Этот разговор заставил Корделия задуматься сразу над несколькими вещами. Она замучила себя попытками понять, действительно ли между Гилем и Алисой что-то есть, правда ли, что они "почти помолвлены". Ведь сам Гиль никому ничего не говорил, но если его молчание успокаивало Гайнор, то этого нельзя было сказать о Корделии. Никакая сила, конечно, не заставит ее спросить его об этом. То она внушала себе, что если в претендентках на руку Гиля ходит не Алиса, то кто-нибудь вроде нее, хотя что-то в Корделии сопротивлялось этому внушению. Ей снова казалось, что не следовало соглашаться на поездку с ним, раз он уже, возможно, выбрал себе будущую подругу жизни, даже если его выбор и не обусловлен любовью. И хотя формально им предстояла чисто деловая поездка, ей так и не удалось убедить себя в этом, и ее опасения по поводу этой поездки были близки к подозрениям Алисы. И будто подслушав ее тайные мысли и тревоги, позвонил Гиль.
— Я заказал билеты на самолет в Бильбао. На понедельник, — сообщил он. Издательский аванс будет в тот же день переведен на ваш банковский счет.
Корделия невесело усмехнулась.
— Какое странное совпадение! Неужели вы опасаетесь, что я прикарманю денежки и в последний момент сбегу?
— Ну, сбежать вам не удастся: вы подписали контракт, — констатировал он. Получить авансы, а потом улизнуть лучше получается у вас не в деловой жизни, а в иной.
Корделия почувствовала, что ее лицо раскалено. Она уже хотела швырнуть трубку, но в ней вновь раздался спокойный голос Гиля.
— Все же не вздумайте выкинуть трюк. Мне пришлось уладить бездну проблем в эти дни, и некогда было позвонить. А теперь слушайте. До аэропорта далековато, так что я заеду за вами в шесть тридцать. Готовьтесь.
— Я буду готова, — промолвила она голосом, дрожавшим от негодования. Она вновь ненавидела его за диктат и презирала себя за то, что так сильно в него влюбилась.
Но он был прав: контракт она подписала. Теперь ей не отвертеться, и дело не только в том, что, сбежав, она лишится денег, потеряет она и веру в свои деловые качества. Так что повязана она обязательствами, и от них никуда не деться.
Самолет мягко приземлился в аэропорту Бильбао, и час спустя они мчались на автомобиле мимо ласкавших взгляд пейзажей Басконии, где на фоне далеких гор разместились ухоженные фермы, от которых веяло духом достатка.
При желании Гиль мог быть очаровательным и интересным попутчиком, но ни во время поездки в аэропорт, ни во время полета он не проявлял этих качеств, на сей раз он предстал перед Корделией в другой роли, впрочем, хорошо ей знакомой: молчаливого, замкнутого человека.
Она знала, что Гиль непрост, и разобраться, что происходит в его душе, раздираемой тайными противоречиями, едва ли возможно. И она не пыталась вызвать его на разговор, вообще не напоминала о себе.
Но, ступив на землю Испании, он сначала напружинился, посуровел, но вскоре отпустил внутренние вожжи. Она стала ждать, когда изменится все его поведение и даже внешность, но этого не произошло, и тогда она поняла, что он уже никогда не станет тем человеком, которого она встретила в Ла Веге прошлым летом. Морнингтон Холл глубоко проник в его душу, стал частью его «я». Испанский язык, которым он владел с детства и которым свободно пользовался на автозаправке или покупая еду, напоминал о прежнем Гиле, и все же он стал другим, и сам сознавал это.
— Говорят, что нельзя дважды вступить в один и тот же поток, — бросил он, заводя машину. — Впрочем, меняются не места, куда возвращаешься, меняется сам человек. В жизни можно двигаться только вперед.
Это было самое откровенное его высказывание за все начало поездки, и от неожиданности у Корделии на секунду перехватило дух.
— Это вызывает у вас сожаление? — спросила она.
Он мрачно улыбнулся.
— Да нет. Это просто факт, — сказал он. — Не думаю, что снова смогу стать Гилем Монтеро.
— Может быть, вы никогда им и не были? — дерзко спросила она, и он саркастически засмеялся.
