— Танцуя? Зачем? — искренне удивилась Магдия.

— Не зачем, а почему. Надеюсь, вам известно движение звезд в небе?

— Еще бы! По ним предсказывают судьбы наши.

— Однако движения эти не произвольны, а подчинены природному закону небесной механики. И вокруг каждой звезды, как наиболее тяжелого тела, крутится целое семейство более мелких тел, вроде вашей Землии, на которой мы сейчас находимся. Смена времен года объясняется не притуханием «уставшего за лето» солнца, а тем, как падают его лучи на поверхность обегающей вокруг солнца планеты.

— Вы умница, ясный паний профессор! И заслужили восторг женщины, никого не удостаивавшей этого. Вы отважились соперничать с самой Гиблией. Позвольте мне назвать нарисованную вами картину «системой соперника», каковым вы и представляетесь мне, ясномудрый паний.

Крылов усмехнулся. Не мог он объяснить обитательнице Иноземли, что на родной его Земле подобная система носит сходное название.

— Но мне мало, мало только об этом. Рассказывайте, дорогой Соперник наших догматиков, обо всем, что мне неизвестно, — уже требовала Магдия, неожиданно превратясь в пытливую ученицу. При этом она обдавала гостя ароматом заморских снадобий и награждала обворожительной улыбкой.

И он поддался ее чарам.

Разговор, начатый по-френдляндски, как принято было у высшей знати, давно перешел на родную речь Бредлянской, поскольку Крылов, зная славянские языки, мог легко объясняться с ней. К тому же помогли старания речеведов Горного замка.

Он стал рассказывать о родной Земле, об ее истории, о древних и средних веках, о последующих столетиях, увлекся сам и увлек свою слушательницу, образно рисуя достижения людей, покоривших и едва не погубивших свою Землю.

Магдия слушала, не замечая, как летит время, завороженная, не узнавая сама себя. Никогда еще она не встречала такого мужчину. Пусть не рассыпается он в комплиментах, не расшаркивается на дворцовом паркете, пусть не гарцует на коне, не мчится с копьем наперевес на противника в рыцарском турнире во славу своей дамы, какой она готова была бы стать. Но в нем сила, несопоставимая с другими, увлекающая, подчиняющая себе, она волшебно открывает свет другого мира, манящего и прекрасного, — мира буйных грез.

— Вы колдун, — взволнованно прошептала Магдия. — Вы пророк! Вы святой.

— Видите ли, сударыня, я ничего не предсказываю. Я лишь повествую о том, что произошло на планете, схожей с вашей, но начавшей жить по тем же законам раньше. И все мной рассказанное может точно так же произойти и здесь. И моя цель предостеречь всех людей Землии от опасных отклонений, от возможной гибели всего живого, как это произошло на одной из планет близ вашего светила, на Фаэтии, как следовало бы по-вашему ее назвать.

Магдия любовалась гостем, а он продолжал:

— В человеческих руках не должно оказаться страшной и опасной стихийной силы, ради чего мы с соратниками и прилетели к вам, нашим братьям-двойникам.

— Вы заворожили меня, яснославный волшебник! Зачем вы облачились в монашескую рясу безбрачия, нарушая мой душевный покой?

— Рассматривайте ее как профессорскую форму университета, где преподают только монахи. Так меня снарядили в путь слуги папия.

— Значит, вы сами не монах? — облегченно вздохнула Магдия.

— Не постригался, — улыбнулся Крылов.

— А вы женаты? — тихо спросила она.

— Я оставил жену примерно пятьсот ваших лет тому назад. У нас не было шансов встретиться вновь.

Магдия испуганно посмотрела на профессора, подумав, что кто-то из них двоих сходит с ума. Но, привычно овладев собой, сказала:

— Я не поняла речи ясномыслящего пания, кроме последних слов, что он свободен. Или это не так?

— Мне сопутствует здесь моя взрослая дочь, сударыня, о которой, к несчастью, я ничего не знаю сейчас.

— Мы найдем ее, непременно найдем! Я хочу, чтобы вы были счастливы… и богаты, — добавила она.

Крылов смутился и постарался перевести разговор на другую тему:

— Рассказанное вам, сударыня, я и хотел поведать своим будущим студентам на лекциях.

