Продолжая говорить и, заметив Галкина, Виталий, дал знак подойти. Петя приблизился в тот момент, когда приятель выключил телефон. «Ну что, Петр, – спросил он, – переходим на „ты?“
– Я не – против.
– Вот и чудесненько! Тебе повезло!
– В каком смысле?
– Их взяли!
– Всех?
– Всех, не всех, а двоих задержали у твоей двери при выносе аппаратуры. Ты должен приехать с бухгалтером и хотя бы этим Петровым. Во-первых, установим, не те ли это крышеватели? А во-вторых, ты напишешь заявление, о краже.
– Может быть, я заеду сперва за машиной, чтобы забрать потом краденное?
– Вот именно, „потом“: сразу тебе все равно не дадут.
– Понимаю – „вещественные доказательства“.
– Правильно понимаешь. Машина на платной стоянке около дома?
– Около дома.
– А ключ от машины?
– При мне.
– Добре! Договоримся так: за мной сейчас приходит авто, и вместе мы следуем до ближайшей точки от твоего дома. Дальше меня отвозят домой. Там я оставляю багаж и еду в отделение, где сидят эти гаврики. А ты берешь со стоянки машину, едешь в институт. Там прихватываешь свидетелей и следуешь с ними в отделение вот по этому адресу. Там мы встретимся и определимся, что делать дальше.
– Простите Виталий, что причиняю столько хлопот!
– Разве мы – не на „ты“!?
– Извини, ради бога! Мне так не удобно!
– Ты с моим планом согласен?
– Еще бы!
– Тогда – вперед!
Выведя со стоянки машину, Галкин позвонил в институт Петрову и сообщил обстановку.
„Но они же предупреждали, с милицией не связываться!“ – испугался Петров.
– Получается, они сами связались с милицией.
– А если это – другие?
– Тогда какие могут быть претензии у „наших“?!
– Как такое может случится!?
– Может. Когда левая рука не знает, что делает – правая. Выходите на улицу! Я подъезжаю.
– Я могу взять свою машину.
– Не надо десять машин.
Галкин сидел у следователя писал заявление. Появился Виталий.
– Петр, ты – здесь? Пиши, пиши. Мешать не буду. Только присяду.
– Я уже кончил. Вот, все готово!
– Петр, твои люди: не признали в жуликах тех, кто на них наезжал.
– Стало быть, наезжали другие.
– Нужны фотороботы.
– Я их просил. Они что-то мнутся. Где они?
– В коридоре.
– Пойдемте!
– Ты здесь сначала закончи.
„Да, да, покажите, что написали, – потребовал тридцатилетний очкарик-следователь, прочел заявление и махнул рукой, – сойдет. Подпишите!“
В коридоре Петров стал канючить: „Может быть, я поеду? Не представляешь, как много работы!“ „И у меня тоже“. – вторила бухгалтерша.
– А мы с вами тут что, бьём баклуши? Может, это – самое важное дело! Или прикажите, контору закрыть?
– Может, и лучше. Я еще пожить хочу!
– Теперь спокойно пожить не дадут! Сказал „А“, надо говорить „Б“. „Правильно, Петр!“, – поддержал стоявший рядом Виталий. – И потом, чего вам бояться. Воришек задержали, а они наверняка связаны с главарями, которые к вам подкатили. От кого еще они могли знать о квартире. Их взяли – они раскололись, отсюда и фоторобот. Так что зря беспокоитесь!» «Ну, хорошо, уговорили», – наконец, сдался Петров.
«Скажите, а вы кто?» – подозрительно спросила бухгалтер.
– Вообще-то я – из прокуратуры. Но здесь, – как частное лицо, содействую вашему Петру. Идемте, представлю специалисту по фотороботам. Петя, а ты подожди меня здесь. План – такой: сперва – фоторобот, потом отвозишь людей в институт. А я на своей колымаге – за вами. Из института двигаем к тебе. Дома ты составляешь опись похищенного и передаешь мне, чтобы туда-сюда десять раз не кататься. Без этой бумажки твое заявление ничего не стоит. Я доставляю опись следователю. А ты немедленно едешь в охранную фирму и оформляешь с ней договор. А заодно меняешь двери, замки и ключи. Устраивает?
– Вполне.
