В руководстве страны прекрасно видели, что происходит, но эффективных мер для нормализации положения не принимали. Некоторые из тех, кто оказался у власти, поняли, что ситуацию можно использовать и в личных интересах. Одни начали сами приобретать акции богатеющих компаний и получать часть их прибыли; другие - брать большие взятки за предоставление законного или незаконного доступа к источникам обогащения. Фактические доходы многих руководителей стали несоизмеримо выше их должностных окладов. Понятно, что отказываться от таких доходов им не хотелось. Система стала устойчивой.
В стране быстро меняются нравственные ориентиры. Основным приводным механизмом становятся деньги. К тем, кто владеет большими деньгами, постепенно переходит реальная власть. С оглядкой на этих людей пишут законы и указы. От них зависят средства массовой информации. В соответствии с их запросами в стране создается особый мир дорогого сервиса и буйных развлечений. Новые богачи - люди, как правило, невысокого интеллекта, поэтому культурный уровень общественной жизни стал быстро падать. Вместе с тем люди, которые в нормальной стране являются лидерами прогресса и оказывают самое сильное влияние на духовное развитие нации, - деятели культуры, науки, образования в новой России оказались невостребованными. Часть из них уехали, а оставшиеся не имеют нормальных условий для работы и даже средств для достойного существования.
Сложилась парадоксальная ситуация. Казалось бы, произошли демократические перемены. Народ получил возможность говорить то, что он думает; выбирать в руководство страны того, кого он считает нужным. Но руководители, которых сейчас избирает народ, заботятся о своем народе меньше тех, кто был у власти раньше.
Партийное руководство Советского Союза, хотя и удерживало власть силой, тем не менее стремилось демонстрировать свою состоятельность. Оно добивалось того, чтобы в стране не было безработицы, поддерживался общественный порядок, существовали планы развития экономики. Теперь с решением социальных вопросов дела обстоят значительно хуже, а что касается планов развития или хотя бы планов совершенствования законодательства, которые вселяли бы надежду на будущее улучшение ситуации, то народ о них ничего не знает.
Сейчас почти никто не берется предсказывать, как будут развиваться события. Большинство сходится во мнении, что переходный процесс затянется надолго, и прежде чем страна встанет на устойчивый путь, пройдут десятилетия. Нужно время, чтобы люди психологически освоились с новой ситуацией. После этого появится нормальное законодательство и на его основе - нормальное развитие.
Покинув вуз, я поступил на работу в российское отделение компании IBM - крупнейшей международной компьютерной корпорации. Я занимался вопросами, связанными с организацией производства компьютеров IBM на российских заводах. В этой работе мне приходилось одновременно иметь дело с представителями российского и западного делового мира, и я видел, насколько разные у нас подходы к жизни. Я бы сказал, разные культуры. В данном случае, говоря о культуре, я имею в виду не объем знаний и не умение себя вести в обществе, а то, в каких условиях люди приучены жить. В этом смысле понятие культуры людей перекликается с понятием культуры растений. Нельзя говорить, что одна культура лучше, а другая хуже; они просто разные. И так же как для акклиматизации растений нужно время, соизмеримое с периодом их вегетации, для перестройки людей, то есть для смены культуры, по-видимому, потребуется время, сопоставимое с жизнью целого поколения.
Видно, каждому поколению в нашей стране суждено переживать какие-то потрясения. Нашим прародителям пришлось пережить революцию, приведшую к власти малокультурных жестоких людей, и стать жертвами деспотизма. Родители были свидетелями и жертвами второй мировой войны, которая унесла десятки миллионов жизней. А нам преподнесли подарок новоявленные демократы. Они сломали тоталитарную политическую систему в стране, но по своей неопытности одновременно разрушили нравственные и экономические основы жизни народа.
Развитие остановить нельзя. Цивилизованная жизнь в России настанет, и, наверное, ее время не за горами. Культурные ценности вновь обретут свою притягательную силу. Я сейчас искренне завидую тем, кто в эту жизнь войдет.
Завершая воспоминания
Вспоминая эпизоды прожитого, я невольно задумался над тем, как любопытно устроена наша память. В ее лабиринтах чувствуешь себя, словно в библиотеке. Будто книгу выбираешь. Останавливаешь свой выбор на чем-то, и память услужливо предлагает много фрагментов (глав), а потом детально воспроизводит то, что тебя особо заинтересовало. Наверное, когда люди начинали писать книги и, потом, когда создавали программное обеспечение для компьютеров, они придерживались той же структурной логики, по которой организована их собственная память.
