"хвостик" являл собой литровую бутыль виски, осушенную больше, чем наполовину. Но все равно зрелище впечатляло. Но самое главное, что меня поразило до мозга костей, было следующее – стол накрыли на двоих!
Я прозрел так стремительно, что даже испугался. Меня подставили! Мне очень ловко шьют убийство Храпова! Едит твою мать! Все, Сильвер, трандец, ты влип со всеми своими членами…
Я заметался по квартире как внезапно заболевший поносом в поисках туалета: быстро протер носовым платком статуэтку, стаканы, бутылки, вилки, телефон – все, что только можно, и где неизвестные "доброжелатели" могли сообразить оставить мои обеспамятевшие пальчики. А они постарались, в этом я совершенно не сомневался. Их подвело лишь одно – мое поистине бычье здоровье; я слишком рано очнулся.
Слишком рано!? Дверь! Быстрее к двери!
Она оказалась не заперта, но на цепочке, которую оборвать – раз плюнуть. Ну, конечно, а как же иначе – кого опасаться двум корешам, парням – косая сажень в плечах, Сильверстову и Храпову, собравшимся на дружеский сабантуйчик? Разве что самих себя.
Так оно и вышло – завязалась драка и наклюкавшийся до изумления Сильвер треснул по башке передового бригадира "Горлифторемонта" тем, что подвернулось под руку. То бишь, бронзовым произведением искусства. А потом и сам отключился – с пьяницами такое случается. Версия – закачаешься. Фактаж – налицо, главный подозреваемый в отключке и с орудием убийства в руках… блеск! Бери на цугундер, сажай и получи повышение по службе за раскрытие очередного убийства.
Хрен вам! Ключи, где ключи!? Где, где… и так понятно… Вешалка! Есть! Висят, родимые, под плащом. Наверное, запасные. Основные, похоже, пошли своим ходом к какой-нибудь помойке…
Я едва успел замкнуть двери, как раздался требовательный стук и начальственный ментовский голос заревел иерихонской трубой:
– Милиция! Откройте дверь!
Сейчас, размечтался… Я рванул к балкону и хотел сделать парашютный прыжок вниз, но что-то меня сдержало. Несмотря на остроту ситуации – в дверь пинали так, что стены дома дрожали – я собрал волю в кулак и прислушался. Точно, в кустах слева от балкона кто-то хрипло дышал. Засада! Ну я вам сейчас покажу, желторотые!
Я прыгнул прямо в кусты – туда, где темень была гуще. И попал. Кто-то под моими копытами только мяукнул. И сразу благополучно затих. Там был еще один, но я его вырубил ребром ладони, по наитию. Единственное, чего я боялся, так это пересолить.
Рука у меня с детства тяжелая, а потому я все-таки ее придержал – чай, не во вражеском тылу в составе разведгруппы…
Полностью очнулся я от заторможенного состояния, вызванного травмой головы и сумасшедшими событиями в квартире Храпова, лишь возле дома, где жила моя безотказная Анка-пулеметчица – продавщица киоска. Ноги сами принесли меня туда, куда нужно. Только она могла подтвердить мое алиби – на всякий случай – и стоять на своем даже под пыткой. А то от тех хитровыдрюченных шустряков, что сварганили постановку убийства Храпова, можно всего ждать. И я почему-то не думал, что в этом спектакле принимала участие и Элла. Не хотел думать.
Моя пассия от радости ошизела. Я еще никогда не приходил к ней на квартиру, и она решила, что дело на мази и беспутный Сильвер все-таки решился приклонить к ее крепкому плечу свою бесшабашную голову навсегда. У меня не было ни сил, ни желания разуверять милое создание в обратном, и я, пока она лечила мою ушибленную голову и строила радужные планы, только кивал, бормоча обычные в таких случаях слова. Про алиби мы сговорились вмиг – она ради меня готова была пойти хоть на эшафот. Мне, конечно, такая жертвенность льстила, но не на столько, чтобы я безрассудно и немедленно сунул голову в петлю супружества. Брехать – не пахать, и я наплел ей черт знает что для получения отсрочки хотя бы на период боевых действий, объявленных нашему агентству неизвестным противником. Потом в крайнем случае можно будет сослаться на ушибленную голову – чего не наболтаешь, когда крыша не на месте.
