Старая, давно неработающая, макаронная фабрика находилась практически в центре.

Обнесенная высоким дощатым забором с надписями по периметру "СМУ-28", она торчала в исторической части города как заноза в мягком месте. Фабрика была построена в 1912 году и с той поры ее красных кирпичных стен не касалась ни одна заботливая рука. Тем не менее, фабричные корпуса выглядели новее и ухоженней, нежели замызганные пятиэтажные "хрущевки".

До революции на фабрике производили не макароны, а выпекали хлебобулочные и кондитерские изделия. Ее построил какой-то предприимчивый француз, здраво рассудив, что быстро растущему городу необходимы не полукустарные пекарни, ютящиеся в полуподвалах, а мощное производство, оснащенное самой новой по тем временам техникой, с большим ассортиментом выпечки. В принципе он не прогадал, но его здорово подкузьмили большевики, с пролетарской прямотой и непосредственностью отменившие частную собственность и посчитавшие, что всякие там бламанже и французские булки для рабочего человека большая роскошь.

Мода на макароны и вермишель пришла несколько позже, и хлебозавод, как наименовали фабрику бойцы за светлое будущее трудящихся, перепрофилировали. Наверное, макаронка со своей допотопной техникой так и вошла бы в новое тысячелетие, не случись перестройки, плавно перешедшей в перестрелку.

Сначала наемные убийцы застрелили директора фабрики, который не хотел отдавать, кому ни попадя, притом за бесценок, контрольный пакет акций своего родного предприятия. А затем, когда мафиози воцарились среди старых стен, провалился пол в главном корпусе. Видимо, священная земля хлебопеков не захотела, чтобы ее топтали ноги бандитов.

Провал засыпать так не смогли. И щебень, и бетон бесследно исчезали под землей в огромных количествах, словно там образовалась черная космическая дыра. Только спустя какое-то время старожилы вспомнили, что фабрика построена над старыми катакомбами.

Почесав стриженые затылки и подсчитав убытки, новые хозяева фабрики закрыли производство и испарились. Кто куда: шестерки отправились на тюремные нары, часть главарей слиняла за рубеж, а кое-кому не повезло – пошли вдогонку за покойным директором фабрики.

С той поры макаронка стала памятником эпохи, вызывающим нездоровый интерес со стороны иностранных туристов и прочих гостей города. Мэр сна лишился, обдумывая, как убрать здания фабрики, от которых за версту несло сортиром.

Дело в том, что шикарный платный туалет возле Троицкой площади был не всем по карману, и некоторые некультурные личности облюбовали под отправление естественных нужд пустые фабричные помещения. Вызывали даже армейских взрывников, чтобы снести фабрику и на ее месте разбить сквер с фонтаном.

Но спецы, произведя необходимые расчеты, незамедлительно отбыли восвояси. И все потому, что толстенные фабричные стены, сложенные из красного кирпича на специальном растворе с добавлением куриных яиц, могли выдержать даже атомные взрыв.

Саюшкину, если не брать во внимание специфические запахи, фабричная территория пришлась по душе. Там были такие подвалы, откуда на поверхность не доносилось ни единого звука, вплоть до стрельбы и взрыва гранат. Один из таких подвалов он приспособил под вольер для краденых собак.

Машины проскочили Троицкую площадь и свернули в тупиковый переулок. Он был образован фабричным забором и различными историческими зданиями, красиво выкрашенными в разные цвета и резко контрастирующими с угрюмыми цехами старой макаронки. Леха с тоской глянул на праздношатающихся гуляк, которых зазывно манили огни многочисленных увеселительных заведений, и почувствовал, как на глаза навернулись слезы. Ну что же он такой невезучий!

– Выползай… чучело! – один из быков бесцеремонно выдернул вора из "джипа.

Серый тут же приковал себя к Саюшкину наручниками.

– Говорят, что ты шибко прыткий, – недобро проворчал он, и ткнул Лехе под нос свой кулачище. – Смотри у меня…

– Веди, Сусанин, – весело сказал Вениамин и, разминаясь, потянулся до хруста в костях. – Тайник у тебя будь здоров… – Он окинул фабричные постройки критическим взглядом.

"Будет тебе и Сусанин, и все остальное, – подумал с внезапно проснувшейся злостью вор.

