Дымились концы оборванного кабеля. Механизм сверлилки неправдоподобно выгнулся и накренился. В воздухе отчетливо различались запахи жженой резины, гари, озона и… крови. Последнее трудно с чем-либо спутать. Трудно и сравнить.

Свет в шахте погас, потому что прожекторы и сверлильная машина питались от одного генератора. В замутившихся световых лучах фонарей играли дым и пыль. В глазах людей пылал ужас и страх.

И вдруг как жахнет что-то! Упругий хлопок ударил по ушам. Рабочий инстинктивно пригнулся, а Сватко отшатнулся. Бетонную мышеловку заполнил ужасный свист вырывающегося газа.

«Автоматическое пожаротушение! – испугался прапорщик. – Включилось! – запульсировала гнусная мыслишка. – Через минуту все заполнится углекислым газом или азотом и – нам конец!»

Нужно выбираться к подъемнику. Расходящийся свет фонаря лег на источник звука. Оказалось, что лопнул шланг высокого давления, по которому подавали воздух к пневмоинструменту.

Отлегло.

Переступая через покореженные железки и аккуратные цилиндрические чушки вырезанного, но еще не поднятого на поверхность железобетона, Сватко приблизился к проходчикам. Турок лежал в луже крови с глубоким харакири. Из разорванной, почерневшей спецовки торчали бесформенные лоскуты мяса и того, что должно находиться внутри.

От увиденной ужасной картины прапорщику стало плохо – он едва успел отбежать в сторонку. Сердце нещадно долбило в грудь. Тахикардия достигла набатной мощи и заполнила все сосуды. Заломило грудь. Виски шевелились, как живые. В глазах стало темнеть. Фонарь выпал из руки и, стукнувшись о пол, светил полосой на пусковой стапель.

Первое жертвоприношение свершилось. Но станет ли оно последним…

Передав обрадованному Шлепику деньги и высказав недвусмысленное пожелание относительно его «отдыха», Обухов как бы между прочим заметил:

– Недавно два чечена по дешевке стволы скидывали. «Беретты». Никому не надо? Не помню, кто-то спрашивал… Они еще какого-то повара ищут из ресторана… «Попугай», кажется…

Грубо сколоченная, но прочная и надежная наживка упала на удобренную почву и тут же дала гигантские ростки. Обухов сыграл очень естественно, натурально, без перетяжек, а Шлепик встрепенулся, будто проснулся от громкого звука.

– Не из «Канарейки»?

– Может. А тебе не по фигу?! – вяло и без азарта спросил Обух.

– Да ты чего, не помнишь, что ли?! – едва не прокричал Шлепик с укоризной. – Я ж рассказывал, какая битва была!

Обух инфантильно пожал плечами, всем видом показывая, что его хата с краю, а чужие дела – сторона.

– Зачем им повар – базара не было? – с большой заинтересованностью переспросил Шлепик.

– Откуда я знаю, может, им еда его не понравилась, может – рожа, а может, наоборот, кулинарно готовит! – рассмеялся словоохотливый Обухов. Он смекнул, что с легкостью подцепил собеседника на крючок. Прочный. Не сорвется!

– Как их найти? Позарез надо! – несказанно заинтересовался Шлепик и надавил на совесть, о которой сам имел отдаленное представление. – Понимаешь, тут базар конкретный – они пацанов Хасана замочили!

– Я в ваши проблемы не влезаю, – аккуратно пресек расспросы Обухов и… подсказал ненароком: – «Чехи» повара ищут. Непонятно, что ли. Там их и найти! Думай, голова! Шевели мозгами!…

Спектакль был сыгран блестяще.

Выполнив поручение Вольского, Обухов сел в машину и расслабленно закурил. Климат-контроль заработал в полную силу, изгоняя из салона уличную жару и устанавливая господство сухой прохлады с температурой двадцать два градуса.

Обухов приоткрыл окно и врубил музыку. Басовитые волны пробили тишину и уперлись в грудь. Он выпустил дым на улицу, решая, куда ехать в первую очередь.

Настроение играло приятную музыку, пока внутреннюю идиллию не растоптал звонок сотового.

– Давай бросай все и двигай на стройку! – взволнованно бросил Вольский.

– Что там стряслось? – напрягся подчиненный.

