— Вы будете рады услышать, что вашего сына нигде не обнаружили, — сказал Бригадир СС.

— Я рад, — громко сказал генерал-майор Север. — Ему не стоит встречаться с вашим братом.

Сержант Север услышал и обрадовался: отец знал, где он. Генерал-майор одновременно отдавал ему приказ и благословлял на уже предпринятые и будущие действия.

— Но мы его поймаем, — сказал Бригадир СС. — И, когда поймаем, он ответит за все.

— Посмотрим, — сказал отец сержанта.

Снова хлопнула калитка. На улице показалась шпионка Альма.

— Его нигде нет, — крикнула она.

— Он не мог далеко уйти, — ответил Бригадир СС. — Я подключу еще пару человек А вы продолжайте поиски.

Шпионка Альма вернулась в сад, притворив за собой калитку.

Лежа под эсэсовской машиной, сержант Север слушал, как Бригадир СС отдает приказ по рации. Смысл его был весьма прост «Немедленно пришлите подкрепление». После чего Бригадир СС вышел из машины. Дверцу со стороны водителя он оставил открытой. Его блестящие сапоги находились всего в нескольких дюймах от лица сержанта Севера. Судя по всему, эсэсовец оглядывал местность и растерянно чесал затылок Коварный противник провел его. Запахло серой, на обледеневший асфальт упала спичка и запрыгала в направлении сержанта Севера. Теперь запахло и табаком. Одно ужасное мгновение сержант Север думал, что Бригадир встанет на колени и заглянет под машину. Но вместо этого эсэсовец снова заговорил с генерал-майором:

— Полагаю, нет смысла спрашивать вас, куда, по вашему мнению, он мог уйти?

Сержант Север с гордостью выслушал ответ вышестоящего офицера:

— Нет.

— Я так и думал, — сказал Бригадир.

Из калитки опять вышла шпионка Альма.

— По-моему, искать больше негде, — крикнула она.

— Сарай проверили? — крикнул Бригадир.

— Конечно, проверила, — крикнула она в ответ.

Шпионка Альма направилась к машине. Поскольку вероятность, что его заметят, была невелика, сержант Север не двинулся с места. Бригадир СС бросил сигарету, раздавил ее каблуком и сел в машину. Шпионка Альма обогнула машину, открыла дверцу и села на переднее сиденье со стороны пассажира. Двигатель заработал. Север заерзал, сдвигаясь назад, пока его голова не высунулась из-под заднего бампера. Он почти не сомневался, что Бригадир СС поедет вперед. Но имелась и вероятность, что он выполнит разворот в три приема. В этом случае с сержантом Севером будет покончено. Выхлопная труба выбрасывала ядовитые газы в нескольких дюймах над головой сержанта. Он услышал скрип ручника. Отец в машине ничем не выдал своего волнения. Получилось. Машина плавно тронулась прямо в направлении Костыльной улицы. Сержант Север почувствовал, как она прошла над ним, словно грозовое облако, за которым скрывалось солнце. Он откатился в кювет. На перекрестке гестаповский автомобиль включил сигнал левого поворота, свернул, набрал скорость и скрылся. Сержант Север встал и отряхнулся.

— Эндрю! — раздался изумленный возглас. Это была мать Севера. Она вышла из дома, чтобы посмотреть вслед машине, увозящей ее мужа, которого, быть может, она никогда больше не увидит. Сержант Север пришел в смятение. Мать подбежала к нему.

— Ты был под машиной, — сказала она.

— Я должен бежать, — ответил сержант Север.

— Никогда больше так не делай, — сказала мать. — И ты ведь вылез из окна?

— Я ухожу, — сказал сержант Север. — Ты никому не должна говорить, что видела меня.

— Нет, ты не уходишь, — возразила мать. — Ты немедленно возвращаешься в дом.

И тогда сержант Север поступил так, как поступил бы всякий преданный и послушный сын, — он повернулся и побежал со всех ног. Я должен уточнить, что имею в виду преданного и послушного сына Королевского Британского Содружества и империи. Ибо часто наш долг перед родителями, сколь бы священным он ни был, бывает отодвинут в сторону долгом перед землей, взрастившей нас, перед нацией, воспитавшей нас, перед цивилизацией, давшей нам знание и народом, который сформировал нашу душу. Пренебрежение этим святым долгом является вдвойне предательством по сравнению с неисполнением сыновнего долга.