– Погоди чуток…" Через брешь в заборе вся компания проникла на территорию фабрики, и Леха повел бандитов в приземистый склад, где находился один из заброшенных подвалов.

Спустившись по щербатым ступенькам вниз, они очутились в захламленном сводчатом помещении с глубокими нишами. В одной из ниш зиял пролом; из него тянуло сыростью.

– Здесь, – сказал Саюшкин, указывая на пролом.

– Мрачное местечко… – Фонарь Вениамина осветил углы, затянутые паутиной. – Что значит – здесь?

– В этой дыре спрятан товар. Там, в глубине…

– Мудро, – похвалил вора смуглый и направил луч фонаря на пролом. – Э, да здесь целый провал!

– Нет, – сказал Саюшкин. – Всего лишь ход.

– И как далеко ты положил товар?

– Ну… метров восемь-десять, если считать от поворота.

– Там есть еще и поворот?

– Он совсем рядом. Присмотритесь, сами увидите.

Вениамин опустился на колени и влез в пролом по пояс.

– Верно, поворот вижу. – Он встал прямо и начал отряхиваться. – По-моему, ход несколько узковат.

Леха скромно промолчал, потому что на этом как раз и был построен весь его план спасения собственной головы.

– Товар лежит на видном месте, или ты его закопал? – спросил Вениамин.

– Он в сумке. Я присыпал ее мусором и пылью. Там была ямка…

– Какой-нибудь знак оставил?

– А как же. Сбоку я нарисовал мелом косой крест.

– Это хорошо… – Смуглый осветил братву и окинул ее задумчивым взглядом. – Кто тут у нас поуже? Ты! – ткнул он пальцем в того, который вытащил вора из кабины "джипа". – Все слышал? Лезь, – приказал он не терпящим возражений голосом.

Видно было, что бык совсем не в восхищении от такого "доверия" со стороны босса, но он лишь угрюмо кивнул, снял куртку, пистолет вместе с наплечной кобурой и, кряхтя, втиснулся в действительно узкий для его туши лаз. Глядя на него, Саюшкин только мысленно посмеивался.

Он знал, что здоровяк доберется максимум до поворота. Дальше ход сужался, и по нему мог передвигаться только худой и гибкий человек. А среди спутников Вениамина таких не наблюдалось.

Конечно, сам смуглый был достаточно сухощав (правда, широкоплеч), но Леха очень сомневался, что он рискнет лезть за героином. Боссу не пристало заниматься грязной работой…

Из пролома поначалу слышалось пыхтенье, а затем раздались приглушенные крики:

– Братва! Вытащите меня отсюда! Я застрял!

– Твою мать!.. – выругался Вениамин. – Ну, чего рты разинули!? – громыхнул он на своих подручных. – Вытаскивайте этого трусливого дурака. Застрял он, видите ли… Бля!

Общими усилиями, с горем пополам, изрядно помятого и исцарапанного быка вытащили на свет ясный – если так можно было наименовать грязный и темный подвал, освещенный суматошливо бегающими лучами электрических фонариков.

– Там пролезет разве что кот, – оправдывался перед Вениамином незадачливый бык, закрываясь широченной ладонью от света. – Этот козлище водит вас за нос.

– Весьма возможно, – задумчиво сказал смуглый и обернулся к Лехе. – Что скажешь, Сусанин?

– Похоже, для него этот лаз действительно узковат, – спокойно согласился Саюшкин. – Но я передвигаюсь по нему без всяких проблем.

– Тогда дерзай, – решительно распорядился Вениамин. – Лезь сам. Кстати, о Сусанине знаешь?

– Читал… в школе.

– Поляки, которых Иван Сусанин завел в дебри, изрубили его саблями, которых у нас нет.

Но ты особо не обольщайся. Мы тебя ножичками будем резать, по кусочку, если ты нам фуфло гонишь. Понял?

– А как же.

– Тогда вперед.

Стараясь сдержать внезапную радость, заполнившую его до самой макушки, Леха шагнул к пролому – и остановился, очутившись в железных руках Марлика.

– Ну-ка, погодь, сучье вымя, – сказал белобрысый, направив луч фонарика прямо в глаза вору.