— Не делайте этого, умоляю! Вы не знаете здешних людей, свирепость которых не уступает их невежеству. Для них малейшее отступление от Гиблии считается ветром из ада.

— Но я должен просвещать ваш народ, ради чего и прибыл сюда.

— Тогда ищите форму сказки или условности, чтобы «Система Соперника» не противоречила бы Гиблии, по которой Землия наша сотворена всевышним как центр созданного им мира, а не крутится в непристойном танце вокруг светила. Поверьте, так и скажут мрачные отцы из Святой Службы увещевания.

Крылов пожал плечами. Ему стало крайне неловко от этой заботы ослепительной хозяйки замка. Он уже укорял себя за излишнюю разговорчивость. Да и отвык он от женского общества.

Прощаясь с ним, Магдия протянула ему руку для поцелуя, на который он не отважился.

— Будьте более мужественным, несравненный мой мудрец! Мы же не в пещере отшельника. Сумев увлечь меня в грядущее, надеюсь, в ближайшем будущем вы не откажете в новой беседе с вашей самозваной, но, верьте, прилежной ученицей.

Крылов поклонился.

— А вашей дочери я подарю замок с засеянными полями, населенными деревнями и окружающими лесами. Виднейшие рыцари будут добиваться ее руки.

— Она замужем, — сказал Крылов, откланиваясь.

— Как жаль! — вздохнула графиня и лукаво добавила: — А я нет!

Карета отвезла Крылова в университет, где ему предстояло найти безопасную форму его «Системы Соперника»…

Графиня Бредлянская была сама не своя. Что принцы, вельможи и рыцари с их скудными умами по сравнению с могучим разумом гостя из чужого мира.

Магдия негодовала сама на себя! Допустимо ли ей в ее годы, с ее знатностью и богатством оказаться в положении девчонки, которой на ум идут стихи поэта:

Она его за знанья полюбила,

А он ее за жажду к ним.

Она разорвала в клочья кружевной платок, ударила по щеке согбенного старика слугу, когда-то нянчившего ее.

Увлечься первым попавшимся сказочником, наряженным в монашескую рясу, которому и дела не будет ни до нее, ни до ее «жажды знаний» из полузабытых строк. Предстать перед ним такой захудалой невеждой! Это при ее-то гордости? Наваждение!

— Солнце всходит и заходит! — твердила она, расхаживая по залам мимо застывших в красоте движения статуй, мимо стены с коллекцией оружия. И беспричинно смеялась, пугая недоуменно следящих за нею издали горничных.

Предупрежденный служанками о беспокойстве госпожи ксент Безликий на правах духовника поспешил к ней.

Надо понять теряющую молодость самолюбивую женщину, обуреваемую волнениями ушедшей юности.

Досада и недовольство собой сменялись замиранием сердца от страстного желания счастья, еще не изведанного. Жизнь не может остановиться! Как не может устоять и профессор, кем бы он ни был! В том клянется сама Магдия Бредлянская, ради которой поэты слагали песни, а сам светлый гетманий в рыцарском турнире вышел против сына короля!

И графиня обращалась с горячей молитвой к всевышнему, чтобы он, охладив пыл, вразумил ее или помог ей в несбыточном.

Появление духовника показалось Магдии ответом неба на ее мольбы. Она поняла, что ей особенно необходимо сейчас высказаться, снять тяжесть с души.

Ксент Безликий был еще не стар, с лицом аскета и худой фигурой, голубыми глазами ангела и острым подбородком, каким наделяют художники отнюдь не небожителей.

Он смиренно вошел к своей опекаемой «дочери» и застыл в нерешительности при виде ее пылающего лица.

Надо сказать, что ксент Безликий, состоя духовником при столь знатной и влиятельной особе, рассчитывал добиться с ее помощью посвящения Великопастырем всех времен и народов в птипапии, и потому в жизни своей старался не допустить ни одного неверного шага, тем более в отношении графини Бредлянской.

Молитвенно сложа руки, он смиренно обратился к взволнованной красавице:

— Не успокоит ли душу дочери моей исповедь перед всевышним?

— О, конечно, отец мой! Только искреннее общение со всевышним может облегчить мою душу.