— Покажи им, Джо, где раки зимуют!

— Задайте им хорошую трепку, ребята!

Затарахтели, запыхтели, зачихали престарелые моторы, люди расселись, Лондон поднял руки, призывая к тишине и крикнул:

— Три пары едут направо, две — налево!

Машины двинулись, переползли с обочины на шоссе, выстроились на дороге. Сидевшие в них поднялись, неистово замахали шляпами, стали потрясать кулаками, размахивать дубинками, кося направо и налево воображаемых врагов. Но вот машины разъехались; оставши еся в лагере проводили их криками.

Крики унялись внезапно. Похоже, мужчинам враз стало неловко. Они молча провожали взглядом уже далекие машины.

Мак, Джим и Лондон зашагали плечом к плечу обратно в лагерь.

— Ох, хорошо б они им показали! А если те верх возьмут, наше дело долго не протянет! Пошли-ка, Джим, навестим старика. А потом, если удастся, соберем ребят да к Альфу наведаемся. Ведь я ему кое-что обещал. Ему поддержка сейчас очень нужна.

— А я пока за водой пошлю, — решил Лондон. В бочке почти пусто.

Джим первым направился к больничной палатке. Полог был поднят, дабы рассветные лучи разогнали тьму. На самом видном месте лежал Дан. Лицо точно восковое; тонкая, почти прозрачная кожа; темными жгутами про ступали вены на щеках.

— Как чувствуешь себя. Дан? — спросил Джим.

Старик что-то тихо промычал.

— Чего-чего? — Мак наклонился к постели.

На этот раз губы Дана отчетливо изобразили каждое слово:

— Я давно не ел.

— Бедняга! Схожу, принесу тебе чего-нибудь, — Джим шагнул к выходу и вдруг воскликнул: — Мак! Машины едут обратно!

Со стороны города приближались машины. Вот они остановились. Быстро собралась толпа. Подбежал и Лондон, протолкался к дороге.

— Какого черта вернулись?

Толпа выжидательно молчала. Водитель передней машины придурковато ухмыльнулся.

— Да там не проедешь. Они дорогу перегородили.

— Я, кажется, приказывал таранить любое препятствие.

— Вы не поняли, — пробубнил водитель все с той же ухмылкой. — Мы к баррикаде подъехали, а за ней человек двадцать с ружьями. — На этот раз он взволнованно сглотнул. — Встал какой-то мужик с шерифской звездой и говорит: «У нас в округе пикеты запрещены. По ворачивайте обратно». Наши на старом «Гудзоне» хотели было объехать, а он на обочину съехал да перевернулся. Ну, ребята повыскакивали и все в другую машину, ту, что с утиным носом. — Сидевшие рядом лишь важно кивали.

— Что дальше? — подавленно спросил Лондон.

— Ну, утконос ринулся было на баррикаду. Так нас забросали гранатами с газом — от него сразу слезы текут, и прострелили шины. Все кашляют, слезы глаза застят, а у тех-то противогазы. Они из-за баррикады повылазили, наручников штук сто приготовили и — на нас! — он снова ухмыльнулся. — Мы и вернулись. Ничего не поделать. Даже камней-то подходящих не нашлось, чтоб их закидать. А всех, кто на «утконосе» был, они схватили. Газу-то, газу — такого в жизни не видывал! — Он взглянул на шоссе и уныло сказал: — А вон и вторая партия едет. Дорогу, поди, с обоих концов перегородили.

По толпе пронесся тяжелый долгий вздох. Кое-кто повернул обратно к палаткам. Шли медленно и понурившись, погрузившись в невеселые думы.

Лондон озадаченно посмотрел на Мака. Тот предложил:

— Не пустить ли нам машины садами? Не могут же они все тропки перегородить.

— Слишком сыро. Машины и десяти метров не проедут, в грязи увязнут.

Мак вскочил на подножку одной из машин.

— Вот что, ребята! — крикнул он. — Все-таки у нас есть возможность прорваться. Выйти всем миром и разнести все их заграждения. Они не имеют права нас держать в этой мышеловке. Мы не сдадимся! — Мак чуть выждал, но в толпе молчали, слова его не возымели действия. Люди отводили взгляды, каждый уповал на соседа, а сам молчал. Наконец раздался одинокий голос:

— Нам нечем драться! Голыми руками против ружей да газа не повоюешь. Дайте нам ружья, тогда разговор другой.

