ГЛАВА 25

В Кучинге во дворце дым стоял коромыслом. Сегодня прибывают Экстельмы. Сегодня «Альседо» проложит себе величественный путь через мутные заводи Сунгхай-Саравака и встанет на якорь перед султанскими садами, мирный и тихий, как новорожденный ягненок. Сегодня наступает момент, о котором все молили. Все, весь мир! Жители Кучинга чувствовали, что весь мир смотрит на них. Неделями они откармливали фазанов, прочесывали окрестные горы в поисках кабанов, рубили на куски самых больших, самых жирных акул, выкапывали из земли «тысячелетние яйца». Они трудились до седьмого пота, пока не покраснеют суставы на пальцах, пока усталость не свалит их с ног и они не заснут там, где упали, пока не посереют от пыли заброшенные кукурузные поля, а дети не начнут шарахаться, увидев изможденное от работы лицо матери. Экстельмы в пути, «Альседо» плывет к ним! И если белая мякоть кокоса становилась зеленой и склизкой, если сатай и кетупат прокисали, а таху горенг и гула мелака превращались в кишащую червями отвратительную массу, если танцовщики забывали свои па или музыканты свои ноты, если султанский белый павлин стал жертвой крокодила, то это воля богов – султанские слуги, князья, его народ – все вместе сделали все, что могли.

Сэр Чарльз и Лэнир Айвард бегали по дворцу, выполняя разные поручения султана, каждый свое, а в это время достопочтенный Николас Пейн вынужден был оставить свое задание и изготовление транспаранта с приветствием его зятю и дочери, чтобы сидеть подле султана и успокаивать издерганные монаршие нервы.

Когда за ним прислали в его апартаменты во дворце, он воспринял это приглашение, как похоронный звон. Он с ненавистью взирал на Риджуэя, как будто в этом повинен его секретарь, потом швырнул транспарант к ногам предателя.

– Иуда Искариот, – прошипел он вполголоса, затем громко добавил – Закончите эту дурацкую штуку за меня!

У достопочтенного Николаса было отвратительное настроение. Непрерывные и противоречивые требования султана начали выводить его из себя. Сначала тот захотел транспарант по-английски, потом решил, что «восхитительно» было бы сделать перевод на малайский (транспарант должен был написать на шелке раджа-мада Лэнир Айвард), потом передумал, чтобы чуть ли не в тот же день повернуться на сто восемьдесят градусов («Это все же праздник, а какой праздник обходится без таких вещей!»). Одному только небу известно, что еще он может выдумать. Если султан не сумеет занять своих западных подручных заданиями, чтобы они доказывали ему «охотное повиновение», то он будет чувствовать себя самым несчастным на земле человеком.

– Нужно идти успокаивать очередные султанские страхи, – пролепетал Пейн. – Заверить в очередной раз, что у Джорджа есть винтовки и что он незамедлительно передаст их султану.

Пейн перестал скрывать что-нибудь от секретаря. Он догадался, что секретарь еще раньше знал о винтовках в трюме «Альседо», которые должны быть переданы султану, винтовках, которые помогут подавить мятежного Мохамета Сеха и заставить благодарного султана ответить услугой за услугу. Ружья за залежи угля – так, небольшой обмен любезностями. Всякий раз, когда Пейн начинал переживать из-за положения, в которое его поставили, и поста, на который его назначили, он утешал себя мыслью, что его миссия требует необычайной тонкости и деликатности.

И при этом тут не существовало никакой опасности или риска! Это была самая приятная часть работы – нужно все провести так, чтобы не запятнать фамилию Экстельм. Пейн, с постоянным участием Риджуэя много раз обговаривал этот вопрос с сэром Чарльзом Айвардом. Восемь ящиков с винтовками – не такая уж чрезмерная цена за целое состояние, которое составляют угольные залежи и власть, основанная на обладании ими. Любой корабль, направляющийся на восток в сторону Филиппин, будет останавливаться на Борнео для заправки топливом. Дальновидная задумка Турка принесет ему щедрые плоды. Нужно отдать должное этому старому хорьку, сказал себе Пейн. Рим построили не за один день, но только потому, что там не было Турка Экстельма.

– Закончите этот проклятый транспарант, Риджуэй, – еще раз пробурчал достопочтенный Николас, – и попробуйте напугать нашего доброго друга Лэнира, уважаемого раджу-маду, чтобы он пошевеливался с переводом. Я не хочу, чтобы его высочество обрушился на меня, когда окажется, что мы не можем продемонстрировать золотое приветствие.

