Я скользил между кустов как вождь могикан Большой Змей. Это я умел, нас учили основам маскировки и скрытного передвижения по пересеченной местности капитально.

Доза адреналина, впрыснутая в кровь шприцем страха, омолодила меня лет на пять и мое тело неожиданно стало по молодому гибким и послушным. Навыки диверсанта, несколько подрастерянные на гражданке, возвращались ко мне с каждым метром пройденного пути.

Я снова стал тем, кем был на войне – очень опасным хищником, кровожадным зверем, готовым разорвать в клочья любого, кто попытается меня остановить, а тем более убить.

Наблюдатель дал маху. Опытный специалист такого профиля при изменении ситуации – как в нашем случае, когда я изобразил страстное желание сходить по нужному делу – просто обязан был немедленно сменить позицию. На всякий случай. Но этот хмырь понадеялся на авось. Впрочем, его можно было понять – мы сыграли свою партию пусть и не на отлично, но вполне убедительно. Он лежал на подстилке – что делает с людьми цивилизация! впрочем, земля и впрямь была сыровата – и пялился на с виду невозмутимого Плата через оптический видоискатель очень дорогого импортного фоторужья. Рядом с ним тихо шипело мобильное переговорное устройство.

У меня отлегло от сердца. Слава Богу! Значит, он не слышал о чем шла речь между мною и Серегой и у него не было задания на ликвидацию. Это несколько подняло мое настроение, и я не стал свирепствовать, когда обрушился ему на спину.

– Вякнешь – урою, – предупредил я незадачливого наблюдателя, прижимая его лицом к земле. – И не брыкайся – перережу горло. – Я приложил к шее своего пленника обыкновенную расческу.

Он здорово испугался, а потому поверил мне сразу и безоговорочно. Более вялого "языка" мне еще брать не приходилось. Он послушно выполнял все мои требования и вел себя тихо, как мышь в подполе. Связав ему руки его же брючным ремнем, я быстро перетащил наблюдателя на другое место и, приподнявшись над зарослями, помахал Плату, который будто врос в скамью. Я представлял, что у него творилось в душе…

Серега прибежал на мой зов где-то через три-четыре минуты. Он ломился сквозь кусты как молодой олень и за эту неосторожность в другое время и при иных обстоятельствах я бы с него три шкуры спустил. Но сейчас смолчал, понимая, что Плат просто летит на крыльях облегчения и щенячьей радости. Еще бы – ситуация и впрямь была очень опасной и непредсказуемой.

– Где твой напарник? – строго спросил я наблюдателя, лежавшего физиономией вниз и слушавшего, как гудят шмели – все-таки ему немного досталось, когда все мои девяносто килограмм проутюжили его не шибко крепкую спину.

– Какой напарник!? О чем вы говорите!? – попытался было прикинуться невинной овечкой наш пленник. – Я фотограф и пришел в парк сделать несколько художественных снимков.

– А "макарыча" прихватил с собою для куражу, – сказал я со злой иронией, доставая из его кармана пистолет. – Ты, лох ушастый, кончай баланду травить. Мы с тобой не в детском садике и у нас сейчас не игра в прятки. Колись, мужик, по-хорошему, и не заставляй меня сделать тебе больно. Ну!?

Наблюдатель молчал. Я без особых усилий сначала перевернул его на спину, а затем заставил сесть спиной к дереву. Пленнику было от силы двадцать пять лет, но в его невыразительных серо-голубых глазах таилась житейская мудрость, возраст которой измерялся по несколько иной шкале. От этого наблюдатель казался значительно старше… и опасней. Он постепенно приходил в себя и уже был готов оказать сопротивление. И не только моральное. Да, парень оказался битым и мой расчет на его полную откровенность явно не оправдывался.

– Та-ак… – протянул я с иронией. – Взаимопонимания у нас не получается… Плат, возьми "дуру" и побудь на стреме. Отойди в сторону… вон туда. А я немного потолкую с нашим "фотографом". Заметишь клиента со стволом – бей его влет, не задумываясь. Поверь, нас не пожалеют.

Серега хотел было что-то сказать, но, посмотрев мне в глаза, угрюмо кивнул и отправился на свой пост. Я еще раз, теперь более тщательно, обыскал "мастера художественной фотографии" и в кармане брюк нашел нож с выкидывающимся лезвием.

