— Да, себя и других таких же, как я. Сколько нас, полукровок, выросших в варварских странах и готовых послужить Югу?

— Не так много…

— Но и не так мало. Клянусь Семью Ветрами, у вас в каждой крупной стране сидит человек вроде моего отца… И почти наверняка у каждого есть дети. Почему бы их не использовать? Заберите их сюда… обучите, как учите меня…

Састи колебалась.

— Мы… мы никогда не делали такого… Дети наших агентов принадлежат странам, в которых они родились. Взять их к нам, обучить и отправить назад… это… это чревато утечкой информации.

— Однако, Састи, я уже здесь. Скорее всего, я вернусь в Айден и буду работать на вас. И я не собираюсь кричать на всех площадях, что знаю дорогу на Юг, где реки текут молоком и медом.

Женщина склонила голову.

— Ты — особый случай, Эльс. Я уже говорила, что ты, вероятно, унаследовал таланты старого Асруда. Однако и с тобой пришлось разбираться, когда, оседлав флаер, ты ринулся сюда.

— Понимаю, — Блейд грустно усмехнулся. — Вы не знали, что я такое, кто такой… И, в то же время, не могли бросить своего… ну, почти своего… Разбираться была послана малышка Найла, за что и заплатила жизнью. Так?

— Найла Д’карт была умной и очень смелой девушкой, — сказала Азаста. Потом она со вздохом заметила: — Для своего возраста, Эльс, ты очень проницателен… даже слишком.

Дни тянулись за днями, одинаковые, как горошины в стручке. Каждое утро Блейд являлся в белый павильон, центр управления Хорады, и всходил по белым широким ступеням. Вид здания был обманчив. Этот мраморный цилиндр с колоннами, кольцевой галереей и фронтоном, покрытым затейливой резьбой, на первый взгляд казавшийся изящным парковым украшением, на самом деле служил вестибюлем, в который выходили лифтовые кабины. Странник спускался вниз, на второй подземный уровень, в библиотеку-хранилище, занимал кресло в одном из свободных отсеков и поглощал очередную ленту. Лента в день, не больше — таково было строгое предписание врачей. Их лаборатории и клиника располагались рядом, на третьем уровне, где Блейд регулярно проходил медосмотр. Врачи Ратона ничем не отличались от докторов, занимавшихся медицинским обеспечением проекта «Измерение Икс», разве что их оборудование выглядело необычным и более сложным. Блейд терпел, благодаря Создателя за то, что фантастические приборы ратонских эскулапов не позволяют читать мысли — и, следовательно, его истинная сущность по-прежнему оставалось скрытой.

Учебной ленты хватало на час. Затем он читал обычные книги, похожие на земные, или книгофильмы, передававшие не только текст, но и звуки, запахи, картины. Спустя фар после полудня наступало время обеда. Странник мог вкушать пищу в уютной столовой при хранилище, либо отправиться в городок у канала, где насчитывалось десятка два ресторанчиков, — туда вела подземная транспортная линия, местный аналог метро. Наконец, можно было пообедать дома. А также позавтракать, поужинать, выпить аперитив или напиться в стельку — как и прочие сотрудники Хорады, гость пользовался абсолютной и неограниченной свободой. Лишь находившиеся на дежурстве подчинялись какому-то подобию расписания.

Обитатели Ратона не относились к числу вегетарианцев и убежденных трезвенников, так что первые дни Блейд с жадностью поглощал мясо во всех видах, огромное количество фруктов и сдобы, не забывая о вине. Наконец вес его восстановился и воспоминания о вкусе сырой рыбы изгладились из памяти; Фалта, врач-диетолог, посоветовала ему ограничиться в обед одним полуфунтовым бифштексом вместо двух-трех. С этой прелестной маленькой женщиной, белокожей и зеленоглазой, у странника установились отличные отношения. Она ясно дала понять, что готова заботиться о своем пациенте и днем, и ночью, чем Блейд отнюдь не пренебрег. Он сожалел о малышке Найле, он помнил о златовласой Лидор, поджидавшей его в Айдене, он любовался точеной фигуркой Састи и не отказался бы при случае затащить координатора в постель, однако воспоминания и мечты оставались только воспоминаниями и мечтами; Фалта же была приятной реальностью.

