Придется ей расколоться и про тех двух мужиков, которых я завалил и закопал в лесу. Человек под пыткой расскажет все, что знает, и даже больше.
Вот и появятся тогда у меня кровники, и придется мне бодаться с ними до скончания века. (Это если удастся смайнать из города на своих двоих и в вертикальном положении).
В общем, жизнь пошла – не соскучишься. Сплошные сюжеты для детективных романов. Исполнилась мечта идиота – в последнее время, умаявшись за письменным столом до полного отупения, я грезил вырваться даже к черту на кулички и поучаствовать хоть в каком-нибудь пустяшном деле.
Вот и поучаствовал…
Верно говорится, что все личные беды и неприятности мы создаем сами себе. Судьба только корректирует наши дурацкие поступки, чтобы мы не пришли к финишу жизни раньше положенного срока…
Я завел мотор и вырулил на проезжую часть дороги. Она была точно такая же грязная и в выбоинах, как дорога в стране дураков, ведущая на поле чудес, из рисованного мультфильма "Золотой ключик". Ах, родина, как много в этом слове…
Мой путь лежал к Галюне. Мне край нужно было кое о чем ее расспросить. Предупредить старую подружку о своем приезде я не мог, – не исключено, что телефон Галюни уже поставили на прослушивание – поэтому решил, что лучше заявиться внезапно.
А еще мне хотелось снять грим в цивилизованной обстановке – без привычки он сильно тяготил меня – и чтобы Галюня рассказала последние новости.
"Ниву" я припарковал среди доброго десятка таких же социалистических монстриков на колесах, только более ржавых и битых.
Вряд ли какой-нибудь автомобильный вор в своем уме мог позариться на этот металлолом, поэтому хозяева "копеек", "шестерок" и "москвичей" или ленились ставить машины в гараж, или – что более вероятно – вообще его не имели. А место на платной стоянке им было не по карману.
Прежде чем зайти в нужный подъезд, я некоторое время сидел на скамейке возле детской песочницы – делал вид, что наслаждаюсь отличным тихим вечером и звездами, которые словно бриллианты чистой воды празднично мерцали на черном бархате небосвода.
По моим наблюдениям ничего подозрительного вокруг дома не наблюдалось. Конечно, я мог и ошибаться – если топтуны настоящие профессионалы, вычислить их очень трудно, особенно такому дилетанту, как я.
К дому я направился прогулочным шагом, беззаботно мурлыча под нос легкомысленный мотивчик. Мне хотелось думать, что со стороны я кажусь гулякой, который возвратился домой от любовницы к законной жене.
Ему страсть как не хочется очутиться в опостылевшей квартире, где его ждет толстая супруженция в засаленном халате, он все еще витает в эмпиреях, вспоминая шелковую кожу прелестницы, ее восхитительный запах и не растраченный юный пыл.
Я вызвал лифт, но не поехал в нем, а, нажав кнопку предпоследнего – восьмого – этажа, отправил его вверх порожняком. Сам же быстро поднялся на следующий лестничный пролет и притаился, стал невидимым, благо это было несложно, так как здесь не горел свет.
Я предполагал, что в случае наружного наблюдения за Галюней топтун просто обязан проверить, куда я направился, в какую квартиру. А значит, он вот-вот должен зайти в подъезд.
Но никто не появился. Подождав десять минут – больше из упрямства, нежели по необходимости – я преодолел еще два лестничных пролета и нажал на кнопку звонка Галюниной квартиры.
– Кто там? – раздался ее голос, для моего слуха непривычно резкий и решительный.
– Сантехника вызывали? – спросил я, изменив голос.
– Какого сантехника?
– У меня наряд… вот, посмотрите… – Я демонстративно начал рыться в карманах. – Квартиру под вами квартиру может затопить. Где-то горячую воду прорвало.
– У меня все нормально, – настаивала Галюня, по-прежнему не открывая дверь.
Молодец, подружка, осторожничает. Все верно – времена сейчас смутные.
– Тогда я пошел. Пусть льет, хрен с ним. Скажу, что не пустили в квартиру. Будете сами разбираться со своими соседями.
– Эй, куда? Стой! – Звякнула цепочка и дверь отворилась. – Заходите. Только обувь нужно снять. А то знаю я вас…
Галюня была в пестром халате и пушистых домашних тапочках, передками которых были игрушечные кошачьи мордочки. Она по-прежнему меня не узнавала.