– Это для того, чтобы маникюр делать? – спросил я, пробуя остроту лезвия. – Странные пошли нынче фотографы. Идут на обычные съемки как на войну. Ну ладно, пора приниматься за работу… – С этими словами я связал ему ноги куском проволоки, которая валялась возле беседки, а в рот воткнул "удила" – туго скрученный носовой платок, завязав концы позади головы. – Вот теперь тебя люблю я, вот теперь тебя хвалю я… – Напевая детскую песенку, я играл с ножом прямо перед носом пленника. – Вот что, парень. Я не хочу неприятностей. Мне плевать, как тебя зовут и чем ты зарабатываешь себе на хлеб с маслом. Но мне край нужно узнать, кто тебя послал и по какой причине.

Мы никому дорогу не перебегали, однако нас начали травить как лис. Такая ситуация, сам понимаешь, не может понравится никому. Мне нужна полная ясность. Если ты согласен помочь нам разобраться – всего лишь разобраться! – в том шухере, что творится вокруг нас, кивни. Нет? Значит, не желаешь… Ну, извини, дружище, ты меня вынудил…

С этими словами я тремя молниеносными взмахами острого, словно бритва, ножа располосовал брюки наблюдателя и оголил его главную мужскую принадлежность.

– Мне, знаешь ли, довелось пройти Чечню, – как ни в чем не бывало, продолжал я говорить, глядя в неподвижные глаза "фотографа", – и я там кое-чему научился.

Мусульмане – большие выдумщики. Они могут заставить говорить даже мумию фараона Рамзеса. Знаешь такого? Вижу, что нет. И чему тебя в школе учили? Итак, мой вопрос остается прежним – базар у нас будет или нет?

Пленник даже не шелохнулся. Мне показалось, что в его глазах светится неистовое упрямство. Неужели фанатик? – подумал я. Ладно, сейчас выясним…

Изобразив брезгливую мину, я обмотал свои пальцы носовым платком и решительным – может, несколько грубым – движением схватился за его хозяйство; в другой руке я держал нож – точь-в-точь как хирург скальпель.

И все-таки парень сломался. Он вдруг забил ногами и замычал, пытаясь что-то сказать.

– Да или нет? – спросил я жестко. – Положительный ответ – это кивок, если ты забыл.

"Фотограф" закивал как китайский болванчик, только гораздо быстрее.

– Лады… – Я убрал нож и вынул из его рта "удила". – Только отвечай мне честно – как на духу. В противном случае пощады не жди. Евнух, конечно, неплохая должность, но только при дворе арабского шейха. А туда тебя точно не пустят.

– Я скажу… конечно… – "Фотограф" был бледен, как льняное полотно.

– Итак, где твой напарник?

– Он ждет в машине… там, – он кивком головы указал направление. – Возле центральной аллеи.

– Марка тачки и номер?

Пленник ответил. Значит, в наши сети попался пассажир "фольксвагена"… А где тогда "лада"?

– Кто-нибудь еще висел у нас на хвосте? – кинул я пробный камень для проверки на вшивость.

– Да, – не колеблясь ни секунды, ответил "фотограф". – "Девятка… – он назвал и номер. – Но ее отозвали, когда мы засекли вас в парке.

Что значит хорошая беседа по душам…

– Как вы нас здесь нашли? Ведь мы от вас оторвались.

– В вашей машине установлен радиомаяк. Он включается с дистанционного пульта.

Маркузик, сукин ты сын! Гений гребаный! Рационализатор хренов… Проверял он, как вша трахается… За секунду я мысленно выдал непечатных выражений не меньше чем на страницу толкового словаря русского сленга.

– А подслушка в "жигуле" стоит?

– Есть… – понуро кивнул пленник. – Только она почему-то плохо работает. Ваши разговоры мы практически не слышали. Так, отдельные фразы…

Ну, все, вернусь в контору, удавлю Марка собственными руками!

– Кто вас послал и с каким заданием?

– Я человек маленький… – начал было мямлить "фотограф", но я тут же его образумил.

– Ты, бля, кончай темнить! Мы с тобою, кажется, договорились. Иначе отрежу тебе яйца к бениной маме и не засмеюсь. Усек! Все, щебечи.