы это?

– С того, что вселенная и так неравновесна. Кто знает, куда толкнут её ваши полёты. Это, голубчик, надо обдумать.

Глава пятая

1.

По коридору быстро шёл Никодимыч со свитой прихлебателей.

– Молодец, – отрывисто бросил он, проходя мимо Боба. – Грамотное заключение дал по сковороде. Зайди к Марине.

Марина была девицей, выполнявшей функции теневой бухгалтерии, она выдавала зарплату в конвертах.

Отойдя от Боба шагов на десять, Сурин обернулся и крикнул:

– Но премии тебе не будет! За срыв сроков!

Он сделал это, конечно, специально, чтобы все слышали и на ус мотали: Никодимыч за работу платит, но и за промашки карает.

Бобу вспомнился вопрос Лавра Гроховецкого:

– А кто у вас начальником?

Боб ответил ему, что Никодимыч Сурин, а старик засмеялся:

– А, Лёнька! Знаю его. Этот не учёный, а барыга. Зачем вы с ним работаете, голубчик? Ничего хорошего вы у него не почерпнёте…

И тогда Боб ответил ему, что у Сурина он не работает, а зарабатывает. Конечно, чем заниматься всякой мутнёй вроде сковородок, чудо-тёрок и прочего, лучше дома сидеть. Но «белая» зарплата в институте маленькая, а «чёрная», что идёт от Сурина, большая. А главное, в институте есть возможность заниматься наукой. Пусть даже бесплатно.

Боб задумчиво почесал щёку и отправился к Стражестрахову, думая сразу о многих вещах. О том, что Гроховецкий всё-таки гений, а маленькие заскоки его только украшают… О том, что если делать расчёты по методу, который предложил ему старик, то можно обойтись «малой кровью»: практические программы для таких действий есть. Вот и сейчас он шёл к зубру математики потому, что затеял перевести на свои цели старую программу расчёта напряжений в электросетях, она вполне подходила для его нужд.

В целом же Шилину было ясно, что пора переходить к практике, а в городе это невозможно. И поскольку он занимался эквиполем помимо планов ИКП и никому не был обязан, а злопамятный Никодимыч уже сказал, что не даст ему новых коммерческих заданий, он решил подать заявление на отпуск.

Пока шёл к Стражестрахову, Боб подумал и о том, что Сурин – ещё не самый плохой экземпляр. А вот был у них в главных инженерах некий Мартьянов, которого иначе, как Воффкой, никто не звал, так это был жулик из жуликов: половина госфинансирования института прямиком шла к нему в карман. Этого Воффку Боб вспомнил потому, что, как оказалось, Лида из патентной библиотеки, дочку которой он давеча пытался воспитывать прямо на улице, была бывшей второй женой Мартьянова. Теперь этот, говоря словами Лиды, «любитель галантных приключений» отправился на завоевание новых вершин, должностей и женщин, оставив институт с неоплаченными долгами, а Лиду – с дитём на руках. Благо, хоть иногда подбрасывал мелочишку на содержание собственной дочери!..

2.

Мальчики всего мира любят играть с инструментами. Для всякого дошкольника высшее счастье – это найти папин молоток, и пока родителей нет в квартире, что-нибудь поприколачивать. Или найти пилу и чего-нибудь попилить, с восторгом наблюдая, как будто бы из ничего возникают горы красивых мягких опилочек. А некоторые особо одарённые мальчики сохраняют эту любовь до глубоких седин и широких лысин. Так, заслуженный изобретатель Российской Федерации Боб Шилин играл со своим эквиполем до полного самозабвения.

Для начала он сделал себе эквикуртку. Откопал в старом хламе длинную робу дубового качества, с широкими рукавами, вычистил её, слегка укоротил, трудолюбиво пристрочил на груди и спинке крепкие лямки, в рукава вшил гибкие пластмассовые вкладыши, сходящиеся у лопаток «замкóм», чтобы крепить в них шары, и сделал так, чтобы нижний шар, вроде пуговицы, пристёгивал полы к спинке между ног. Единственно, управление пришлось делать самое элементарное: две высоты по вертикали и две скорости по горизонтали. Иначе растопыренных рук не хватало.

Сложнее всего оказалось поворачивать на лету. Тяга-то идёт по вектору, на разнице потенциалов шаров. Это не то, что колёсами по дороге вертеть. Боб и задом наперёд полетал над лесом, и спиной, и боком, и вверх ногами. А когда решил потренироваться в своём хозблоке, его так об стену шмякнуло, думал, голову снесёт.

Зато какой был кайф применить эквикуртку в деле!

Пришла тёща, напомнила, что хлеба в доме нет, и ещё всякого нужного. Надо, стал-быть, в село идти, пять км в одну сторону.

Он и пошёл.

Она ему вслед крикнула: куда, дескать, в куртке в такую жарынь! А он отмахнулся, не оборачиваясь, чтоб она не увидела его радостной рожи. Он заранее предвкушал, что будет.

Ушёл в лесок, чтоб с деревни видно не было, натянул капюшон на голову, затянулся покрепче, поднялся в воздух и взял курс на сельскую колоколенку. Ветер слёзы давит: жмурился он, едва мимо не пролетел. Однако опустился в безлюдном месте, бодро сбегал в магазин, и – обратно.

На всё про всё пятнадцать минут. И вот он уже с равнодушным лицом выставляет продукты из сумки на стол, а теща сидит на своей табуретке и пытается сообразить:

– Да ты ж вроде только что ушёл?

– А я бегом сбегал.

– В куртке? Худеешь, что ль?.. Да не может этого быть!

– Точно тебе говорю. Ветер был попутный…

– Ой, Борька, чего-то ты врёшь! – шасть рукой ему под куртку, хвать за майку, и как в той рекламе:

– А майка-то сухая!!!

Он, счастливый, захохотал в голос.

– Что, разыграл? – допытывалась она. – Ну, признайся. С вечера, что ль, всё купил и за околицей прятал?

– Говорю, сбегал. Вот сходи нарочно, спроси, был я там сейчас или не был. Тебе любой скажет…

Ещё три шара он приспособил к телеге, которую выпросил у соседа Василия.

По правде говоря, это была не Васькина телега, а ничейная, как бы общая. То есть сначала она была тёти Раина. Нет, не так. Это была телега погорельцев, которые пришли из соседней Жужельни. Потом они ушли, а телегу оставили у тёти Раи. Она её год у себя во дворе терпела, да и выставила на улицу: забирайте, кому надо. А кому её надо? Телега без лошади, что лошадь без телеги. Гарцевать, что ли, на ней по огороду?.. А Василий утащил её к себе, потому что он вообще всё к себе тащит. Натура у него такая.