С любовью в эту ночь у меня тоже не сложилось. Сколько я ни пытался изобразить хоть что-то – в знак благодарности за будущую услугу – мой сексуальный пыл оставлял желать лучшего. Верно говорят, что мужчина в постели работает головой, а женщина – сердцем.
Кого я только не вызывал в своей памяти для поднятия мужского духа, но результат все равно был плачевный – перед моим мысленным взором постоянно мелькала окровавленная башка Храпова. В конце концов, чтобы не потерять лицо, как говорят японцы, мне пришлось прибегнуть к совершенно недостойной истинного джентльмена уловке – я притворился совсем больным и даже на несколько минут "потерял сознание".
Моя ненаглядная настолько испугалась, что тут же оставила все свои сексуальносемейные притязания и начала отпаивать меня какими-то отварами – с ложечки, как ребенка. Остаток ночи прошел в милой патриархальной обстановке: я храпел, положив многострадальную головушку на колени своей персональной Дульсинеи, а она, умиротворенная нежданной и негаданной идиллией, тихо роняла счастливую слезу на чалму из бинтов, скрывающую под собой рану современного Дон Кихота, сдуру налетевшего кувшинным рылом на мафиозный забор.
В конторе, слава Богу, меня не ждали. Ну, те, которые… в общем, при погонах. Если так пойдет и дальше, подумал я, усаживаясь на диван, то мне придется завербоваться куданибудь в Зимбабве наемником – лишь бы не видеть наших доблестных защитников правопорядка, которые, будто сговорившись, устроили на меня настоящую травлю. И это при том, что я еще ничего не успел натворить.
Плата пока не было. Марк, погруженный в свои бредовые идей, лишь что-то буркнул в ответ на мое приветствие и скрылся за дверью электронной кельи. Башка уже не болела, но в голове стоял тихий гул, и мне страсть как хотелось облегчить страдания хорошей дозой чего-нибудь эдакого. Меня сдерживала лишь необходимость соблюдать приличия – я дал своим партнерам по бизнесу торжественное обещание, что на оперативки буду являться трезвым и даже здравомыслящим. Интересно, что запоет Плат, когда узнает о моих ночных похождениях! Я бы на его месте уволил Стаса Сильверстова по статье.
Серега появился на пороге конторы ровно без пяти девять. Он выглядел бодрым и хорошо отдохнувшим. Я знал, что последние три дня он находится в злорадно-приподнятом настроении – его блудливая женушка Машка, разочаровавшись в кобелях, искавших ее благосклонности когда она была в замужестве, а теперь вдруг сделавших ноги, решила сделать крутой поворот и сдаться на милость законного супруга. И теперь Плат с мстительным равнодушием каждый вечер выслушивал слезливо-сопливые покаянные речи падшей жены, после чего спал как убитый. Один. Как стойкий оловянный солдатик.
Мы с Марком даже заключили пари – на сколько дней у Сереги хватит терпения изображать из себя крутого и независимого мужика. Я застолбил недельный срок, а Маркузик – чертов подхалим! – утверждал, что Плат продержится как минимум месяц.
– Ты чего такой бледный? – мимоходом спросил Серега и плюхнулся в свое козырное кресло.
В пику моим непомерным расходам на сыскную деятельность он со зла пошел в магазин офисной мебели и прикупил себе настоящий кожаный шедевр, мечту бюрократа – кресловертушку с дубовыми подлокотниками и высокой спинкой; это чтобы можно было в рабочее время дремать спокойно и с комфортом. Я, конечно, почувствовал себя уязвленным, но смолчал, решив, что его покупка может стать для меня неплохим козырем – когда меня в очередной раз начнет гонять по кочкам главный финансист О.С.А. господин Кузьмин.
– Нездоровится… – ответил я и не удержался, чтобы не пощупать на макушке место ушиба, заклеенное пластырем; чалму из бинтов я снял, чтобы не привлекать лишнего внимания.
– Тру-ля-ля… Тру-ля-ля… Завтра грабим короля… – Плат, перевирая слова и мотив, запел известную песенку из мультфильма "Бременские музыканты".
Он был в приподнятом настроении, а потому ничего вокруг не замечал.
– Ты никак сошелся с Марьей? – поинтересовался я осторожно и с надеждой – выигравшему пари полагалась приличная сумма, жалование за две недели, и мне очень хотелось насолить нашему гению-всезнайке Маркузику.