Изменить стиль страницы

Отвесив князю низкий поклон, Мирошка стремглав бросился из терема. Ему хотелось петь, кувыркаться через голову. Яков нашелся! Яков рядом с ним, тут, в Кукейносе! По дороге в конюшню Мирошка чуть не сбил с ног седельничего Михаила и получил от него добрый подзатыльник.

Яков с конюшим Амельяном заливали воском трещину на конском копыте. Конь был подвязан, подтянут веревкой к высокому столбу с перекладиной, и передние его ноги свисали, не касаясь земли. В больших конских глазах трепетал страх.

– Яков! – крикнул Мирошка. Яков оглянулся и в один прыжок очутился возле мальчика, обнял его за плечи, крепко прижал к себе.

– Братец ты мой… живой, – задыхаясь от волнения, говорил Яков. – Вот мы и встретились. А я думал, что один остался, что всех вас убили или в плен угнали. А где же мамка твоя?

– Мамку волки загрызли, – печально ответил Мирошка, и слезы покатились по его загорелым щекам.

– Ну, не плачь, не плачь, – начал успокаивать его Яков, готовый и сам расплакаться. – Будем вместе жить. Не бросим друг друга. Правда?

– Правда, стрый, – кивнул головой Мирошка. Ему все никак не верилось в то, что он нашел Якова, что стоит рядом с ним. Возмужал, вырос Яков за это время. Плечи широко развернулись, руки и ноги налились силой, над верхней губой проклюнулся темный пушок.

– Амельян, отпусти меня сегодня, – попросил Яков конюшего. – С брательником хочу поговорить. Брательник нашелся.

Высокий длинноволосый Амельян окинул Мирошку ласковым синим взглядом, хитро подмигнул ему и сказал

Якову:

– Ладно, иди. Я уж как-нибудь один справлюсь. Только не забудь, что завтра на охоту едем.

– Помню, Амельян, – радостно блеснул белыми зубами Яков.

Они подошли к городскому валу, сели возле него, прислонившись спинами к твердой, как камень, потрескавшейся глине. Солнце хорошо разогрело ее.

– Досталось нам с тобой, – кусая травинку, задумчиво сказал Яков. – Ты какую работу в Кукейносе делаешь? Кухаркам дрова подносишь?

– Нет, Яков. Я в учениках у переписчика пергаментов Климяты Однорука. Помогаю ему. А он чтению, письму и счету меня учит.

– Чтению? – удивился Яков. – Надо же… Повезло тебе, Мирошка. Ну-ка почитай, что у меня на спине написано.

Он поднял полотняную рубаху. Спина была исполосована темно-синими рубцами.

– Что это? – вздрогнул Мирошка.

– Розги, – хмуро сказал Яков, опуская рубаху. – Боярин Иван, вошь ненасытная, угостил. В рабстве я был, Мирошка, волом подъяремным был. Страшно вспомнить…

Лицо Якова побледнело, он сидел сгорбившись, кусал губы.

– А помнишь нашу пущу, Мирошка? – тихо спросил он, и глаза его посветлели. – Как ветер в ней шумел… Как дождь лил… Как снег падал… Помнишь?

– Помню, – тоже чуть слышно ответил Мирошка и погладил руку стрыя. Кожа на руке была загрубевшая, шершавая.

– Не вернуться нам туда… Не увидеть больше пущу – с грустью глядел на высокий городской вал Яков. – Часто я в мыслях возвращался домой, особенно по ночам, когда вся челядь боярская засыпала. Дедам и отцам нашим легче было. Они знали, что, если умрут, их закопают в родной земле – в Горелой Веси. А нам и знать не суждено, кто и где наши кости в землю бросит… Да что это я разнюнился? – Яков мотнул головой, вскочил с бревна, подхватил, закружил Мирошку. – Вместе мы, брательничек. Вместе!

Глаза Якова снова искрились весельем. Он высоко подбросил Мирошку, поймал, снова подбросил. Солнце плыло над Кукейносом. Белые облачка бежали друг за другом по синему небу. Высокий русоволосый вой поглядывал с заборолов на Якова и Мирошку, улыбаясь им. Он был молод, и ему, наверное, тоже хотелось побегать, побороться с кем-нибудь на мягкой зеленой траве. Но он только глубже надел, надвинув на самые брови, шлем и крикнул, встряхнув копьем:

– Полоцк!

И покатилось по всем укреплениям Кукейноса:

– Менск! Друтеск! Рша!