Ближе к вечеру Блейд занимался с учителем. Чаще всего в этом качестве выступала Азаста, что он приветствовал со всем возможным энтузиазмом, но нередко уроки давали другие члены координационного совета Хорады — пожилой бородатый Клевас, большой насмешник и знаток местного неписаного фольклора, или длинный тощий Сэнд, специалист по связи. Занятия проходили на первом ярусе, прямо в рабочих кабинетах учителей, и нисколько не напоминали лекции в Оксфорде или в школе «Секьюрити Сервис». По сути дела, их и занятиями трудно было бы назвать; беседы — вот более правильное определение. Блейд спрашивал, ему отвечали, подробно и без купюр. Потом задавали вопросы ему — об Айдене и Хайре, о великом походе на Юг и битве в холмах, о трогах, ютившихся на островах Зеленого Потока, о жителях Гартора. Он мог отвечать, мог отказаться — это не вызывало ни раздражения, ни попыток выведать истину. В этих кабинетах не вели допросов; в них делились мнениями, обсуждали, спорили. Спорами чаще всего заканчивались встречи Блейда с Састи и Клевасом; Сэнд, менее эмоциональный, в основном толковал с учеником о науках и искусствах.

Блейд понимал, что его готовят к определенной работе; и, скорее всего, ему предстояло стать резидентом в Айдене, унаследовав пост старого Асруда. Но Асруд был ратонцем и одним из лучших сотрудников Хорады, тогда как его сын еще не получил вотума доверия. С ним говорили, к нему приглядывались, его учили — в том числе вещам, которые он знал лучше учителей.

Главное, однако, заключалось не в уроках по географии Айдена, не в скудных сведениях о загадочных странах Кинтана и даже не в информации о ттна, миролюбивых космических альтруистах. Постепенно Блейд проникался духом Ратона, вкушал, впитывал его, словно колдовской аромат белых лотосов забвения. Пятнадцать лет он искал рай — может быть, почти неосознанно и без особых надежд на успех; теперь же райские златые врата распахнулись перед ним. Тут отсутствовали ангелы и блаженные души, не трубили в трубы херувимы, не извергали поучений апостолы, и неофитов не заставляли бренчать на арфе и славить грозного Творца Вселенной. Тем не менее, это был рай. Ни властей, ни полиции, ни армии, ни судов, ни денег, ни налогов, ни контрактов, ни международных интриг и внутренних смут, ни наркоманов, ни гангстеров, ни террористов… В мире Блейда — да и в большинстве других миров, где он побывал, — труд был проклятием. Люди жили ради работы и работали, чтобы выжить; лишь немногие преследовали иные цели и трудились ради власти, успеха или чистого знания. В Ратоне жили ради жизни. Работа была развлечением, игрой, в которой никто не пытался затоптать партнера, понимая, что играть в одиночку далеко не так интересно, как в приятной компании.

Утопия? Да! Но духовными отцами ее были не люди, не гуманоиды; возможно, поэтому она и состоялась.

На первый взгляд Ратон являл собой бесконфликтное общество, которое регулировалось не верховной властью, а общепринятыми традициями и нормами поведения, безусловно исполняемыми каждым. Эта самоуправляющаяся система функционировала без сбоев, предоставляя людям, своим крошечным элементам, тот максимум свободы, который возможен лишь в истинно цивилизованном социуме. И Блейд, уроженец несчастной, полуголодной и раздираемой противоречиями Земли, прекрасно понимал, что это значит.

Только большое богатство давало большую свободу; настолько большое, что проблемы дележа, справедливого или нет, просто не существовало. Все социальные и экономические системы Земли в конечном счете предлагали ту или иную модель этого проклятого дележа: сколько — рабочим, сколько — крестьянам, сколько — капиталистам, и сколько — гомосексуалистам. Коегде удавалось добиться относительной стабильности, но рано или поздно приходили люди с ружьями — из соседнего дома или из соседней страны — и заявляли: все — наше. Этого всего было настолько мало, что едва ли сотая часть населения Земли могла не беспокоиться о завтрашнем дне. Причем речь шла не о безопасности, а лишь о куске хлеба и крыше над головой.