Власов понял сразу, что если он не применит в ближайшие десять секунд все навыки рукопашного боя, приобретенные им в спортзале в течение последних двух десятков лет в процессе изнурительных еженедельных тренировок – то все, то он пропал: из Вологды сегодня он не уедет.

Оттолкнувшись спиной от толпы, давившейся плотной кучей на посадку в соседний автобус на Момжу, Власов ввернулся буравом в кучу, стремящуюся в ПАЗ, отбывающий через три минуты в Шорохшу.

Ступни плотно стоят на грунте – полной плоскостью – толчковой может стать любая нога – хоть правая, хоть левая. Глаза фиксируют взгляд противника. Взгляд рассредоточенный – сквозь соперника, вдаль. Взгляд отупить, обессмыслить – разумный взгляд выдает намерения. Руки вне связи друг с другом: правая и левая – каждая сама по себе. Потянул руку? Тут верхний блок. Ага! Ты так? Уход под локоть, плавно выныриваем. Голова уперлась в чей-то мешок. Толкают в лицо пятерней, пахнущей солеными огурцами. Захват за кисть и тут же – вокруг оси ее – возврат предплечья. Болевой в стойке. Не идет болевой в стойке! Кисть оказалась сильней болевого. Тогда назад – обман, – ага, уперся – ну, попался! Так! Тут же, с поворотом, снова вперед и вверх. Обманный взмах левой рукой: думаешь, в морду дам тебе? Нет, я правой рукой – да за галстук тебя! Хреново дышать стало, скажи? Не можешь сказать, захрипел? Это правильно! Теперь между рыжим в сапогах и мешком с поросятами, прижавшись боком к сенокосилке. Есть! Проход вперед с подныривающим полупируэтом. Нечаянно будто выбить ей сумку из рук! Как только нагнется за ней – коленом в лицо – такой удар очумляет наклонившихся женщин – и тут же прыгать через ее спину. Перекатом! Отлично! Блеск! Заодно левой в глаз старику... Не лезь вперед батьки, дедушка... Вот же засранец! Встречный удар! Не уклоняться – все равно некуда! Наоборот – вперед лицом, на» встречу летящему кулаку и чуть-чуть в сторону – в последнюю долю секунды! Ага! Есть! Удар, предназначавшийся тебе, достался этой квашне с грудничком: заквакал за спиной – ну, ясно! Лихо! Присесть! Присесть! Подставить свой лоб под кулак – об кость – скользнуло – жаль! Он размозжил себе всего один сустав указательного. Пригнись, пригнись: вот дура – каблуком бьет, в глаз шпилькой норовит. Используй это: она на одном каблуке – хромая, считай. Подбить, подножку-под ту ногу, что пока обутая, на шпильке, она длиннее, эта нога, она опорная – мадам не устоит... Упала. Хорошо! Быстро наступи ей на лицо, пока ее затылок прижат к земле – лицо хороший упор для толчковой ноги, только если затылок вжат в землю – устойчиво голова лежит! Нет-нет, тебе уже не встать – тебя теперь затопчут земляки. Согнись, на корточки почти. Годится! Распрямиться пружиной – уже на полшага ближе к дверям автобуса! Прыгать, прыгать на носках – ему будет тогда не ясно, какая нога при ударе окажется толчковой. Взмах правой. Нет, это снова обман... Удар-то на самом деле коленом в пах! Согнуться бы тебе, конечно – жаль, что сдавили тебя – не согнешься. На еще! И тебе немножко... Чуть-чуть. Что встала – загораживать?! А если ущипнуть за жопу? Не нравится? Ну не визжи. Отваливай направо. А этому целить в центр. В самое хрюкало. Есть!..Ах, ты буркалы выдавливать?! А за губу тебя если, за верхнюю? Знаю, что очень больно! Уздечку порвать. Будешь помнить. Назад, быстро! Откинуться на застрявшего, на упавшего – встать! Справа, слева сейчас поднапрут – тут же в клинч. Середина заскользит, как между стенок, а мы тут в двери, в самый центр! Только бы правильно упреждение рассчитать. Три – нет-нет – два с половиной корпуса... Пусть сама толпа несет. На полсекунды можно ноги подогнуть, так сжали, что зависнешь, отдохнешь... Все, хватит! Грунт, упор. Всей плоскостью обеих ступней. На старт, толчок! Время как будто остановилось. Вон он, впереди – моргает... Глаз полузакрыт. Старуха поднесла уголок платка к разбитой губе, да так и замерла, застыла... Памятник – и только! Вот и она – брешь! Раскрылся на миллисекунду тончайший лаз – вот, прямо – между телогрейкой и ватником. Ну-ка: теперь – с силой туда! Не думать о теле. Ты – штопор! Ты – сталь! Ты пройдешь легко: как холодное шило в кусок раскаленного маргарина. То есть наоборот. Играть всеми мышцами. Расслабиться. Обманку... Затяжку на колготки ей – а ну-ка! – ага – «ах!» – все, наклонилась, сука, к чулкам, деблокировала директрису, открыла направление. С визгом! Еще! А ну! Ну, еще чуть-чуть!

