– Мои глаза уже плохо видят, – бормотал он, выходя вместе с ней на крыльцо, чтобы рассмотреть фотографию при солнечном свете.

У него оказались толстые пальцы, искривленные от старости и тяжелой работы.

– Ага, я его видел. – Он вернул фотографию, сунул руку в карман, достал банку с жевательным табаком и предложил Дасти, но она лишь покачала головой.

– Когда? Где? – забросала она его вопросами, убирая фотокарточку в карман, но старик не торопился. Он заложил щепотку табака в рот и уселся в кресле-качалке.

– Чертова собака гоняла моих кур, и они не неслись целую неделю. – Он раскачивался в кресле в ритме жевания.

– Похоже на Коди, – прошептала Дасти, садясь на верхнюю ступеньку крыльца и глядя на залитую солнцем луговину. Она почувствовала облегчение – отец жив!

– Ага, так его и зовут. Похож на паршивого старого койота, если не считать бороды на его морде, а уши торчат у него на макушке, особенно когда Счастливчик Джек наигрывает на своей гитаре.

– Так вы их знаете! – Дасти улыбнулась старику.

– А ты думала, я лгу? – Он выпустил струю табачного сока в старый кофейник, стоящий на крыльце, и наклонился в кресле, свирепо глядя на нее.

– Нет, нет, – успокоила она его. – Я вам верю. Притом Джек и Кода не поют для кого угодно. Вы им действительно понравились. И только лучшие друзья отца называют его Счастливчик Джек.

– Разумеется, я им нравился, – смягчившись, он снова закачался в кресле. – Этот Коди вытягивал нос к луне и начинал подвывать под музыку. – Он покачал головой. – Но их уже давненько не видать, а пора бы им и появиться.

Дасти перестала улыбаться.

– А как давно они отсутствуют?

Старик почесал затылок:

– Точно и не скажу. Недавно я приболел и потерял счет дням. Недели две-три. – Он пожал плечами. – Нечего волноваться, девочка. Счастливчик Джек может постоять за себя. Отличный мужик. Построил курятник для моих кур, так что Коди не очень-то их доставал. Но я ему доверился не сразу.

– Когда это было?

Старик задумался на минутку.

– Ну, когда впервые потеплело. Он захотел научиться искать золото. Знал уже достаточно, чтобы понять, что у меня здесь подходящее местечко, но не имел и малейшего понятия о промывании золота. Я подумал было, что он собирается ограбить меня, но Джек предложил оплачивать свою учебу работой и виски. – Старик выпустил еще одну струю табачного сока в кофейник. – Чертовски хорошее было виски. – Его бледные глаза заблестели. – Не то что у тех мужиков…

– Вы знаете, где он? – прервала его Дасти, озабоченно глядя на заходящее солнце, – не было у нее времени выслушивать истории про виски.

– Он точно не говорил, а я посоветовал ему попробовать на восточной стороне гор, у Медвежьего ручья.

– Можете показать мне по карте? – Дасти вскочила на ноги. – У меня есть в машине.

– Конечно.

Он зашел в хижину и тут же подошел к ее джипу с лупой в руке. Они расстелили карту на капоте, и он показал ей место. Хотя речь шла об обширном пространстве, подсказка значительно сужала район поисков, и Дасти сердечно поблагодарила его.

– Я даже не знаю, как вас зовут, – сказала она, складывая карту, потом протянула ему свою руку и скривилась – с такой силой он пожал ее.

– Хенри, – представился он, – но Джек называл меня Хэнк. А ты ведь Дасти, так? – Он подождал ее кивка. – Твой отец гордится тобой, говорил, что ты лучше любого сына. Найдешь его, привози сюда, и я угощу вас жареным цыпленком.

Обрадованная похвалой отца, Дасти обняла старика. Место девочки – с матерью, сказал Джек, когда ей исполнилось десять и родители развелись. Выходило: будь она мальчишкой, он постарался бы отсудить для себя больше возможностей видеться со своим ребенком, чем только совместное с ним проживание летом. И ей не пришлось бы проводить те жуткие школьные годы в Ньюарке, штат Нью-Джерси.

– Все будет хорошо, – Хэнк неуклюже похлопал ее по спине, поняв ее объятие как поиск сочувствия. – Не волнуйся. Скажи Джеку, чтобы захватил свою гитару и Коди, и мы отлично повеселимся.