Мак запальчиво крикнул:

— Они убивают наших ребят, жгут дома наших друзей, а вы сидите сложа руки. Сейчас вас загнали в мышеловку, а вам хоть бы что! Да крыса и та за свою жизнь бороться бы стала!

Казалось, все вокруг напиталось самым страшным газом-безысходностью. Тот же голос из толпы повторил:

— Мистер, голыми руками против ружей да газа не повоюешь.

Мака прорвало.

— Ну, а со мной шестеро голыми руками справятся?! Есть среди вас храбрецы? — бросал он безнадежные слова. — Вот и попробуй вам помочь! Попробуй хоть что-нибудь для вас сделать!

Лондон решительно стащил Мака с подножки машины. Тот попытался вырваться, глаза выпучились.

— Своими руками трусов придушу! — кричал он.

Джим придержал его с другой стороны.

— Мак, одумайся, ты уже сам не понимаешь, что говоришь!

Вдвоем с Лондоном они вывели Мака под руки из толпы. Люди вокруг стыдливо опускали глаза. А меж со бой тихо повторяли:

— Голыми руками против ружей да газа не повоюешь.

Вернувшиеся повылезали из машин, оставив их на дороге, смешались с толпой.

Мак больше не упирался. Его привели в палатку Лон дона, усадили на матрац. Джим намочил в ведре с водой тряпку и хотел вытереть другу лицо, но Мак взял у него тряпицу и обтерся сам.

— Я уже в норме, — спокойно сказал он. — А вообще-то толку от меня нет. Партия должна гнать меня в шею. Ишь, разошелся!

— Ты на ногах едва держишься, тебе выспаться надо, заметил Джим.

— Верно. Но дело не в этом. Ребята даже за себя драться не хотят. А ведь такие же, как они, на моих глазах шли с голыми руками на пулеметы! А эти убоялись горе вояк, шерифских помощников! До смерти испугались. Да и я, Джим, не лучше. Мне бы мозгами пошевелить. Ведь когда я на подножку вспрыгнул, думал, сейчас зажгу ребят, подниму на борьбу. А они как стадо баранов, вот я и взорвался. А какое я имел право! Нет, таким, как я, в партии не место.

— Да я и сам едва сдерживался, — попытался поддержать Мака Лондон.

Мак сосредоточенно разглядывал свою пятерню.

— Бросить бы все к чертовой матери да убежать. Зарыться с головой в стоге сена и заснуть. И чихать я хотел на всех!

— Отдохнешь и сразу взбодришься, — сказал Джим. Ложись-ка, поспи. Мы с Лондоном, если будет нужно, тебя позовем, верно, Лондон?

— Непременно, — откликнулся тот. — Ложись поудобнее, вытяни ноги. Дел сейчас никаких нет. С командирами я потолкую сам. Может, наберем ребят побойчее да тишком к баррикадам проберемся.

— Боюсь, победа уже за ними, — проговорил Мак. Они сломили дух у наших ребят, когда еще до дела и не дошло, — он улегся на матрац. Толпе нужна кровь… О, господи, я с самого начала напутал… — он закрыл глаза, но тут же снова открыл. — Вот что, очень скоро к нам, может, сам шериф в гости пожалует или какая иная важная шишка. Обязательно меня разбудите. Просто так их нельзя отпускать. Непременно меня позовите, он по кошачьи свернулся клубочком, сложил руки под головой и сразу задышал мерно и ровно.

От палаточных тросов по брезентовым стенам побежали тени, солнце разбросало лучи перед входом на пятачок утоптанной земли.

Джим с Лондоном тихонько выбрались наружу.

— Ишь, намаялся, бедняга, — сказал Лондон. — Прямо изголодался по сну, я никогда такого не видал. Легавые, говорят, нарочно спать арестанту не дают, и он умом трогается.

— Отдохнет Мак, совсем другим станет, — уверил Джим. — Ох, я ж обещал Дану кое-что! А там наши машины подошли… Схожу-ка сейчас!

— А я пойду Лизу проведаю. Может, пошлю ее к старику, пусть присмотрит за ним.

Джим пошел к кухне, наложил в котелок фасоли и понес к больничной палатке. Солнечный зайчик уже спрыгнул с койки Дана на пол. Старик лежал, закрыв глаза, дышал редко и тихо.

В палатке пахло чем-то гнилым или тухлым, необычный запах этот исходил от тела умирающего, оттого что он уже долго не мог опорожниться. Джим наклонился над стариком.

— Дан, я принес поесть.

Тот медленно открыл глаза.

— Не хочу ничего. Сил нет жевать.