– Ради бога, парень. Поосторожнее с машиной. Ее нужно вернуть в приличном состоянии к восьми часам вечера сегодня.

Я отдал честь.

– В двадцать часов, как говорим мы, армейцы, – поправил я. – Ну, не беспокойтесь. Старик Каплан не оштрафует нас за пятиминутное опоздание или за лишнюю царапину. У него две свалки, полные всякой рухляди, и он берет по фунту за штуку, даже если мы испортим эту.

Сайлас гневно повернулся:

– Тысячу раз тебе говорил – не выходи из роли в середине операции.

– Есть, – ответил я.

Я выбрался из машины и пошел прочь, подальше от него. Во время его припадков с ним нужно быть поосторожнее, он всегда очень вспыльчив в начале операции. Теперь я на это уже не очень реагирую, сам я не шалею, как он, только вот ладони потеют. Я отломал от живой изгороди веточку. Сайлас догнал меня и принялся рассматривать полигон в бинокль.

– На пригорке шесть «центурионов-5», – вслух рассуждал он. – Есть минометная установка «виджилант» – вон там, где стоят несколько солдат. Нет, соврал, один «центурион-2» со старой семнадцатифутовой пушкой. Даже не знал, что такие еще существуют. Не удивлюсь, если его используют в качестве мишени. Да, на нем белый крест.

– А откуда вы узнали, что сегодня испытывают «виджилант», – удивился я.

– Элементарно. Позвонил в службу информации и спросил. Правительство продает эту технику. И они не делают из этого секрета. Они уже продали больше «центурионов-5», чем ты съел обедов за всю свою жизнь.

– Так Ибо просто не повезло, что они не хотят продать ему эту ерунду?

– Скорее, это нам повезло. Триста тысяч фунтов стерлингов удачи, – подытожил Сайлас.

Танки с грохотом двинулись с места. Гул стоял такой, что у нас даже уши заложило, хоть мы и далеко стояли.

– Во-а-а-т они па-а-а-шли, – загнусавил я.

Сайлас прокомментировал:

– Они идут на запад. Триста тысяч живых бабок, идущих на Дикий Запад.

Зажав в руке конец отломанной ветки, я со всего размаху ткнул себя по колену.

– Боюсь, тут-то меня и нашла стрела, старик, – задыхаясь, сказал я. – Труба, труби отбой. – И со стоном показал на рану.

– Есть попадание, – подтвердил Сайлас. – Не двигаться, лейтенант. – Он вытащил из раны ветку и внимательно осмотрел ее. – Хорошо, нечего сказать. Не знаю, чему вас там учили, в Вест-Пойнтской академии для благородных девиц, но это вовсе не похоже на боевую стрелу.

Я отмахнулся:

– К черту, старик, если они устраивают свои игрища так далеко на севере, как насчет тех баб и сосунков, которые остались беззащитными в форте Декстер?

– Вперед в атаку! – заорал Сайлас с таким энтузиазмом, что я даже испугался, как бы его не услышали солдяты, сгрудившиеся у орудий на пригорке.

И мы оба помчались к нашей бронированной машине. Я прибежал первым. Двигатель еще работал, и, едва Сайлас взгромоздился наверх, я сразу же отжал сцепление. Он схватил фуражку обеими руками и поудобнее устроился на сиденье.

– О-й-ооо, – закричал он. – Поехали посмотрим, как покорялся Запад.

Мы должны были встретиться с клиентами в маленькой гостиничке для офицеров возле танкового полигона. Я очень боялся, что там будет много вояк и что они вычислят нас, но Сайлас успокоил меня. В обеденное время почти все в столовке, а остальные не осмелятся подойти при виде красных нашивок. Прежде чем мы вошли, я протянул Сайласу совершенно новенькую фунтовую бумажку, вытянув ее из середины таких же десяти, что лежали у меня в бумажнике. Мы этот номер проделывали много раз, даже когда не нуждались в деньгах, – просто так, для развлечения. Дальше увидите, как все происходит, если еще до сих пор не догадались сами. Сайлас подошел к стойке бара и заказал:

– Виски с содовой и со льдом мне, пинту пива – водителю.

– Есть, сэр, – ответил бармен, который так привык иметь дело с военными, что даже не поднял глаз, взял фунтовую банкноту и дал Сайласу сдачу.

Мы с Сайласом стояли возле бара, пытаясь смягчить наше социальное неравенство беседами на тему о футболе, коробке передач и графике отпусков. Сайлас спросил:

– Вы ездили домой на Пасху?