Дасти улыбнулась в ответ и села за руль.

– Мы захватим и то доброе виски.

– Вот теперь ты говоришь дело, дочка! Джек чертовски правильно тебя воспитал. Поезжай, чтобы поскорее вернуться.

Улыбнувшись и помахав ему рукой, она начала подъем по каньону.

Часы показывали без десяти пять, когда Дасти вбежала на кухню «Маргариты».

– Опаздываешь, – сказал ей Мигель, выйдя из обеденного зала, оглядев ее с ног до головы и задержавшись взглядом на обнаженных ногах под коротко обрезанными джинсами.

– У меня есть еще десять минут, чтобы переодеться, – возразила Дасти, хватая свою рабочую униформу.

– В теперешнем виде ты мне нравишься больше.

– Это всего лишь ноги, – огрызнулась она через плечо.

– Они очаровательны.

Дасти резко повернулась и уставилась на него.

– Благодарю вас, они годятся для прогулок. – Мигель заулыбался, обрадованный ее возбуждением. – Ты невыносим, – добавила она и вылетела через вращающуюся дверь в ресторанный зал.

При виде ее Мама Роза встала из-за ближайшего к кухне стола, за которым обедали все служащие. Выглядела она отнюдь не любезной, как обычно, а разгневанной хозяйкой.

– Ты опоздала, – объявила она и разразилась потоком испанских слов, потом протопала вокруг стола и остановилась перед Дасти. Пяти футов ростом, она вынуждена была смотреть на нее снизу вверх, но тем не менее Мама Роза угрожающе замахала пальцами перед ее носом. Дасти услышала, как за спиной распахнулась кухонная дверь, и почувствовала на своей щеке дыхание Мигеля.

– Она называет тебя безответственной, – начал переводить он с испанского. – Она уже забеспокоилась, что Луизе придется обслуживать столики и что из-за тебя ее дочь потеряет своего первого ребенка. И она уверена, что ты прибавила ей седых волос.

Роза дотронулась до своих волос – не менее темных, чем у ее детей, затем уперла руки в бока. Мама Роза выглядела моложе своих лет и гордилась своим внешним видом. Ее достаточно округлые формы легко могли бы заплыть жиром, но она старательно сохраняла стройность. Дасти же она постоянно советовала есть больше.

И как раз об этом она говорила сейчас. Мигель пересказал обеспокоенность матери тем, что Дасти пропустила свой обед. И Дасти открыла рот, чтобы солгать, что уже пообедала, но он остановил ее.

– Молчи, пока она не выговорится. Иначе рассердишь ее еще больше.

Не зная, что и делать, Дасти покорилась, обостренно ощущая близость Мигеля. Он положил одну руку на ее плечо и говорил ей прямо в ухо. Теплота его ладони опалила ее. Произносимые им слова сливались в ее сознании в ласкающую любовную мелодию.

Мама Роза сделала паузу. Уж не ожидает ли она ответа? Дасти бросила испуганный взгляд на Мигеля. Он ободряюще улыбнулся ей и ответил матери, не отводя глаз от Дасти:

– Si, mama, tengo mucho interés en esta Дасти Роуз..[6]

Дасти услышала смех Рамоны и повернула голову в ее сторону. Подружка подмигнула ей, но ничего не перевела. Промолчали и остальные. Дасти разобрала лишь свое имя.

– Ну, тогда я тебя не уволю, – вдруг заулыбалась Мама Роза, переходя на английский. – Но ты должна объяснить свое опоздание и заверить нас, что это больше не повторится.

Не желая посвящать их в историю своего отца, Дасти уже заготовила по дороге на работу оправдательную версию, но под взглядом проницательных темных глаз Мамы Розы у нее язык не поворачивался лгать.

– У меня колесо спустило, – наконец сказала она, стараясь не отводить глаз. – Я сменила его и помчалась сюда, не позвонив, чтобы предупредить об опоздании.

– В следующий раз звони.

– Да, мэм, я прошу прощения. – Дасти скромно потупилась.

Мама Роза нежно похлопала ее по щеке.

– Ты прощена, такие вещи со всяким могут случиться. – Она повернулась к сидевшим за столом. – Представление окончено, уберите за собой. Карлос, накрой заново на стол. Луиза открой входную дверь. Кармен, отправляйся на кухню и приготовься принимать заказы. Я скоро подойду. Рамона, ты займешься первыми клиентами, пока Дасти поест.