Я «прочитывал» наугад одну «главу» за другой и видел, что каждая из них довольно объемна. Настолько, что зачастую не хотелось читать их полностью. Большинство я вообще не открывал. Иногда потому, что они мне казались неинтересными, а иногда просто не хотелось второй раз переживать что-то неприятное. И с таким непростым багажом живет каждый. Доступа в тайники памяти нет никому, кроме владельца. А он открывает для других лишь ту их часть, которую считает нужным. Наверное, это правильно - слишком много там сугубо личного.
Но память удержала не все. В ней нет многих имен, и события, протекавшие однообразно, сохранились лишь в виде общих зарисовок. Зато эпизоды, которые вызывали много душевных переживаний, запечатлелись очень подробно, и вспоминать их приятно. Это хорошее свойство памяти, потому что эмоции сопровождают самую интересную, самую яркую часть жизни. И не только сопровождают. Они играют в ней очень важную роль. Без них не может быть дерзаний, настоящего творчества, больших результатов. Я вспоминаю, как эмоционален был Королев. Могу представить себе, какую гамму чувств испытывает композитор, когда в его голове рождается симфония, или физик, приступая к экспериментам по термоядерному синтезу? А как эмоционально напряжен летчик, поднимающий первый раз в небо самолет? Чувства увлекают человека и управляют им.
Я заглянул в свое детство и попытался понять, почему моя жизнь стала такой, какой она стала. Ответа на этот вопрос я не нашел. Помню, что меня всегда тянуло к людям, которые умеют что-то делать. И всюду у меня были кумиры. Я их уважал, у них учился, ориентируясь на них, строил свою жизнь. Удачной ли она получилась? Однозначно ответить трудно. Все зависит от того, с чем сравнивать.
Я часто думаю о судьбе моего отца. Мне не довелось с ним жить, и я знаю о нем только по маминым рассказам. Он получил высшее образование, начал работать и подавал большие надежды. Был по доносу арестован как враг народа и отправлен в лагерь. Четверть жизни провел в заключении. Когда изменилась обстановка в стране, его освободили в связи с отсутствием состава преступления. Снова ринулся в активную жизнь, наверстывая упущенное, стал доктором наук. Но скоро начались болезни, и жизнь оборвалась. Если сравнивать с его судьбой мою, конечно, она несопоставимо более удачна.
Но, наверное, с предыдущим поколением нас сравнивать нельзя. Оно жило в жестокое время, когда руководство страны массово уничтожало собственный народ.
Мне повезло, что в годы репрессий я был молодым и не представлял потенциальной опасности для режима. Но я отчетливо помню то время, когда люди боялись друг друга, боялись доносов. Помню, как мальчишки во дворе по секрету шептали: «Ночью Юркиного отца арестовали...» или «Дядю Федю посадили...». Слава Хрущеву, что он с этим покончил!
Война меня не очень задела. Когда она началась, мне было почти семь, когда закончилась - одиннадцать. Я, конечно, не понимал всего трагизма происходившего. Просто жил в тех условиях, которые были, и не задумывался над тем, что все могло быть совсем по-другому. Это теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что военные годы многого меня лишили. Но они и многому научили. В памяти военный период сохранился хорошо. Помню, как наш детский сад неожиданно эвакуировали. Видимо, неудачно, потому что рядом с ним вскоре появились пушки и начали стрелять. За нами спешно примчались родители и увезли по домам. Ехали в Москву на машине в полной темноте, фары включать запрещалось. Нас много раз останавливали какие-то военные с автоматами и проверяли документы в свете карманных фонариков. В Москве тоже было абсолютно темно. Когда вошли в комнату, я увидел, что окна занавешены темно-синими бумажными шторами. Понял, почему так темно на улице. Потом была учебная тревога. Нас неожиданно ночью разбудили и попросили быстро выйти из дома. Через несколько дней начались настоящие тревоги. Бомбили каждый день и каждую ночь по нескольку раз. Между бомбежками мы с ребятами развлекались тем, что собирали осколки снарядов и соревновались в том, кто наберет больше.