Я ответил:

– Нет, оставался в части, чтобы сэкономить деньги. В следующем месяце у меня наберется уже десять дней, тогда и поеду.

Сайлас кивнул, сказал что-то о погоде, а я продолжал разыгрывать нерадивого рядового. Затем Сайлас поинтересовался у бармена, где можно помыться и снять робу. Бармен посоветовал ему подняться в гостиницу и воспользоваться ванной комнатой, потому что, наверное, Сайлас был в офицерской форме. А вот когда я задал тот же вопрос, бармен послал меня в дворовый туалет, где ветер сбивает с ног через дверь и в кране только холодная вода. Я вернулся в бар, вытирая по дороге руки о штаны. К тому моменту там уже набралось человек двадцать, в основном гражданские – работники танкового парка. Сайлас еще не вернулся. Тогда я решил разыграть вторую часть нашего фокуса с фунтовой банкнотой. Заказав пинту пива, я расплатился десятью шиллингами. Получив сдачи десять пенсов, я осторожно возразил:

– Извините, но я дал вам фунт.

Бармен отрицал, я настаивал. В конце концов, я сказал:

– Ладно, поглядите-ка в кассу, будьте любезны, и увидите, что я прав. – И разложил новенькие фунтовые бумажки на стойке бара. Все номера шли по порядку, но один отсутствовал. – Он в кассе.

За барменом внимательно наблюдали несколько гражданских, и он очень спокойно дал мне еще десять шилингов сдачи. Никогда я не доверял таким тихоням, и этому не следовало доверять.

Еще несколько минут я потягивал свое пиво в ожидании Сайласа, как вдруг бармен подошел ко мне и очень тихо и вежливо сказал:

– Простите, сэр, в холле вас спрашивают два джентльмена. Вон через ту дверь, пожалуйста.

Я подумал, что это простаки прибыли чуть раньше назначенного срока, и, оставив недопитое пиво, вышел им навстречу. Каково же было мое удивление, когда я обнаружил там двух паршивых офицеров военной полиции из мотоциклетного взвода. Бриджи, нашивки, белые шлемы.

– Что это за история с фунтом, юноша? – спросил один из них.

– Очень просто, – объяснил я. – Я же сказал бармену. Я дал фунт. И он нашел его в кассе.

– Неужто? – насмешливо поинтересовался лягавый.

Они переглянулись. Ну и парочка! Одному из них было не меньше пятидесяти, лицо его пересекал ужасный шрам, который не могли скрыть даже огромные усы, вся грудь – в орденских ленточках.

– Покажи-ка свой бумажник, сынок. Думаешь, мы не знаем этого фокуса? Я это проделывал в каирских барах, когда тебя еще в проекте не было. Один кореш расплачивается фунтом, а затем ты протягиваешь десять шиллингов и выходишь сухим из воды. – И он передразнил: – «Только гляньте в кассу, бармен». Ну, этот бармен уже знает эту шутку, и мы тоже. Так что ты идешь с нами, и не воображай, что избежишь наказания за гражданское правонарушение.

– Это не совсем удобно, капрал. – Сайлас спускался по лестнице, постукивая тростью по ладони другой руки.

Оба лягавых вытянулись по стойке смирно и отсалютовали. Сайлас приблизился ко мне. Его нос почти уткнулся в мой:

– Какого черта вы здесь делаете, Катрайт?

– Я дал десять шиллингов вместо фунта, сэр. Простите, сэр. Я, должно быть, ошибся.

– Ты изобретательный негодяй, – сказал Сайлас. – Ты ловкач. Ты мерзавец. Так кто ты?

– Я мерзавец, – согласился я.

– Правильно, – медленно выговорил Сайлас. – Грязный, гнусный, бездарный мерзавец.

– Работает с кем-то в паре, сэр, – пояснил полицейский. – Наверняка с кем-то из гражданских.

– А что я говорил тебе о выпивке и о гражданских? Ненавижу их. Достали. Не выношу гражданских. Еще раз увижу тебя возле кого-то, кастрирую. Понял?

– Ну, кроме девчонок, конечно? – конкретизировал я.

Мне не нужно было особенно разыгрывать страх, полицейские уже нацелились потребовать у меня документы, и если Сайлас не прекратит переигрывать, то они и за него возьмутся с минуты на минуту. У меня возникло чувство, что он собирается отхлестать меня тростью. Он так размахивал ею, будто дирижировал Лондонским филармоническим оркестром, исполняющим увертюру.