Но теперь отступать было поздно, и Никита, всегда отличавшийся хладнокровием и бесстрашием, поднялся в дежурку, где, кроме второго охранника, сидели два типа с удивительно бесстрастными и невыразительными физиономиями.

– Кто это? – резко спросил Балагула у старшего охранника, кивком указав на неизвестных.

– Босс звонил… сказал, что свои… – пробубнил себе под нос охранник, стараясь не глядеть на Никиту. – Они только что прибыли…

Неужто Базуль что-то заподозрил? Балагула невольно вздрогнул, но тут же постарался успокоиться. Чему быть, того не миновать…

– Что вам тут нужно? – все так же требовательно задал он вопрос неизвестным, которые при появлении помощника "положенца" даже не дернулись – сидели, будто замороженные.

– Это мне нужно, – раздался за его спиной спокойный, лишенный каких бы то ни было эмоций, голос.

Мысленно обозвав себя ослом за потерю бдительности, Балагула резко повернулся, и, не выпуская с поля зрения подозрительную двоицу, впился взглядом в лицо человека в черных очках.

Он его уже знал. Правда, совсем с недавних пор – Базуль познакомил их вчера вечером. Пеха, так он представился. Ни фамилии, ни имени-отчества. "Положенец" угрюмо объяснил, что Пеха является его доверенным лицом и начальником контрразведки фирмы… или что-то в этом роде. Этим заявлением, сам того не подозревая, Базуль нанес Балагуле жесточайшее оскорбление. Как такое могло случиться, что он, правая рука "положенца", не знает о существовании какого-то особого отдела?! Значит, ему не доверяют? И если до этого бывший опер все-таки оставлял в своих планах теплое местечко и боссу, то теперь он поклялся, что сотрет Базуля в порошок. Ему было наплевать на его звание вора "в законе". И зона, и все, что с ней связано, вызывали в душе Балагулы резкое неприятие. Он принадлежал к поколению "новой волны", а потому, ни разу в жизни не попробовав тюремной баланды, ни в грош не ставил выпендреж старых законников, пропахших нафталином, с тупым упрямством требующих не выпрыгивать из наезженной колеи.

– Все прочь, – властно приказал Пеха, выразительно глядя на охранников и двух своих мордоворотов.

Они повиновались с поразительной быстротой и слаженностью. Да, этот человек умеет подчинять других, подумал Балагула.

– Сразу перейду к делу. – Пеха сел и пригласил к столу бывшего опера. – Об операции мне известно все. Я знаю, что в багажнике вашей машины находится Джангиров. Это необдуманный поступок. Но что случилось, то случилось. У меня есть к вам серьезный разговор… по поводу некоторых изменений в командном составе… – Он выразительно смотрел на Балагулу. – Но это позже. Сейчас недосуг. Вы мне должны передать все материалы, найденные в доме Джангирова. А также его самого. Встретимся завтра. Я вам позвоню, – он говорил отрывисто, словно выплевывая слова.

Балагула молчал. Он переваривал услышанное. И его взгляд постепенно становился свинцово-тяжелым и одновременно острым, как бритва.

Пеха ошибся. Возможно, впервые в жизни. Его подвела собственная самонадеянность и внешний облик бывшего опера; Никита не справлял на тех, кто был с ним мало знаком, впечатление умного и проницательного человека.

"Значит, этот очкастый хлыщ каким-то образом выведал о моих намерения…" – холодно и отрешенно подумал Балагула. Ну что же, к такому повороту событий он уже давно готов. Интересно, сколько у Пехи людей в здании и во дворе? "Зря я отпустил своих спецназовцев…" – с сожалением вздохнул Никита.

Придется потянуть кота за хвост…

– Это приказ босса? – спросил Балагула.

– Вы разве не слышали, кто я такой? – с некоторой долей высокомерия спросил Пеха.

– Слышал, – кивнул Никита. – Потому я сейчас и позвоню Федору Лукичу, чтобы он лично подтвердил ваши слова. Позвольте вам напомнить, что я не подчиняюсь никому, кроме босса.

На какой-то миг Пеха изменился в лице. Но большой опыт и долголетняя привычка ходить по лезвию бритвы, предполагающая мгновенную реакцию на нестандартные положения и в особенности на опасность, вернули ему самообладание за считанные секунды.