Мирошка с Яковом еще долго, видно, вспоминали бы Горелую Весь, но прибежала девчушка-челядница, запыхавшись, спросила:

– Ты Мирошка, что у Климяты Однорука живет? Княгиня приказала найти тебя и привести к ней в светлицу. Пошли быстрее.

Со страхом спешил Мирошка вслед за челядницей. Что нужно от него суровой княгине?

Добронега сидела на мягкой зеленой кушетке, держа в руках белую пушистую кошку.

– Вот ты какой, маленький смерд, – сказала княгиня. – Подойди ближе.

Мирошка несмело сделал несколько шагов. При его приближении белая кошка выгнула дугой спину, угрожающе сузила зеленые глаза.

– Ты не грязный? Не больной? – строго допытывалась княгиня. – С тобой почему-то любит играть княжна Софья. Я не запрещаю ей, но ты должен помнить, кто ты и кто она. Ты всегда должен об этом помнить.

Она выпустила из рук кошку, встала с кушетки.

– Сегодня княжне Софье захотелось сходить за городской вал, грибов поискать. С ней пойдут дружинники и ты тоже. Иди собирайся и помни, о чем я тебе говорила.

Не хотелось Мирошке идти в лес – с Яковом еще не наговорился, да попробуй не выполни княгинин приказ. Взял он у Климяты Однорука плетеную корзину и ножик с желтой костяной ручкой. Софья и три вооруженных воя ждали его у городских ворот.

Задумчиво шумел еловый лес, переговариваясь с ветром. Грибов было немного. Княжна нашла-таки один боровик, гордо показала его воям и Мирошке. Вои для приличия удивлялись находке, но по лицам их было видно, что нужны им эти грибы как собаке пятая нога. Если б не каприз княжны, сидели бы они теперь в гриднице, играли б в кости.

Мирошка же, очутившись в лесу, вспомнил свою пущу, и так радостно забилось его сердце, что хоть песню запой. Он шел рядом с Софьей, учил ее, как надо искать грибы.

– Каждому грибку надо поклониться, княжна, – говорил он слова, слышанные когда-то от отца. – Гриб прятаться любит. Под куст, под мох, под опавшую хвою забирается. Сидит там и посматривает на людей – найдут или нет? Спешки гриб не любит.

На узкой тропинке увидел Мирошка битву рыжих лесных муравьев с синими жуками. Жуков было три, а муравьев неисчислимое множество. Они облепили ноги жуков, крылышки, не давая взлететь. Одного перевернули на спину и тянули в свой муравейник. Обессиленный жук только слабо шевелил усиками и уже не сопротивлялся.

Мирошка, встав на колени, тихо позвал княжну Софью понаблюдать за борьбой.

– Спаси жука, – сразу попросила Софья. – Муравьи съедят его. Спаси быстрее.

Мирошка взял еловую лапку, начал осторожно смахивать, сметать муравьев с синего жука. Но не так-то просто было это сделать, рыжие разбойники мертвой хваткой вцепились в него.

– Как у людей война, – сказал седоусый вой, тоже наблюдавший за этим неравным поединком.

Княжна Софья устала, и дружинники решили сделать привал на лесной поляне. Седоусый разжег костер, срезал палочку, наколол на нее гриб, испек в огне, посолил и съел, достав соль из мягкой белой тряпочки. Он сидел, вытирая ладонью усы, как вдруг просвистела стрела и впилась ему в грудь. Дружинник упал лицом в костер.

– Засада! – крикнул его напарник, схватившись за меч. Да и у него между лопатками уже торчала стрела.

Княжна в ужасе закричала. Мирошка вскочил на ноги, испуганно озираясь. С десяток незнакомых людей в длинных белых плащах, на которые были нашиты красные кресты и мечи, окружали поляну. Один из них снова целился из арбалета. «Меченосцы», – догадался Мирошка и крикнул Софье:

– Бежим, княжна!

Софья побежала за Мирошкой, но меченосцы бросили веревочную петлю, подсекли княжне ноги. Она упала. Оставшийся в живых вой мужественно защищал княжну, отбивая удары многочисленных врагов боевой секирой, ремнем крепившейся к руке. Трех или четырех меченосцев он уложил на лесную траву, разбив им черепа, но вскоре и сам упал, обливаясь кровью. Ногой, обутой в железный башмак, меченосец наступил вою на грудь, широко взмахнул мечом.

Онемевшая от страха, сжавшаяся в комочек княжна видела, как приближаются к ней враги. Желтобородый меченосец схватил княжну на руки, понес к коню, который стоял, оседланный, в глубине леса.