– Обувь можно… – Я снял туфли.
– А где ваши инструменты? – с подозрением спросила Галюня.
Молодец, подружка, наблюдательная. Только зажигание у тебя, увы, позднее. Все, девушка, не уберечь тебе свою невинность. Слесарь-прохиндей страшнее маньяка.
– А сто грамм для сугреву души и поднятия жизненного тонуса у вас не найдется? – продолжал я ломать комедию, напрочь проигнорировав ее вопрос. – Работаю вторую смену, совсем умаялся…
Прихожая у Галюни была большая, а плафон – наверное, ради экономии – еле-еле теплился, поэтому я пока был не узнанным. Что касается голоса, то я разговаривал словно кастрат – тонким, дребезжащим дискантом.
– Нет, вы только посмотрите на этого работягу… – Галюня, выставив свой немалый бюст вперед, начала выдавливать меня за дверь. – Иди ты, знаешь куда!? Сто грамм ему нужно. А двести не хочешь? Ну, нахал…
У меня такие номера не проходят. Я сейчас сама зайду к соседям и посмотрю, что там у них за беда.
– Хорошо, как скажете…
Этого я и добивался. Мне нужно было выманить Галюню на лестницу, потому что в квартире могли быть установлены микрофоны.
– Привет, подруга, – сказал я своим натуральным голосом, когда мы спустились этажом ниже. – Не пугайся, это я, Стив.
– Ик!.. Ик!.. – Галюня вытаращилась на меня как на привидение; она не могла сказать и слова, только икала.
Я похлопал ладонью по спине Галюни и улыбнулся. Наверное, улыбка показалась ей знакомой, потому что Галюню наконец прорвало:
– Шоб мне лопнуть, очам своим не верю…
– Говори тише, – поторопился я предупредить Галюню. – Нам нужно побеседовать наедине, чтобы не было длинных ушей.
– Усы…
Галюня все еще смотрела на меня, как завороженная; она протянула руку и коснулась рыжеватой щетины, приклеенной под носом.
– И усы, и парик – все бутафорское, – сказал я нетерпеливо. – Очнись, Галюня.
– Побеседовать… А почему не в моей квартире?
– Потому что там могут быть "клопы".
– Чур тебя! У меня такой гадости никогда не было.
– Я имею ввиду миниатюрные микрофоны для подслушивания разговоров.
– А кто их мог поставить?
– Кто угодно. И хлопцы с "конторы", и менты, и братки…
– Но зачем?
– Не везет тебе, Галюня, на мужиков, хоть тресни. Даже если это старые друзья. Весь переполох из-за меня, подружка.
– Это я уже давно поняла… – Галюня сосредоточенно размышляла, нахмурив густые брови. – Может, ты и прав… Пойдем со мной, есть вариант.
Мы поднялись на шестой этаж и зашли в квартиру, хозяйка которой оказалась подругой Галюни. Она тоже жила одна, но гораздо беднее, нежели моя одноклассница.
– Ядвига, побудь у меня часок-другой, – сказала Галюня. – Ходи по комнатам, песни пой, танцуй, включай телевизор и музыку… – в общем, изображай присутствие хозяйки. Если кто-то позвонит и спросит меня, скажи, что я в ванной, подойти не могу и спроси, что передать. Там у меня есть выпивка и закуска, так что развлекайся. Я потом к тебе присоединюсь.
Что сказать Ядвиге, мы согласовали, пока шли по лестнице.
Подруга Галюни совершенно не удивилась столь странной просьбе; мало того – она не задала ни одного вопроса. У меня даже создалось такое впечатление, что моя одноклассница подобные трюки устраивала и раньше.
Ядвига кокетливо сделала мне ручкой, дверь за ней закрылась, и я остался наедине с Галюней. Некоторое время мы молча смотрели друг на друга – я испытующе, а моя подруга с удивлением и даже восхищением, что было совсем не к месту.
А затем Галюня подошла к книжным полкам, нашла там какую-то книгу и обозвала меня нехорошим словом, но почему-то радостным голосом:
– Гад ты… Стив Лукин.
Посмотрев на обложку, я покаянно опустил голову. Это было единственное издание одного из моих ранних романов с фотографией, полученной пиратским способом.