– Ничего не там! Выруби свою музыку! – Обухов ткнул кнопку магнитолы – песня прекратилась. – У нас проблемы, понял! – рявкнул главарь. Прекращая дальнейшие вопросы, он с нажимом сказал: – Я уже еду! Все!

Связь прервалась так же внезапно, как громыхнул первый звонок. Обухов сделал пару затяжек и, взглянув на часы, выбросил окурок в окно.

Стекло закрылось. Салон притих. Музыка больше не звучала. Погнал.

Первое, что по приезде на стройку бросилось Обуху в глаза, цементно-серые лица Вольского с Зурабом, напряженно-озабоченная охрана и ненормально бледный Сватко. Прапор выглядел хреново, и казалось, что еще чуть-чуть, и его затрясет, заломает, как проштрафившегося подростка, разбившего стекло директору. За километр разило валокордином, что не понравилось Обухову, потому что указывало на незакаленность нервов Сватко.

– Привет, что случилось? – спросил Обух.

– Все случилось! – нервничал главарь. – Станок накрылся, и человека убил!

– Кого? – понизил голос Обухов.

– Рабочего из фирмы! Рубануло как саблей! Да еще некоторые говорят, – Вольский зыркнул на Сватко, – что, мол, все напрасно! Дырка не сверлится!

Прапорщик молчал, потупив взгляд.

– Что с трупом будем делать? Несчастный случай ведь, – советовался Вольский. – Отдать родне или прямо тут закопаем?

– Он мусульманин, – напомнил Зураб. – Его до захода солнца нужно похоронить. А родни у него тут нет.

– Но второй все видел, – размышлял главарь.

– Не волнуйся, он никому не скажет, – заверил афганец. – В фирме пустим слух, что он уехал домой. А похороним, как положено. Это я беру на себя.

Зураб кому-то позвонил и уехал.

– Что имеем в сухом остатке? – ко всем обращался Вольский. – Угрохали несколько сотен тысяч баксов на оборудование – и все напрасно? А ведь эти денежки тоже могли быть нашими!

Сватко сжался, принимая упрек исключительно на свой счет.

– Скорость проходки очень маленькая, – пояснил он. – Этого никто не мог учесть. Даже алмаз этот бетон не берет! Можно заказать коронки меньшего диаметра, но и в этом случае не будет гарантии, что он станет легче резаться. Я не виноват!

– Сашок, тебя никто не винит, – как можно мягче сказал Вольский. Ему истерики сейчас не нужны. Надо операцию двигать. – Но дело в том, что проходка отверстия была для нас единственным вариантом проникновения на КП. Кстати, предложенным тобой. Не так ли?

Не поднимая головы, Сватко кивнул.

– Может, ты предлагаешь отказаться от этой затеи?! – рыкнул главарь. – А что взамен?

– С такими темпами мы все равно к сроку не успеем, – выдохнул бывший прапорщик. – Я думал попробовать плазменную резку…

– Ну, ну! Продолжай! – занервничал Обухов. – Думал! Думал! И что придумал?

– Отпадает, – еле слышно ответил Сватко. – Вблизи ракеты – это все равно что заправленному бензовозу бочку сваркой латать!

Вольский взбесился еще больше. Он сам видел, какими черепашьими темпами идет сверление, а теперь что – полный абзац? Оставалось два пути, по которым можно пойти. Первый – уговорить Ашрафа отказаться от запуска ракеты и за половину цены подорвать ее прямо в шахте. С технической точки зрения это самое простое решение, но с политической…

Как убедить арабов, что эффект от взрыва «грязной бомбы» с сотнями тонн горючего в огромном мегаполисе будет не менее убедительным, чем запуск ракеты, а может, и более. Но в этом случае на первый план встают три вещи. Поверит ли ему Ашраф во второй раз, не разорвет ли контракт немедленно, потребовав возврата истраченных сумм, и, наконец…

Нет, кажется, третье, о чем могло подуматься – о том, что Вольский говорит о Москве, о России, – ушло на дальний план. Остались лишь первые два пункта. Ну, может, еще один – за провал акции арабы его просто убьют, а Россия пока не входила в планы «Аль-Каиды»!

Второй путь – искать и найти иной, возможно, фантастический способ проникновения на КП, пусть даже перебив охрану «Метро-2» и взорвав здание управления специальных программ! Какая разница – как!