— Какое глубокое наблюдение! — процедил он, и Корделия прикусила язык. Она знала, что ему ничего не стоит причинить ей боль, но была полна решимости не допустить этого.
Путешествие с Гилем не шло ни в какое сравнение с той поездкой, которую она совершила с Брюсом. Гиль вел машину быстро и уверенно, желая как можно быстрее добраться до Ла Веги. Его не смущало состояние дорог, и даже тогда, когда они отъехали от побережья и помчались над отвесными склонами и ущельями Пикос, невозмутимость ничуть ему не изменила. Это были его горы, и он не боялся их. Корделия поймала себя на том, что не испытывает той нервозности, которая сопровождала ее в первое посещение этих мест.
Как и тогда, острые горные пики хищно врезались в бледные небеса, а на их вершинах то там, то здесь еще виднелся снежный покров. Дорога серпантином извивалась между горными отрогами. Но рядом был Гиль, и в нем она ощущала некую волшебную защиту. Может быть, благодаря его присутствию она воспринимала теперь узкие горные ущелья не как ловушку, а как источник душевного покоя. Она была уверена, что рядом с ним горы и опасная дорога не страшат ее И не причинят никакого вреда.
По мере того, как они все ближе подъезжали к Ла Веге, Корделия пуще проникалась дикой красотой и величием природы этого удаленного уголка Европы. Но вот в ее душе снова стало возникать беспокойство. Гиль ничего не сказал ей о том, как он собирается устроить ее жизнь в Ла Веге, а ей самой спрашивать не хотелось. Он мог бы ответить двусмысленной шуткой, а это вызвало бы нервозность Корделии. Сама она надеялась остановиться в харчевне, как в прежний приезд, но с Гилем ничего нельзя было знать заранее.
У нее перехватило дыхание, когда, обогнув выступ скалы, они выехали прямо к Ла Веге. Горы отступили, и ее окружили деревенские дома, изгороди, лица, вызвавшие в ней ощущение, что она никогда отсюда не уезжала, так знакомо и даже близко показалось ей все окружающее. Вот главная улица, пересекающая всю деревню, вот и харчевня, и магазин Антонио, где она покупала походную обувь. И тут же, на небольших лужайках мирно пасутся коровы, позвякивая бубенчиками. К своему глубокому удивлению, Корделия испытала трогательную радость при виде этих мест.
Меняются не места, куда возвращается человек, меняется он сам, — сказал Гиль. Неужели она так сильно изменилась за несколько месяцев? Полюбив этого человека, неужели перестала быть прежней, сама того не заметив… и полюбила эти места, которые для него значили очень много?
Ей уже не терпелось увидеть маленький живописный домик Гиля, однако вдруг осознала, что они продолжают ехать вперед, к выезду из Ла Веги.
— Почему мы не останавливаемся? — спросила она в недоумении.
— Уже вечереет, и если мы сейчас здесь остановимся, нам придется пройти через ритуал приветствия со всеми жителями, — сказал он. — В Испании не пренебрегают такими вещами. Каждый захочет выпить с нами, а, приняв угощение от одного, как обидеть другого. Вернемся сюда завтра, когда будем посвободнее.
Она нахмурилась.
— Разве мы не остаемся здесь? Я полагала… Гиль слегка улыбнулся, и в голосе его прозвучал мягкий упрек.
— Ты слишком много беседуешь сама с собой. Спроси ты меня раньше, я предупредил бы тебя. Мы не остаемся в Ла Веге. Сейчас в моем доме живет молодая чета, они только что поженились, а жить им негде. Кто-то должен присматривать за цыплятами и кошками, как по-твоему?
— А Пелайо? — спросила она.
— Пелайо я вернул Луису, у которого взял его еще щенком. Мне не хватает его, но когда я уезжал в Англию, помимо сложных карантинных правил и неопределенности моего будущего, меня побудила оставить его здесь мысль, что Пелайо вырос в горах. Он чувствовал бы себя несчастным вне родных мест.
Корделия изумилась. Как мало еще она знает о Гиле! Она глубоко переживала потрясение, вызванное его вторжением в ее жизнь, но думала лишь о себе, а в его душу не заглядывала. И впервые она подумала о том, что надо лучше узнать его, хотя и понимала, что присущая ему непроницаемость затруднит решение этой задачи.