Пейн поспешил в покои султана. Проходя по коридорам дворца, он чувствовал неимоверное облегчение. Сегодня он в последний раз имеет дело с султаном или с этим испорченным ребенком Лэниром. Сегодня он еще живет во дворцовых апартаментах, но завтра почтенный тесть великого Джорджа Экстельма будет на борту «Альседо», греясь в лучах собственной славы и радуясь успеху отлично проделанной работы. И, конечно же, там будет Джини. Нельзя забывать об этом! И детишки, он не должен забывать про детишек!

Старик зашлепал по коридору, а Риджуэй с отвращением на лице подобрал с полу транспарант. Трудно было сказать, что разозлило его больше – необходимость выступить в роли швеи или мысли о Лэнире. Раджа-мада нравился Риджуэю не больше, чем Пейну.

Больше того, он не доверял ему ни на йоту. Но сколько он ни старался, ничего, кроме нескольких ловко обставленных взяток, раскопать ему не удалось. Секретарь достопочтенного Николаса пришел к выводу, что у Лэнира своя мощная тайная полиция. В битком набитой шпионами стране это было рискованным предприятием. Риджуэй поднял транспарант и задумался, что же такое может быть на уме у Лэнира Кинлока Айварда.

Лэнир Айвард чувствовал себя как собака, к хвосту которой привязали бенгальские огни. Стоило ему откусить один, как он взрывался у него во рту, а все остальные больно жгли ему кожу. Лэниру хотелось промчаться по султанскому дворцу, завыть, заскулить о пощаде. А потом – ух! – бухнуться в прохладный прудик с лилиями. Лэнир представил себе, как поднимается к поверхности, весь в тине и огромных, с панцирь черепахи, листьях. Вид у него будет не очень величественный, но зато он вынырнет более счастливым человеком.

Проблема, как всегда, была в Махомете Сехе, или Мате Салехе, или какое там у него языческое имя. Но Лэнир твердо знал, что ему следует ждать Огдена Бекмана и прибытия «Альседо» прежде, чем заключать окончательное соглашение с вождем мятежников. У Бекмана найдется ответ на создавшуюся щекотливую ситуацию, говорил себе Лэнир. Он найдет, как повести себя в отношении того «сюрприза», который готовит им султан, и сумеет сказать нужные слова.

Лэнир старался успокоиться, делал глубокие медленные вдохи, вытягивал перед собой руки и смотрел, чтобы они не дрожали. «Скоро тут будет Бекман, – повторял и повторял он себе, – и я свалю всю эту кашу на его опытные плечи. Я влезал в этот маленький заговор вовсе не для того, чтобы самому же и расхлебывать последствия».

Он расхаживал по своим комнатам во дворце. В них стояла жара сильнее, чем в преисподней, но он не мог усидеть на одном месте. Не успев сесть на стул, он тут же пересаживался на другой, третий, четвертый, и так до самых окон, из которых не открывалось никакого вида и откуда несло, как от вазы с перестоявшими хризантемами. Мысли в голове Лэнира вертелись, как колесики в часах с кукушкой.

«Я не собираюсь присутствовать ни при каких «публичных казнях мятежных солдат». Я не собираюсь позволить втянуть себя в этот маленький «спектакль» султана. Совершенно несуразная идея – устроить для американской семьи представление, состоящее из казни мятежников. Уверен, это последнее, что они хотели бы лицезреть. Да еще с использованием винтовок, которые они же сами и предоставили! Винтовок, хранящихся в чреве их судна! Какой-то абсурд. Нет, мне с ним не по дороге, и это мое последнее слово».

Лэнир мерил шагами свои комнаты, ступая по циновкам, как по пропитанной влагой губке. Они хлюпали, скрипели и потрескивали, когда под ними встречало свою судьбу какое-нибудь насекомое. «Вот глупец! – Лэнир имел в виду султана. Это надо же, согласиться на восемь ящиков экстельмовских ружей! Столько же я обещал Сеху, а он всего лишь пират. Перемпак! Ничтожество! Султану следовало потребовать большего. Но что вы хотите? Честно говоря, с ума можно сойти от того, как мало интеллекта у этих людей. Не знаю даже, зачем мы теряем время. Но присутствовать на этих казнях я ни за что не буду, – Лэнир оборвал свой монолог, как будто крикнул эти слова кому-то другому. – Никто не может меня заставить. И я не буду подниматься на холм, чтобы наблюдать, как из экстельмовских винтовок будут вышибать мозги из людей Сеха. А что будет, если Сех узнает, что я там был? В хорошенькую историю попаду я тогда. Заварю такую кашу, что расхлебывать ее будет целая куча дикарей, которая только и ждет этого с ложками наготове.