Прошло около получаса, прежде чем все трое опять появились в коридоре. Виталий нес листочки фотороботов, держа их за верхний край.
«Ну, вот, и вляпался!» – подумал Петр, едва взглянув на картинки. Мимолетного взгляда было достаточно, чтобы узнать двух «знакомцев»: Виктора Сергеевича Воронина и Володю – шофера. Странное дело, каждый из фотороботов в отдельности мало напоминал оригинал, но вместе они как бы подтверждали схожесть: в памяти Галкина они шли в связке.
– Посмотри на голубчиков! Копии надо?
Петр отвернулся. Его мысль, следуя определенным путем, искала и не находила выхода. Если их арестуют, рассуждал Галкин, то он, как действующее лицо, наверняка, будет им представлен. С другой стороны, невозможно предположить, что они не узнают его. А это означало бы для него полный крах. Он даже подумать не смел, чем это могло для него обернуться.
– Они тебя, действительно не интересуют?
– Нисколько!
– Что с тобой, Петр? На тебе лица нет!?
– Нездоровится.
– Хлипкий ты, сегодня какой-то. Впрочем, я тебя понимаю: не успели прилететь, колесим по Москве – ни тебе поесть, ни отдохнуть, даже домой заскочить некогда! «Вот именно, – согласился Галкин, а про себя подумал: „Если бы ты только знал, что меня мучит!“.»
Виталий занес фотороботы следователю, и все четверо направились к выходу.
Галкин вел машину осторожно, хотя внутри у него все кипело. В нем зрел протест, ну разве он виноват, что эти двое вновь – у него на пути. Простая случайность! Ему было их искренне жаль: два вполне заурядных мерзавца фактически были обречены. Конечно, они совершали противоправные действия, но не больше, чем остальные мерзавцы. Их беда заключалась в том, что они могли его опознать, хотя бы на подсознательном уровне. Им просто не повезло.
2.
Со стороны в рассказ о его преимуществах очень трудно поверить. Но при желании, если задаться целью, до всего можно докопаться и все объяснить. Поэтому, в случае огласки, есть только две возможности: его либо станут использовать, как специальное оружие, либо предпочтут, чтобы он исчез. Он много об этом думал и вынужден был защищаться, ибо ни то, ни другое ему не улыбалось. История с Тарасом свидетельствовала, что не просто огласка, а малейший намек, незначительная оговорка могли оказаться опасными не только для него самого, но для всех, кто мало-мальски с ним связан.
«Ах, Виктор Сергеевич! Виктор Сергеевич! – беззвучно причитал Галкин. – Что же это вы с собой делаете!? И как вас угораздило снова оказаться у меня на пути!» – кроме цинизма и ёрничества в этом причитании была и доля искреннего сочувствия несчастному, который не ведает, что творит.
С этими скорбными мыслями Галкин доехал до института, высадил Петрова с бухгалтером и, сопровождаемый «колымагой» Виталия, въехал к себе во двор, испытывая такое волнение, как будто год не был дома: так много событий успело произойти за неделю.
Дверь была запечатана полоской бумаги. Чтобы войти, они не сорвали полоску, а аккуратно разрезали ножичком. Хотя дверь была вскрыта отмычкой, замок не был сломан, и Галкин открыл его «родным» ключиком.
Виталий присвистнул, когда увидел Петину библиотеку, и пока Петр составлял список «утрат», с растерянным видом рылся в книжках. Он не просто был удивлен, он был ошарашен, сражен и раздавлен. Завершив «скорбный» труд, Петя спросил: «Что с тобой? У тебя руки трясутся, как будто не меня, а тебя обокрали. Господи, что случилось? Тебя что-то тревожит?»
– Тревожат несоответствия!
– Меня, вообще-то, – тоже. Но что, конкретно?
– Ты говорил, что окончил техникум, но такая библиотека – не всякому доценту по зубам.
– По нынешним временам, она и не всякому профессору по зубам. Но ты забыл, какой техникум я окончил.
– Запамятовал.
– Библиотечный!
– И ты решил собирать библиотеку!?
– Виталий, я сделал это!
– И ты все это прочитал?!
– Я работал в районной библиотеке и все, что меня интересовало, прочел там, а здесь – только то, что докупал из книг, которые хотелось иметь при себе, отдельные новинки, не дошедшие до библиотек и разная справочная литература.