– Это неверное решение… – Пеха говорил, почти не открывая рта – будто ему судорогой свело челюсти. – Очень жаль… что я в вас ошибся…

Через черные очки Балагула не видел глаз Пехи, но он мог дать рубль за сто, что ничего хорошего для себя он в них не увидел бы. Теперь перед ним сидел не начальник какого-то "особого" отдела, а его личный враг – жестокий, коварный и мстительный. И, ко всему прочему, пользующийся большим влиянием на Базуля.

Неожиданно появилась проблема, которую нужно было решать немедленно. Но как?

Балагуле помог сам Пеха.

– Вы никуда не будете звонить, – сказал он с металлом в голосе. – Вам придется посидеть какое-то время под охраной… пока я не доложу Федору Лукичу об этом инциденте лично. Ваша "инициатива" в отношении Джангирова не только предосудительна, но и весьма опасна для нашего общего дела. Жаль… что мы не поняли друг друга…

Бывший опер осознал все сразу и до конца – Пеха ведет свою игру. В которой нет места не только помощнику "положенца", но и самому Базулю. Пехе нужны были материалы, изъятые в доме сатаниста. Для чего? – можно было только гадать. Но и Балагула не хотел выпускать из рук такой ценный козырь, который сразу упрочнял его позиции среди городского бомонда и выводил на более высокий уровень взаимоотношений с центром.

Нужно было действовать быстро и решительно.

Балагула вытащил свой "магнум" из наплечной кобуры с завидной быстротой и сноровкой.

– Я не промахнусь, – предупредил он Пеху, который все так же сидел с отмороженным видом. – Мне не нравится ваше предложение по поводу взятия меня под охрану. Я не сявка какая-нибудь. А вы не пахан, который крутит шестерками, как ему заблагорассудится. И не вздумайте звать свою охрану. Иначе мне придется грохнуть и вас, и их.

– Ну что же, вы сами выбрали свою судьбу… – растягивая слова, насмешливо произнес Пеха.

Он ударил, как змея – молниеносно и страшно. Одной рукой Пеха отбил в сторону направленный на себя ствол, а другой рубанул Никиту по горлу. Не будь шея Балагулы такой накачанной, он бы ее просто перешиб. Но и такой примочки хватило, чтобы помощник "положенца" очутился на полу. "Магнум" отлетел куда-то в угол, а сам бывший опер, бессмысленно тряся головой, начал неуклюже подниматься.

Однако, встать на ноги Пеха ему не позволил. Следующий удар – локтем по спину – снова уложил его на заплеванные доски пола. И опять-таки бывшего борца выручила спортивная закалка. У другого от такого жестокого и сильного пинка просто сломался бы хребет, а Балагула лишь на некоторое время от боли потерял ориентацию. Но все же, несмотря на муть перед глазами, он увидел, как отворилась дверь и в комнату вошел… Шатоха!

Дальнейшее и вовсе показалось ему бредом. Пеха, заметив Шатоху, не раздумывая, бросился на секретаряреферента. И тут этот серый, невзрачный человечек, канцелярская крыса, которого Балагула мог соплей перешибить (по крайней мере, бывший опер так считал), как-то странно качнулся, пропуская мимо себя летящего торпедой Пеху, и нанес ему такой жестокий удар кулаком под ребра, что у того даже кости затрещали.

И все-таки Пеха не упал. Мгновенно развернувшись и морщась от боли, он принял одну из боевых стоек каратэ и атаковал Шатоху. Беспомощный и обалдевший от невероятного зрелища Балагула глазам своим не поверил, когда секретарь-референт, крутанувшись юлой, очень даже профессионально – в стиле Чака Норриса – вмазал ногой по челюсти противника. Удар был такой силы и точности, что Пеха, пролетев по воздуху полкомнаты, врезался головой в стену и грохнулся на пол.

– Готов, – спокойно констатировал Шатоха, обыскивая поверженного. – Десять минут полного покоя гарантировано. Хорошая "пушка"… – Он показал Балагуле пистолет, который вынул из наплечной кобуры Пехи. – Девятимиллиметровый "вальтер", модель Р88. В магазине пятнадцать патронов. Не возражаешь, если я оставлю его себе?

– Ты как сюда попал? – кряхтя и постанывая, Балагула поднялся на ноги.