— Вернись! — крикнула мать, не понимая, что высшее послушание требует от ее сына этого видимого непослушания. Но крикнула она не очень громко, и ее зов — ее призыв, — раз вымолвленный, больше не повторился. Она почувствовала себя покинутой, как и многие добрые матери, что глядели вслед своим сыновьям, уходившим на Войну, уходившим, быть может, на смерть или, в лучшем случае, навстречу самой большой неизвестности, какая когда-либо открывалась перед ними.

И быть может, сержант Север потому не оглянулся, что хотел скрыть от этой женщины слезы, которые стояли в его собственных глазах?

Она сделала единственный шаг в направлении, куда устремился ее сын, — шаг отчаяния и тоски по младенцу, который не умел ходить, по малышу, который не мог никуда убежать. Затем она повернулась и ушла в опустевший дом, где постыдно протянула руку к телефону. Ее слезы, пусть и искренние, не должны ослабить силу нашего проклятия. Матери французских партизан редко проявляли такое рвение к сотрудничеству с врагом. Да и женщины Сталинграда были созданы из более крепкого материала.

Сержант Север бежал по Гравийной дороге мимо церковного кладбища. На бегу он думал. Если он ускорится, то сумеет опередить эсэсовцев и первым окажется у дома младшего лейтенанта Юга. И тогда он сможет помешать схватить соратника. Сержант Север немного сбавил темп, дабы не выдохнуться до Домика Егеря.

Тем временем я сидел в комнате ожидания Главной камеры пыток Эмплвикского лагеря для интернированных. Меня охраняли люди из гестапо. Мы молчали. Неопытный эсэсовец оставил слабые попытки вытянуть из меня информацию. Один раз я уже использовал стандартный прием и попросился в уборную. Но конвой был такой неусыпный, что бегство через пожарную дверь в кабинете рисования оказалось невозможным. Но офицер СС почему-то не обыскал меня, и потому вооружение по-прежнему находилось при мне — в том числе и финка. Когда меня вели из уборной в камеру ожидания, я подумывал о том, чтобы запрыгнуть сзади на эсэсовца и перерезать ему горло. Но я благоразумно решил подождать благоприятного момента. Это, однако, не означает, что в будущем, если того потребуют обстоятельства, я не убью с удовольствием одного или всех своих охранников.

Двигая только глазами, я осмотрелся. Я выискивал возможности, слабости. Дверь в одном конце длинной, завешенной коричневыми коврами комнате вела в Главную камеру пыток, а дверь в другом конце выходила в коридор. В комнате имелось семь стульев: три вдоль одной стены, четыре вдоль другой. Место четвертого стула у первой стены занимал низкий столик, на котором аккуратными стопками лежали классные журналы. На среднем из трех стульев сидел офицер СС. Я расположился на последнем из четырех стульев — на стуле, ближайшем к двери в Камеру пыток. Я слышал сквозь дверь, как Главная Мучительница звонит по телефону и отвечает на звонки. К сожалению, она редко повышала голос и мне не удавалось разобрать что-нибудь ценное. Но один раз она почти завопила, и я отчетливо расслышал: «Так где же он тогда?» Этот выкрик позволял предположить, что вражеская операция протекала неидеально, что вселило в меня немалую надежду. Я выпрямился на стуле и стал ждать развития событий.

И вот эту стабильную ситуацию нарушил новый фактор, точнее, группа факторов: Миранда. От меня не укрылась преднамеренная хитрость данного хода, пусть то была хитрость презренно низкого порядка. Лицо, или лица, впихнувшие Миранду в комнату в сопровождении лишь сонной мелкой сошки (капрал Восток подозревал здесь руку шпионки Альмы), явно надеялись вывести меня из равновесия. Но я так просто не поддаюсь. Горестный и не лишенный меланхолии взгляд — вот и все, чем я поначалу позволил себе обменяться с Мирандой. Миранда села на первый из четырех стульев, на самый дальний от меня стул. Долгое молчание продолжалось.

— Ты ведь понимаешь, — наконец сказала Миранда. (Она надеялась, что я заговорю первым. Вполне даже возможно, что ей приказали ждать, когда я заговорю.) — Я должна была им сказать. Если бы я не сказала, случилось бы что-нибудь ужасное.