Ему почти удалось раскаленным шнуром пробуравить толпу с налета, но тут он, налетев на массивного пассажира, везущего дверной проем и два оконных блока, затормозил на полсекунды, скинул темп.

Эта задержка его погубила.

– Что ж ты прешь-то как танк, людей давишь? – спросил Власова милиционер, выволакивая его из толпы – позорней некуда – за шиворот.

Милиционер обладал совсем не высоким званием – рядовой.

– Вот наглый-то! – рядовой мотнул Власова за шкирку, прочь – столь грубо и размашисто, что Власов еле устоял.

– Еще полезешь, – упадешь! – пригрозил милиционер. – По роже вижу, что не наш, не вологодский...Хам!

Власов молча, решительно выхватил из нагрудного кармана служебное удостоверение, ткнул рядовому под нос:

– На!

Милиционер взял аккуратно документ:

– Ого! Российская прокуратура! Старший следователь по особо важным делам, – он читал старательно, шевеля от усердия губами и бровями: – Птица-а-а...

– Сейчас же обеспечь мою посадку!

– Сейчас обеспечу! Посадку... – милиционер махнул куда-то вбок – призывно – и тут же на полшага отступил от Власова.

В ту же секунду два амбала в гражданском с красными повязками на рукавах скрутили Власова так, что он заорал благим матом на весь автовокзал.

– Тпр-р-ру!! – скомандовал им рядовой, а Власову, качая перед его носом его же удостовереньем, пояснил: – Такие вот, особо важные, прокуроры-триколоры, они, знаешь, обычно ведь на черных «Волгах» ездят.

– Естественно! – ответил Власов. – Когда охотиться и отдыхать.

– А ты куда намылился? – равнодушно поинтересовался рядовой и зевнул прямо в лицо Власову, даже не прикрывая рукой рта. – Тоже ж, нябось-ить, на охоту? Вчерась за рекой магазин-то ограбили – охотнички, как ты, гляжу.

– Я еду по делу! Не на охоту, а по делу!

– Что ж ты, раз по делу, да и с самой Москвы, машинку-то себе не заказал? А, деловой?

– Да потому что когда по делу, так сроду нет у вас бензина, шоферов, желанья, то да се... Только на пьянки горазды!

– А, говоришь – на пьянки мы только горазды? Лады! Давай его, братцы, в дежурку! Посмотришь сейчас, как у нас работают! Может, и сам работать научишься. Проверим сейчас твой фальшивый документ: у нас узнаешь «то да се»!

– Я точно старший следователь!

– Так что волнуешься?! Сам порядок, значит, знаешь! Начальству будешь качать права, понял?! Ефрейтор Елкин вот придет после обеда – по-свойски с тобою и разберется... Что говоришь? Телефон тебе? Сейчас получишь «телефон» – дождешься!

Иван Петрович Калачев сам пришел в камеру к Белову.

– Доброе утро!

– Здравствуйте.

– Вот, проходил здесь мимо и зашел спросить: вот эта вещь – не ваша ли? – Калачев взял висевшую у него через локоть штормовку Белова и показал ее со всех сторон...

Это была та самая штормовка, которую Белов отдал бомжу в милиции в обмен на длинное бомжовское пальто.

– Моя.

– Ну, разумеется! Мои ребята случайно, можно сказать, выловили ее на Москворецком рынке, как раз когда новый хозяин втюхивал ее за три бутылки.

– Так... Но я оценил бы ее дороже.

– И не ее одну, кстати.

– Простите? Я что-то не улавливаю...

– Так она же еще и с часами!

– Что – «с часами»? Я вас не понимаю.

– Да вот – часы. В нелепом месте: в кармане, на груди, в наружном. Бомж утверждает, что они, часы-то эти, не его. А были здесь, в штормовке. Я ему поверил. Действительно, на них есть надпись: «Тренихину Б. Ф. за подготовку XIX городской партконференции. – Переславль-Залесский. 1986»